Прикрыла глаза и вновь, в который раз, увидела бескровное лицо сына. Как только у нее не разорвалось сердце. Игорь, ее единственный, любимый, красивый, самое дорогое существо на белом свете, герой афганской войны, которым она так гордилась, лежал в тюремной больнице, и жизнь его висела на волоске. Все происшедшее не укладывалось в голове. Он был ранен не на войне, защищая обездоленных, а при попытке убить женщин и потом сбежать за границу. Теперь он умирал закоренелым преступником, бандитом, изгоем общества. Лагерное начальство не скрывало своего презрения: «Ну ты, мать, видно, хороша, воспитала закоренелого бандюгу, урку!» – жестоко сказал начальник колонии.
Пересилив себя, Галина Ивановна встала, мельком взглянула в зеркало, нашла силы слегка припудрить заплаканное лицо, подсела к столу. Прибегнула к единственному верному способу забыться на время: окунуться в расчеты своего нового детища – поворотного стенда разливочной машины. Идея, блеснувшая совсем недавно тусклой звездочкой, постепенно зрела. Теперь уже не в контурах, не в тумане отчетливо разглядела этот будущий чудо-стенд. Идея была простой и гениальной. Раньше с помощью обычного поворотного устройства ковши подавались под непрерывную разливку металла с определенными интервалами. Посему термин «непрерывная» разливка был чисто условным, а теперь скорость подачи ковша под разливку ускорится примерно втрое, горячий металл не будет «киснуть», следовательно, резко возрастет качество старососненской стали. Какие бы бури ни бушевали над Россией, металл был и останется основой ее могущества. Политики передерутся и угомонятся, а она… она представила, какая сенсация грянет в металлургическом мире. И, торопясь, боясь, что ее прервут, стала перечерчивать схему поворотно-приемного устройства кристаллизатора, машинально протянула руку к телефону, услышав очередной звонок.
– Галина Ивановна! Галка! Ты, оказывается, прилетела! – Разинков, ее генеральный директор, всемогущий человек, член правительства, депутат, Герой и т. д., наверное, собственную мать столь радостно и ласково никогда не встречал. Его голос словно встряхнул Галину, вернул к жизни. Почему она раньше не снимала трубку? Ведь именно этот звонок был ей так необходим.
– Сегодня утром прилетела. – Поймала себя на мысли, мол, мог бы догадаться подослать машину. – А что у нас нового?
– Комбинат дышит под моей твердой дланью, – Разинков хохотнул. – Иные заводы давным-давно банкроты, а мы с тобой… Слава Богу, что не задержалась. Послезавтра нам с тобой, дорогая моя, нужно быть в Москве, в Кремле.
– В Кремле? – Галина Ивановна в заботах и разочарованиях совсем забыла о том, что им предстояло лететь в Америку.
– В Кремле, в Кремле, а потом и в Белом доме. Галина, ты отдыхай, а через два часа я подошлю машину, кати прямо ко мне на дачу, там наметим детали поездки. А пока… Я очень спешу. Встреча со стипендиатами ООН. Договорились?
– Александр Михайлович! – нашла в себе силы выговорить Галина Ивановна. – На дачу к тебе я сегодня не поеду.
– Объясни, почему?
– У меня плохо с сыном…
– О, извини меня, дурака! – виновато проговорил Разинков. – Совсем зарапортовался, даже не спросил. Прости! Сама найдешь меня, когда сможешь. – Осторожно положил трубку на рычаг.
Галина Ивановна чуточку оттаяла после разговора. Она налила в чашку холодного чая, плеснула туда коньяка, стала пить маленькими глотками. Вспомнила, что еще не звонила маме Зине. Однако вспомнила, что нынче воскресенье, она наверняка в церкви. Как-то сразу и неожиданно превратилась заядлая коммунистка и атеистка в верующую, словно принялась запоздало наверстывать упущенное. Как это она говорила перед полетом: «Господь Бог внимательно следит за каждым из нас, от него никто и ничто не укроется.
Достойных он освобождает от страшного греха – неверия, рассеивает страхи и сомнения». Справедливые слова. Вот и она, Галина Русич, во время полета вдруг поймала себя на мысли, что хорошо бы их самолет взорвался в воздухе, чтобы не возвращаться в родной город, где каждый будет расспрашивать о сыне. Была в полном отчаянии, а вот позвонил Разинков, и просветлел горизонт. Жизнь пока продолжается. Впереди удивительная поездка с близким человеком в Америку, где их ждут приемы на высшем уровне. Удивительно подвезло, что Разинкова как земляка пригласил в состав делегации Михаил Сергеевич Горбачев, человек, которого в России бьют справа и слева, но продолжают высоко ценить на Западе и в Штатах как человека, осмелившегося занести топор над гидрой коммунизма. И еще она вспомнила страшный край, где живет уголовная братия, и даже две строчки, мимолетно услышанные в зоне:
И поезд тронул и канул в тьму.
Дорога наша на Колыму.
Галина Ивановна вздрогнула, заслышав скрежет ключа в замке. Ключ от квартиры был только у двух человек в Старососненске. У нее и… Дверь открывалась, как ей показалось, очень медленно, целую вечность. На пороге появился ее бывший муж. Галина Ивановна удивилась и обрадовалась, хотела спросить, откуда у Русича ключ, но он уже обнимал ее вздрагивающие плечи. Давно они не общались, изредка переговариваясь по телефону, говорили в основном о сыне. Конечно, Русич знал, куда она ездила. Казалось, между ними все кончено, возврата быть не может. Наверное, так оно и было, но… Галина Ивановна, освободясь от невидимых пут, позволяла Русичу обнимать, целовать и утешать ее, отлично понимая, что Русич делает это не под влиянием вновь вспыхнувшей любви, просто желает утешить, разделить горе.
– Ты вся дрожишь? – Русич крепко держал Галину Ивановну за плечи. – Успокойся, к сожалению, многое в жизни нельзя переиграть.
Она ничего не ответила. Хорошо, что Русич не догадался, как нужны ей были эти нежные прикосновения человека, с которым рассталась по глупости, они словно бальзамом смазали раны, расслабили закаменевшее сердце.
– Слушай, Алексей, – нашла в себе силы пошутить, – а ты, оказывается, все еще в состоянии околдовать женщину. Прошу тебя, не стремись к старому, отпусти меня. Что ты делаешь, дурачок? – Тут же затихла на сильных руках бывшего мужа, давно знала: из его объятий теперь не вырваться.
Потом, открыв окно, впустив в комнату прохладный освежающий воздух, они пили чай, тихо, как прежде, переговаривались. Галина подробно поведала Русичу о трагедии, главным героем которой стал их сын Игорь. Не выдержала, разрыдалась, плечи женщины затряслись как в лихорадке. Не узнавала сама себя: во всем металлургическом мире ее звали «стальной леди», приписывали различные поступки и суждения, исключая одно. Ее не считали женщиной. Лишь Русич не утешал, лишь гладил и гладил ладонью ее блестящие, без единой сединки волосы.
Договорились о том, что тяжкий крест будут нести одни, не расскажут всей правды никому. Даже маме Зине, даже Булатову.
– Как замечательно, что мы с тобой встретились, – признался Русич. Его тонкое лицо, окаймленное седеющими бакенбардами, светилось тихой радостью. – Сколько бед нам судьбой уготовано, никто не знает, а на двоих и горе – полгоря.
– Знаешь, Алексей, я днями еду в Америку! – неожиданно для себя призналась Галина. Наверное, настала пора вновь поставить их взаимоотношения на прежний уровень. Ее ждет Разинков, человек, который прочно вошел в ее жизнь.
– В командировку? Меня не возьмешь?
– На сей раз ты будешь действительно лишним. – Галина Ивановна замешкалась, раздумывая, говорить Алексею правду или смолчать. – Еду с правительственной делегацией, которую возглавляет Горбачев.