Шеф наливал себе кофе.
– Мой информатор говорит, что старика забили до смерти. У него есть приятель, занимающийся неопознанными трупами. Он заметил на стене рисунок и сделал сравнение. В заключении о смерти говорится, что старик около недели пролежал в лесу, прежде чем его нашли.
– И когда это было?
Филдс просмотрел записи, которые он сделал сразу же после разговора в баре «Карусель».
– Двадцать четвёртого июля.
– Итак, убит приблизительно семнадцатого или восемнадцатого. На следующий день после того, когда он бросил папку в машину Селии Стоун. В тот день, когда я вылетел в Лондон. Эти парни не теряют попусту время.
– Какие парни?
– Такие! Ставлю миллион фунтов против пинты жидкого пива, что убийцы – из команды этого мерзавца Гришина.
– Шефа личной службы безопасности Комарова?
– Можно и так сказать, – заметил Макдоналд. – Ты видел когда‑нибудь его досье?
– Нет.
– А надо бы… Бывший следователь Второго главного управления. По уши в крови.
– Если его избивали в наказание и в конце концов убили, то кто же этот человек? – спросил Филдс.
Макдоналд смотрел в окно, где на другом берегу реки стоял Кремль.
– Вероятно, он и есть вор.
– Но как же такой старый бродяга получил эту папку?
– Могу только предположить, что он был каким‑то незаметным служащим, которому повезло. Правда, если учесть, как обернулось дело, то ему страшно не повезло. Знаешь, я действительно думаю, что твоему другу из милиции предстоит заработать очень жирный кусок.
Буэнос‑Айрес, июнь 1987 года
Первым, кто заподозрил, что у Валерия Юрьевича Круглова из советского посольства может найтись слабое место, оказался способный молодой агент резидентуры ЦРУ в аргентинской столице. Шеф американского отделения проконсультировался в Лэнгли.
В латиноамериканском отделе имелось на него досье, заведённое, когда в середине семидесятых годов Круглов получил назначение в Мехико. О нём было известно, что он русский эксперт по Латинской Америке, за двадцать лет работы в Министерстве иностранных дел имел три подобных назначения. Из‑за его внешнего дружелюбия и общительности в досье включили сведения о его карьере.
Валерий Круглов родился в 1944 году. Сын дипломата, тоже специалиста по Латинской Америке. Под влиянием отца поступил в престижный институт международных отношений, МГИ МО, где изучал испанский и английский языки. Учился там с 1961 по 1966 год. После окончания его дважды назначали на работу в Южную Америку: в Колумбию, ещё совсем молодым, затем в Мехико, через десять лет, а после этого он вновь появился в Буэнос‑Айресе в должности первого секретаря.
ЦРУ было убеждено, что он не сотрудник КГБ, а «чистый» дипломат. Его биография была биографией довольно либерального, возможно, прозападного русского, а не стандартного твердолобого «хомо советикус». Причиной внимания к нему летом 1987 года послужил разговор с аргентинским чиновником, переданный американцам, в котором Круглов рассказал, что скоро возвращается в Москву, никогда больше не выедет за границу и его образ жизни резко изменится.
Поскольку он был русским, сигнал также касался и отдела СВ, н Гарри Гонт предложил, чтобы с Кругловым встретилось новое лицо, например, Джейсон Монк, поскольку он говорит по‑испански и по‑русски.
Задание оказалось довольно лёгким. У Круглова оставался всего один месяц. Как говорится, или сейчас, или никогда.
После фолклендской войны прошло пять лет, в Аргентине была восстановлена демократия, и Буэнос‑Айрес стал свободным городом, в котором американскому «бизнесмену», ухаживающему за девушкой из американского посольства, было нетрудно встретиться с Кругловым на приёме.
Монк постарался, чтобы они понравились друг другу, и предложил пообедать вместе.
Русскому, который, будучи первым секретарём, пользовался почти полной независимостью от своего посла и КГБ, идея пообедать с кем‑то не из дипломатического круга понравилась. За обедом Монк воспользовался некоторыми фактами из действительной истории жизни его бывшей учительницы французского языка миссис Брейди. Он рассказал, что его мать работала переводчицей во время войны, после паления Берлина встретила молодого американского офицера и влюбилась в него. Нарушив все законы, они сбежали и поженились на Западе. Таким образом, в родном доме Монк научился говорить по‑английски и по‑русски одинаково хорошо. После этого они перешли на русский. Это обрадовало Круглова. Его испанский был превосходен, но по‑английски он говорил с трудом.
Через две недели выяснилась главная проблема Круглова. В свои сорок три года, разведённый, но с двумя детьми‑подростками, он всё ещё жил в одной квартире со своими родителями. Если бы у него была сумма, близкая к двадцати тысячам долларов, он смог бы купить маленькую квартирку для себя. В качестве богатого игрока в поло, приехавшего в Аргентину присмотреть новых пони, Монк был бы рад одолжить эти деньги своему новому другу.
Шеф отделения предложил сфотографировать передачу денег, но Монк возражал.
– Шантаж здесь не годится. Он или придёт добровольно, или не придёт вообще.
Дальнейшую разработку Круглова Монк стал вести под флагом сбора информации против поджигателей войны. Михаил Горбачёв, отметил он, пользуется огромной популярностью в Штатах. Это Круглов уже знал, и ему это было приятно. Во многом он являлся человеком Горбачёва.
Горби, предположил Монк, искренне старается остановить производство вооружения и установить мир и доверие между их народами. Беда в том, что до сих пор и на той и на другой стороне существуют окопавшиеся приверженцы «холодной войны», они есть даже в Министерстве иностранных дел СССР. Эти люди постараются саботировать процесс. Было бы необычайно полезно, если бы Круглов мог сообщать своему новому приятелю о том, что в действительности происходит в Москве, в Министерстве иностранных дел. К этому времени Круглов уже понял, с кем разговаривает, но ничем не выдал удивления.
Для Монка, у которого давно развилась страсть к спортивной рыбалке, это походило на вытягивание тунца, уже примирившегося с неизбежным. Круглов получил свои доллары и пакет со средствами связи. Подробные личные планы, положение и возможности должны сообщаться при помощи невидимых чернил в безобидных письмах, направляемых живому «почтовому ящику» в Восточном Берлине. Вещественные материалы – документы – должны фотографироваться и передаваться ЦРУ в Москве через один или два тайника, находящихся в городе.
Прощаясь, они обнялись.
– Не забудьте, Валерий, – сказал Монк. – Мы… нам… мы, хорошие ребята, выигрываем. Скоро все это глупое противостояние закончится, и мы поможем этому. Если когда‑нибудь я буду вам нужен, позовите – и я приду.
Круглов улетел домой в Москву, а Монк вернулся в Лэнгли.
* * *
– Это Борис. Я достал!
– Достал что?
– Фотографию. Снимок, который вы просили. Досье пришло обратно в отдел убийств. Я выбрал один из лучших в пачке. Глаза закрыты, так что выглядит не так уж страшно.
– Хорошо, Борис. Сейчас у меня в кармане конверт с пятьюстами фунтами. Но я попрошу вас сделать ещё кое‑что. Тогда конверт станет толще. В нём будет тысяча английских фунтов.
В телефонной будке у инспектора Новикова перехватило дыхание. Он не мог даже сосчитать, сколько сотен миллионов рублей стоит такой конверт. Уж конечно, побольше годовой зарплаты.
– Продолжайте.
– Я хочу, чтобы вы пошли к начальнику, отвечающему за весь персонал и всех сотрудников в штаб‑квартире СПС, и показали ему фотографию.