Но, прежде чем появиться указателю, передо мной возникает нечтосовсем
другое: за одним из поворотовнеожиданнообразовалсязатор,авпереди
стоящих машин под яркими лучами фар снуют люди, словно ночные насекомые.
Выскочив из "вольво", я тоже отправляюсь туда в роли невинногозеваки.
Какой-то старый "ситроен", обгоняя "опель", хотел прижать его к бровке. Но
"опель", видимо, не принял правил игры, и"ситроен",вместотогочтобы
отстраниться, с ходу врезался в него.Какразвтотмомент,когдая
подхожу к месту происшествия, санитары уносяткмашине"скоройпомощи"
лежащего на носилкахчеловека.Человекавяркойклетчатойрубашкес
залитым кровью лицом.
-Выневиделиводителя"ситроена"?-недоверчивоспрашивает
полицейский, увенчанный белой каской мотоциклиста.
- Что вы, как я мог его видеть? - отвечает молодойчеловекстемными
косматыми бакенбардами - по всей вероятности,непосредственныйсвидетель
несчастного случая. - Когда я подъехал, в "ситроене" никого не было.
- Так нахально врезаться... - восклицает какая-топожилаяженщина.-
Ведь это же преднамеренное убийство!
- Убийство или самоубийство, не твое дело! -одергиваетеесупруги
торопливо уводит к выстроившимся на дороге машинам. - Для этого существует
полиция.
Полиция в самом деле налицо, такчтовсеидетсвоимчередомМесто
происшествия огораживается, поток скопившихся машин направлен в объезд,и
я, уже сидязарулем"вольво",проезжаюмиморазбившихсявлепешку
автомашин и устремляюсь к Лозанне.
Сделав остановку перед вокзалом,язахожувбаротеля"Терминюс".
Совершенно машинально заказываю бифштекс, даже несоображая,чтосейчас
вряд ли смогу есть. В эту минуту Белев, наверно, корчится вагонии,если
агония не осталась для него позади. И здесь замысел, с такой тщательностью
выношенный, полностью и окончательно провалился.
Строго говоря, сейчас все мое внимание должно быть сосредоточено именно
на этом. Но в отличие от моего приятеля Любо я так до сих пор и непривык
смотреть на вещи сугубо профессионально. И какянистараюсьначатьс
главного и закончить тем, что в данный момент является дляменяглавным,
моямысльтоиделоускользаеткчеловекувклетчатойрубашке,
распростертому на носилках, с залитым кровью лицом.
Плачу по счету. Бифштекс остается на столе почти нетронутым.
- Вам не понравился бифштекс?-сочувственноспрашиваеткельнер.-
Наверное, вы любите не такой кровавый?
- Наоборот, мне по вкусу еще более кровавый, - говорю в ответ. -Ноу
меня дьявольски болит зуб.
Еще более кровавый... Пересекаю улицу и вхожу в здание вокзала.Юркнув
в одну из телефонныхкабин,начинаюлистатьсправочник.Пострадавший,
должно быть, в городской больнице. Набираю номер, спрашиваю.
- Да, верно.
- Да, верно... Доставлен час назад, -сообщаетпослекороткойпаузы
дежурный.
- Могу ли я его видеть?
- В такой поздний час? Это исключено,-слышитсяответ,которогои
следовало ожидать.
- Но вы хоть скажите, в каком он состоянии!
- Минуточку...
"Минуточка" длится так долго, что я уже начинаю сомневаться,стоитли
держать трубку. Наконец слышится голос дежурного:
- Можете не волноваться, его жизнь вне опасности.
- А нельзя ли более конкретно...
Однаковэтотмоментнадругомконцепроводатрубка,очевидно,
переходиткдругомучеловеку,потомучтоменяетсятембрголоса,а
интонация слегка напоминает речь полицейского.
- Кто у телефона?
- Это его знакомый, мосье Робер. Скажите ему, что мосьеРобериДора
хотят его видеть. И кладу трубку.
Часом позже я в Женеве. Останавливаюсь в отеле "Де лапе".Подокном
моего номера тянется ярко освещенная набережная с длиннойшеренгойголых
деревьев: их так безбожно обкорнали,чтотеперьонибольшепохожина
мертвые пни, не внушающие ни малейшей надежды на весеннеепробуждение.А
за деревьями - черные водыозера.Воды,которыеневидишь,атолько
угадываешь,огражденывдалиотражениямиэлектрическихогней
противоположного берега. Глядя на пустую полосу асфальта, по которойлишь
изредка с легким шуршанием проносятся машины, я внезапно сознаю,чтовся
эта картина мнехорошознакомаидажепривычна.Итолькотеперья
вспоминаю, что всего несколько лет назад мне довелось житьвэтомсамом
месте или совсем рядом - всоседнемотеле"Регина".Ивидитсячто-то
абсурдное в том, что я только сейчасвспоминаюподробноститойистории
(свою первую встречу с Эдит в двух шагах отсюда,какмывпервыеснею
обедали в ресторане "Регина"),втом,чтопрошлоеожилопередмоими
глазами лишь сейчас, после тогокакяпобывалвнизу,врегистратуре,
поселился в этом номере, надел пижаму,послетогокакстольковремени
глазел в окно. Забыть незабываемое! Разве это не абсурд? Абсурд,конечно,
но, быть может, это на пользу здоровью, потому что, если быпережитоене
сглаживалось в памяти, не исчезало хотябынавремя,голованаверняка
давно бы уже треснула от избытка мыслей.
Эдит. И скверная погода. Эдит, ее давно уже нет, зато ненастье всееще
налицо, что верно, то верно, и никакихпризнаковпотепления.Сейчасне
Эдит должна меня занимать, а Дора. Только Дора нанашемусловномязыке,
моем и Белева, не Дора, а Центр. И мое послание, переданноепотелефону,
означает: "Смывайся при первой возможности - и домой".
- Ну так как же, по-вашему,моглибымыраспутатьэтуисторию?-
спрашиваетгенералпослетого,какмысБориславомустраиваемсяв
темно-зеленых креслах под темно-зеленым фикусом.