Какой бы ты из этого сделала вывод?
– Я не знаю, что и подумать, – призналась она.
– Так же, как и я. Вот почему вся операция пахнет гнилью. Что касается Слейда – он был настолько возмущен тем, что я провалил задание, что вылетел из Лондона сразу после того, как узнал об этом от Грахама. И что он делает по приезде? Только треплет меня за ухо и говорит, что я дурной ребенок. Такое поведение слишком нетипично для Слейда.
Элин сказала:
– Ты не веришь Слейду. – Это было утверждение.
Я вытянул руку в сторону острова Гримсей.
– Я верю Слейду точно так же, как в то, что смогу бросить этот остров. Он затеял какую‑то сложную игру, и я хочу узнать, какова в ней моя роль до того, как упадет нож гильотины, поскольку эта игра, возможно, ведется именно затем, чтобы нож упал на мою шею.
– А что со свертком?
– Это наш козырь. – Я приподнял металлическую коробку. – Слейд думает, что она у оппозиции, но до тех пор, пока это не так, большой беды не произошло. Оппозиция тоже считает, что сверток находится у них, поскольку, как я полагаю, они его еще не вскрыли.
– Можно ли на это надеяться?
– Я думаю можно. Агенты обладают не слишком большими полномочиями. Скорее всего, тот квартет, который отобрал у меня сверток, имел приказ доставить его своему боссу закрытым.
Элин посмотрела на коробку.
– Интересно, что там внутри?
Я тоже посмотрел на нее, но ровная металлическая поверхность ни о чем мне не говорила.
– Может быть, стоит ее вскрыть консервным ножом, – сказал я. – Но не сейчас. Пока нам лучше не знать о ее содержимом.
Элин издала вздох разочарования.
– Почему вы, мужчины, так любите все усложнять? Так что ты намерен делать?
– Я собираюсь залечь на дно, – солгал я, – и как следует все обдумать. Может быть, я пошлю эту проклятую коробку в Акурейри "до востребования" и по телеграфу сообщу Слейду, где ее забрать.
Я надеялся на то, что Элин мне поверила, поскольку на самом деле мои планы были несколько отличными и бесконечно более опасными. Очень скоро кто‑то обнаружит, что ему подсунули фальшивку и начнет громко кричать. Я хотел находиться где‑то поблизости, чтобы узнать, кто же это кричит. Но нельзя допустить, чтобы Элин тоже была рядом, когда такое произойдет.
– Залечь на дно, – повторила Элин задумчиво. Она повернулась ко мне. – Как насчет того, чтобы переночевать в Асбьюрги?
– Асбьюрги! – Рассмеявшись, я осушил свой стакан. – Почему бы и нет?
5
В те далекие, скрытые от нас во мраке времена, когда боги были молодыми, как‑то раз Один [4]объезжал арктические просторы, и его верный конь Слейпнир, споткнувшись, опустил копыто на Северную Исландию. То место, где копыто ударилось о землю, теперь известно как Асбьюрги. Так гласит легенда, но мои друзья геологи имеют на этот счет свое мнение.
Асбьюрги представляет из себя имеющую форму копыта геологическую структуру около двух миль в поперечнике. В ее пределах деревья, защищенные здесь от пронзительного ветра, имели благоприятные условия для роста и некоторые из них достигали в высоту двадцати футов, что необычно для Исландии. Этот покрытый зеленью участок плодородной земли приютился между окружающих его со всех сторон отвесных каменных стен. В Асбьюрги не было ничего примечательного, кроме связанной с этим местом легенды и непривычного вида зеленеющих деревьев, но туристы бывали здесь часто, хотя и не останавливались здесь на ночь. И что наиболее важно, это место находилось в стороне от больших дорог.
Мы протиснулись в Асбьюрги через узкий проход по колее, накатанной колесами заезжающих сюда машин, и вскоре оказались на поляне, окруженной густыми зарослями деревьев, где и разбили свой лагерь.
Когда это позволяли погодные условия, мы во время наших поездок имели обыкновение спать на земле, поэтому я установил тент, прикрепив его с одной стороны к "лендроверу", после чего достал из машины надувные матрасы и спальные мешки, в то время как Элин занялась приготовлением ужина.
Возможно, мы обустраивали свою лагерную жизнь с некоторыми элементами сибаритской роскоши, поскольку оба не любили испытывать неудобства. Я установил раскладные кресла и стол, на который Элин поставила бутылку "скотча" вместе с парой стаканов, после чего присоединилась ко мне, перед тем как зажарить бифштекс. Говядина в Исландии тоже являлась предметом роскоши, но я в ней себе не отказывал, чтобы не возненавидеть навсегда баранину.
Кругом царили тишина и спокойствие, и мы сидели, наслаждаясь вечером, смакуя терпкое виски, ведя бессвязную беседу о вещах, бесконечно далеких от того, что занимало наши умы. Я думаю, мы оба нуждались в отдыхе от гнетущей нас проблемы, связанной со Слейдом и его проклятым свертком, и процесс установки нашего лагеря был возвращением к тем счастливым дням, наступления которых мы так нетерпеливо ждали.
Элин отошла, чтобы приготовить ужин, и я налил себе еще выпить и задумался над тем, как мне от нее избавиться. Если она не согласится покинуть меня добровольно, тогда, возможно, лучшим способом будет улизнуть из лагеря на рассвете, оставив ей пару банок консервов и флягу с водой. С этими запасами и спальным мешком она вполне сможет продержаться день‑два, пока кто‑нибудь не приедет в Асбьюрги и не вернет ее обратно к цивилизации. Она, конечно же, будет неистовствовать, как настоящая фурия, но зато останется жива.
Потому что залечь на дно было недостаточно. Я должен стать легко доступным – сделать из себя некое подобие жестяной утки в тире, так чтобы этот кто‑то захотел нанести по мне удар. Когда начнутся боевые действия, Элин лучше находиться от меня подальше.
Элин принесла тарелки, и мы принялись за еду. Через некоторое время она спросила:
– Алан, почему ты покинул ... Департамент?
Моя вилка повисла в воздухе.
– У меня были расхождения во взглядах, – ответил я коротко.
– Со Слейдом?
Я медленно положил вилку.
– Да – со Слейдом. Я не хочу про это говорить, Элин. Она ненадолго задумалась, а потом сказала:
– Может быть, будет лучше, если ты все расскажешь. Тебе, наверное, нелегко держать свои мысли на замке.
Я беззвучно рассмеялся.
– Как забавно! Говорить такое агенту Департамента! Ты когда‑нибудь слышала об Официальном Секретном Акте?
– Что это?
– Если Департаменту станет известно, что я разглашаю сведения о своей службе, то остаток своих дней мне придется провести в тюрьме.
– Какая ерунда! – воскликнула она пренебрежительно. – Ко мне это не относится.
– Попробуй объяснить это сэру Давиду Таггарту, – предложил я. – Я и так уже рассказал тебе более чем достаточно.
– Тогда почему бы тебе не рассказать все до конца? Ты ведь знаешь, я не буду болтать.
Я посмотрел вниз на свою тарелку.
– По своей собственной воле. Я не хочу, чтобы у кого‑нибудь появилось желание сделать тебе больно, Элин.
– Кто может сделать мне больно? – спросила она.
– Например, Слейд. Еще есть один тип, которого зовут Кенникен, и существует вероятность, что он тоже находится где‑то поблизости, но я надеюсь, что это не так.
Элин произнесла медленно:
– Если я когда‑нибудь выйду замуж, то моим мужем будет человек, у которого нет секретов. Это нехорошо, Алан.
– Так, выходит, ты думаешь, что поделиться с кем‑то своей проблемой – значит уменьшить ее наполовину. Вряд ли Департамент с тобой в этом согласится. Власти отнюдь не считают исповедь наилучшим средством для улучшения душевного самочувствия, и они с подозрением относятся к католическим священникам и психоаналитикам.