— Ура! Совсем забыл! У нас ведь дрессировщик жить будет. То ли кошек он дрессирует, то ли петухов, не знаю. И чего-то он долго не приходит. Спит, наверно. А это что за дядька? Откуда?
— Это и есть дрессировщик, — сказала Лёлишна, — и не кошек и не петухов, а львов. И жить он у вас не будет. Он уже у нас с дедушкой живёт.
— Не пугай ты меня! — взмолился Петька. — Самое мое честное слово: у нас он должен жить. Папка с мамкой в деревню уезжают, а комнату одну решили цирку сдать. Да чтоб дрессировщик и меня подрессировал немного.
— Он к вам и приходил, — объяснила Лёлишна. — А ты спал. И разбудить тебя не было никакой возможности. Мы и позвали его к себе.
Петька плюнул и сказал:
— За это мне тоже попадёт! Ещё как!
— Пойдём-ка отмываться, — предложила Лёлишна. — Придёшь домой чистенький, никто тебя ругать не будет.
— Ругать всё равно будут, — мрачно проговорил Петька. — Я один день ничегошеньки не делал, просто целый день на стуле просидел. И всё равно попало. Вот жизнь!
— Да, — согласилась Лёлишна, — нам тяжело.
— А тебе-то что? — удивился Петька. — Ты сама себе хозяйка. Мне бы так!
— Зато у меня есть дедушка, — грустно произнесла Лёлишна и даже вздохнула. — Ну идём. Будем тебя отмывать керосином.
— А за дрессировщика мне попадёт. — Петька плюнул. — Так попадёт, что… здорово попадёт, не беспокойся. А может, сменяемся? Ты мне дрессировщика отдашь, а я тебе что-нибудь интересное достану. А?
— Не говори глупостей, — сказала Лёлишна. — И не жалуйся. Иногда тебе попадает очень по заслугам.
Они поднялись по лестнице.
Дедушка открыл им дверь и сразу сообщил:
— Меня собираются положить в тюрьму или посадить в больницу. Дорогая Лёлечка, лучше тюрьма, чем больница.
— Будет так, как ты захочешь, — сказала Лёлишна.
И дедушка тут же успокоился.
— Давай отмывай меня, — заторопил Петька, — а то мне попадёт. И всю-то жизнь мне попадает! — с горечью вырвалось у него. — Вы даже себе представить не можете, что у меня за жизнь! Не жизнь, а сплошные попадания. Я уж сбежать хотел. Только не знаю — куда бежать. Ведь в школу придёшь — ругают, домой придёшь — ругают, спать ложишься — ругают, во сне спишь — знаю! — ругают, проснёшься — то же самое.
— Мне тоже часто попадает, — сказал дедушка, — только мне попадает в вежливой форме, а тебе, видимо, в грубой.
— Во всех формах, — Петька махнул рукой.
— А что мне говорить? — грустно спросила Лёлишна. — Меня вот никто не ругает. К сожалению, некому. Учтите вы, жалобщики, — она попыталась улыбнуться, — тем, кого ругают, конечно, плохо. Но ещё хуже тем, кто вынужден ругать.
Дедушка воскликнул:
— Ты сказала истину!
— И я могу сказать истину, — пробормотал Петька, — я сто истин могу сказать, и за каждую истину мне попадёт. Сусанна вот. Хуже она меня? А живёт она как? Тигра запросила. И получит! Вот у кого жизнь!
Петька говорил и говорил, а Лёлишна оттирала ему руки. Краска смывалась медленно.
— А что со штанами делать? — спросил он.
— Можно в химчистку отдать или порошком «Новость» попробовать.
— Это будет новость! — обрадовался Петька и стал сам оттирать краску.
А Лёлишна поставила на газовую плиту таз с водой и ушла искать порошок.
Пятым номером нашей программы — Виктор Мокроусов ловит тигренка
В город приехал цирк.
Ещё задолго до его приезда на рекламных щитах уже красовались яркие афиши.
Виктор каждый день любовался ими, особенно самой яркой.
А на самой яркой афише был нарисован наш знакомый Эдуард Иванович.
А рядом с ним — лев.
А пасть у льва оскалена.
А пасть — огромная.
Вот Виктору и хотелось крикнуть:
«С ГРУППОЙ ДРЕССИРОВАННЫХ ЛЬВОВ! С ГРУППОЙ ДРЕССИРОВАННЫХ ЛЬВОВ!»
Рядом — иллюзионист ГРИГОРИЙ РАКИТИН. (Иллюзионист — значит фокусник. Это тот самый человек, которому никто не верит.)
Воздушные гимнасты,
наездники,
жонглёры, акробаты-прыгуны, музыкальные эксцентрики — глаза разбегаются!
Так бы и стоял и смотрел бы хоть целый день!
Цирк приехал шапито!
Цирк приехал шапито!
И кричал бы на весь город:
Красота!
Красота! Красотушечка!
Шапито! Шапито! Шапитушечка!
А ещё интереснее взглянуть на сам цирк, пусть он и не работает пока.
Виктор туда — бегом.
Денег на трамвай у него не было, ездить зайцем от не привык, вот и топал пешком да бежал бегом.
Весело ему было.
До того весело, что он трамвай обогнал.
Потом его трамвай обогнал.
Красота! Красота! Красотушечка!
Шапито! Шапито! Шапитушечка!
(Здесь я должен обязательно сказать, что всё-таки хорошо быть невзрослым. Например, мальчишка может бежать по улице, и никто не удивится — беги себе на здоровье, только людей с ног не сбивай. А вот если я побегу по улице, да ещё по центральной… может быть, меня и не остановят, но все будут смотреть на меня и думать: что это с ним случилось? А милиционеры будут подозрительно косить глазами в мою сторону…)
А Виктор бежал да подпрыгивал.
Подпрыгивал да бежал.
Пока не увидел брезентовый купол.
Виктор ещё быстрей и — остановился.
Навстречу ему бежал
т и г р ё н о к.
ЖИВОЙ!
ПОЛОСАТЫЙ!
С ХВОСТОМ!
Бежал он спокойно, как собачонка. И по асфальту за ним тянулся поводок — как у собачонки.
Видимо, поэтому никто и не обращал на него особого внимания.
Только девчонки испуганно повизгивали.
Да кошки шипели, выгнув спины.
Тигрёнок бежал, не поднимая мордашки. Хвост его висел, почти касаясь асфальта.
Виктор остановился и ждал, когда зверёныш подбежит, а сам думал: «Что делать? Что должен делать смелый человек, увидев дикого зверя на улице? Поймать!»
И он схватил поводок.
А тигрёнок нисколько не удивился.
Он сел — ну, честное слово, как собачонка.
Даже облизывался.
Мальчик держал поводок и не знал, что делать дальше.
Так они и стояли.
Вернее, Виктор стоял, а тигрёнок сидел.
И все прохожие им улыбались. Они-то думали, что Виктор или сын дрессировщика, или сын директора зоопарка!
А ведь он не был сыном дрессировщика!
Он не был сыном директора зоопарка!
Первый раз в жизни он держал на поводке тигрёнка!
ЖИВОГО!
П О Л О С А Т О Г О!
С ХВОСТОМ!
А вокруг уже собирались любопытные, уже спрашивали:
— Чей зверь?
— Почему без намордника?
— Ну и молодёжь нынче пошла: кошки у них и то стиляги!
— Это тигр или что?
— Игрушечный он, может?
Тигрёнок забеспокоился, оскалил зубы и порыкивал.
Виктор потянул его за поводок в сторону цирка.
Зверёныш потянул в обратную сторону.
И — побежали.
Надо сказать, что скорее не мальчик вёл тигрёнка, а тигрёнок — мальчика.
Так они и бежали.
Встречные уступали им дорогу: кто — испуганно, кто — весело, кто — недовольно (смотря у кого какой характер).
Собаки поджимали хвосты и с визгом убегали.
Кошки шипели, выгнув спины и замерев на месте.
Девчонки, пискнув, прятались за киоски и мусорные тумбы.
Тигрёнок никого не боялся.
Ничего не боялся. Даже автомобилей.
И никому не уступал дорогу.
А Виктор боялся, как бы он не вырвался, и крепко сжимал поводок. Ещё больше он боялся, что их могут задержать. Ведь ясно, что зверёныш откуда-то сбежал и его сейчас ищут. И расставаться с ним жалко.
Тигрёнок рвался и рвался вперёд, словно знал адрес Виктора и торопился к нему в гости поесть чего-нибудь вкусненького.
Следующим номером нашей программы летающие штаны и дрррррака
Петькины штаны Лёлишна выстирала быстро.
— Сушить надо, — сказал он, — на ветру быстрее высохнут.
Он вышел на балкон и стал ими размахивать. Размахивал и приговаривал:
— Сохните, миленькие, сохните! Сохните, сохните, пока не высохнете!
Взглянул вниз и увидел тигрёнка. Раскрыл рот. Разжал пальцы. И штаны начали
п
л
а
н
и
р
о
в
а
н
и
е
с
п
я
т
о
г
о
э
т
а
ж
а
.
.
.
— Караул! — закричал Петька и бросился за ними, но не по воздуху, а по
лест-
ни-
це.
Когда он выскочил из подъезда, то увидел,
что штаны его
лежат на асфальте.
А на штанах лежит тигрёнок. И рычит.
— Чья зверюга? — спросил Петька, протянул руку и отпрыгнул: тигрёнок чуть его не цапнул.
— Ты поосторожнее, — сказал Виктор, — он настоящий.
— А мне-то что? Штаны тоже настоящие. Чего он на мои штаны лёг? Тяни его с них!
— Не хочет. Пробовал я. Рычит.
— Кис-кис-кис! — позвал Петька. — Иди, иди. Мяу, мяу!
— Ты его не дразни, — посоветовал Виктор, — он ведь зверь, хотя и маленький, И что мне с ним делать?
Из подъезда вышла Лёлишна, и Виктор рассказал ей, как поймал тигрёнка, как они прибежали сюда.
— Глупые вы, глупые, — смеясь, сказала Лёлишна, — так ведь он из цирка. Придёт Эдуард Иванович и заберёт его.
— Придёт, придёт, — проворчал Петька, — заберёт, заберёт. А как я домой без этих штук вернусь?
Откуда ни возьмись появилась Сусанна и закричала:
— Ой, какой малюсенький! Какой полосатенький! Дай я тебя поцелую, лапочка!
Тигрёнок
бросился
от нее
наутёк.
Он даже хвост поджал — вот вам и Сусанна!
— Звери и то её боятся, — сказал Петька, забирая штаны. — Её в зоопарк бы месяца на четыре!
— Лёлишна, за мной! — скомандовал Виктор, и они бросились следом за злой девчонкой.
А она, повизгивая, мчалась за тигрёнком.
Он убегал от неё большими прыжками.
— Эй, ты! — крикнул Виктор. — Имей совесть! Не пугай его!
Но злая девчонка летела, почти не касаясь земли ногами. Визжала и кричала.
Они уже далеко убежали от дому. Картофельное поле кончилось, впереди было шоссе, за ним — сосновый бор.
И Виктор подумал: если Сусанну не остановить, она загонит тигрёнка в лес, и там его уже не поймать.
Мальчик сделал отчаянный рывок.
Подножку…
И Сусанна полетела вверх тормашками.
Один раз перевернулась в воздухе.
И восемь раз по земле.
Виииииииииизг раздался такой, что будь я злым человеком, то написал бы: будто шесть поросят пятачками на гвоздь наткнулись.
Пока Сусанна перевёртывалась, Виктор пробежал мимо и вместе со зверёнышем промчался дальше. Они знали, что им несдобровать.
Через плечо Виктор увидел, что Сусанна вся перепачкана землёй, платьице порвано, волосы растрёпаны, а лицо — берегись!
— Берегись! — крикнул Виктор тигрёнку.
И тот прошмыгнул перед колёсами автомашины, которая неслась по шоссе.
Прошмыгнул и оказался на той стороне дороги.
Автомобили летели в одну сторону
юугурд в и
Перебежать шоссе не было никакой возможности.
Виктор обернулся и приготовился встретить Сусанну. Конечно, он ее не боялся, но как драться с девчонкой? Какой бы она ни была, всё равно — девчонка. А их бить нельзя, даже таких, как эта.
А ещё надо учесть, что Сусанна прекрасно умеет кусаться и царапаться.
Едва она подскочила, оскалила зубки, намереваясь его цапнуть, Виктор вывернул ей руки за спину и сказал:
— Спокойно, моя дорогая.
И получил пинок пяткой в коленку.
Чуть не вскрикнул, но рук не разжал.
Сусанна пиналась так, что только ноги мелькали.
Виктор увёртывался, отскакивал — рук не разжимал.
Сусанна визжала,
кричала,
пищала,
орала и
пиналась.
Подбежала Лёлишна.
— Спасай тигрёнка! — задыхаясь, сказал Виктор. — А я этого зверя держать буду.
Лёлишна каким-то чудом проскочила между несущимися на полной скорости автомашинами и исчезла в лесу.
— Перестань, радость моя, перестань, — уговаривал Виктор, а Сусанна продолжала визжать,
кричать,
пищать,
орать и
пинаться.
Откуда только силы у нее брались?
От злости.
— Да перестань ты! — Виктор дёрнул ее за руки. — Плохо тебе будет! В канаву столкну и камнем придавлю!
— Попробуй! Попробуй! — проверещала Сусанна. — Вот вырвусь, я тебе нос откушу и глаза повыцарапы-пы-ва-ва-ю!
— Вот что… сейчас я отпускаю тебя… но если ты попробуешь…
— Попробую, попробую, попробую, попробую!
Увертываться от её пинков было всё труднее: Виктор просто устал.
Следующим номером нашей программы
ПЕРВАЯ В МИРЕ ДЕВОЧКА — УКРОТИТЕЛЬНИЦА ТИГРЕНКА!
Лёлишна нашла тигрёнка быстро, потому что он блуждал по лесу и скулил жалобно — как щенок, которого не пускают в дом.
Но, заметив Лёлишну, он бросился улепётывать со всех лап: принял её за Сусанну.
— Не бойся, я — это не она! — крикнула девочка, и он сразу остановился.
Сидел он, запыхавшийся, усталый, жалкий даже, но когда она подбежала, зарычал.
— Ну что ты, полосатенький? — ласково удивилась Лёлишна. — Я тебя к Эдуарду Ивановичу отведу. Накормим тебя, сахару дадим и ещё чего-нибудь вкусненького.
Но тигрёнок опять прорычал, словно хотел сказать:
— Знаю я вас, девчонок. Наобещаете сахару, а на самом деле заставите бегать высунув язык. Знаю, знаю я вашего брата. Вернее, вашу сестру.
— Не будешь же ты здесь сидеть до утра? — спросила Лёлишна. — Голодный ведь ты. Усталый. Идём.
Тигрёнок лёг, положив мордашку на передние лапы. Дышал он тяжело и временами закрывал глаза.
Тогда девочка набралась смелости и погладила его.
Глаза зверёныша сразу стали весёлыми, он стукнул хвостом себя по бокам, прорычал, но уже не сердито — словно сказал:
— Ладно уж, поверю тебе. Но в последний раз. Если обманешь — съем!
Лёлишна почесала ему за ушами, и тут тигрёнок совсем подобрел, лизнул ей руку твёрдым шершавым языком.
Девочка тихонько запела:
Спи, тигрёнок мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Скоро глянет месяц ясный
В мордочку твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою.
Ты ж дремли, закрывши глазки.
Баюшки-баю…
Тигрёнок будто понял песенку: закрыл глаза. Чёрные влажные ноздри его вздрагивали.
Вдруг он вскочил и зарычал.
Лёлишна испуганно обернулась.
К ним подбежал Виктор. Колени его были в синяках.
— Нашла! — радостно воскликнул он. — А я от этой зверюги еле-еле освободился. Испинала меня всего. Чуть-чуть не искусала. Пришлось бы уколы мне ставить… Что с тигром делать будем?
— Домой поведём, — ответила Лёлишна. — Я с ним почти договорилась. Идём, полосатенький!
Тигрёнок выпрямил передние лапы, потянулся, сладко зевнул и двинулся вперёд.
За поводок его держала Лёлишна.
Следующий номер нашей программы опять задерживается и опять по вине автора
Торопясь как можно скорее начать представление, я забыл включить в состав участников парада и тигрёнка, и ещё одно живое существо.
С тигрёнком (зовут его Чип) вы уже познакомились, а теперь знакомьтесь с живым существом по имени Хлоп-Хлоп. Это мартышка. Но так как Хлоп-Хлоп хоть и мартышка, но он, а не она, буду называть его мартышем.
Ну и хитрый же он! Сотворит что-нибудь не очень хорошее, заберётся куда-нибудь наверх, откуда его не достать, сидит там и сам себе аплодирует — в ладоши хлопает.
Один раз украл в оркестре флейту, забрался под купол цирка и давай дудеть из всех сил. Подудит-подудит, флейту под мышку и сам себе аплодирует.
Проказник он просто невозможный. Львы Эдуарда Ивановича его даже побаиваются.
Никто не умеет их так злить, как хитрый мартыш.