Отт спрятал револьвер в кобуру и заставил себя подняться с постели. Он был страшно слаб. На мгновение ему показалось, что сейчас он потеряет сознание. Но кое-как Отт все-таки доковылял до двери. В замке торчал ключ. Отт повернул этот ключ, потом потрогал дверь. Дверь приоткрылась. Замок не работал.
Отт ухитрился вернуться обратно, укрыться и вытащить револьвер из кобуры. У него слипались глаза. Ему нужен был план, нужен был способ защитить себя. Прокопулос непременно вернется.
Глава 8
Утром тринадцатого августа, на третий день Дха'л-Хиджа, поезд добрался до Кости, города на берегу Белого Нила, и двинулся на восток. Вокруг простирались хлопковые поля Гезиры. В полдень поезд миновал Сеннар на Голубом Ниле и повернул на север, к Вад-Медани и Хартуму.
От свирепого сухого жара пустыни у европейцев не осталось сил даже для разговора. Один лишь Прокопулос, которому довелось попутешествовать по пустыням больше иного араба, чувствовал себя нормально. Он сновал из вагона первого класса в купе Харита, потом обратно в первый класс, а оттуда – в купе Отта, посмотреть, что делает больной. Прокопулос сообщил европейцам, что Отту стало хуже и что он почти не приходит в себя. Им сразу вспомнилось предсказание врача, что Отт не доедет живым даже до Вад-Медани. В этой выжженной солнцем стране слова врача приобрели оттенок проклятия. Брошенная в сердцах фраза начала казаться знаком судьбы, а смерть посреди бесплодной пустыни – чем-то естественным.
Вечером поезд достиг Вад-Медани и остановился на полчаса. Европейцы, как и большинство других пассажиров, обрадовались возможности немного размяться. Когда все вышли, Прокопулос поспешил в купе Отта.
Грек подошел к постели и внимательно всмотрелся в желтое, заросшее светлой щетиной лицо спящего. С величайшей осторожностью Прокопулос откинул край одеяла и увидел в руке Отта револьвер. Прокопулос забрал револьвер. Отт не проснулся. Грек положил револьвер на столик, так чтобы Отт не мог до него дотянуться, вздохнул и потер руки.
Прокопулос не был убийцей. Во всяком случае, он не убивал людей собственноручно. Он только разрабатывал схему, а действовать предпочитал через исполнителей. Но данное убийство нельзя было доверить никому. Прокопулос желал получить алмазы, и он не мог допустить, чтобы Отт обратился в полицию. Следовательно, Отт должен умереть. Лучше всего здесь подойдет удушение. Нужно осторожно удушить Отта его же собственной подушкой. Если сделать это аккуратно, смерть будет выглядеть естественной. Разве врач не сказал, что Отт не доживет до Вад-Медани?
Прокопулос приподнял голову больного и вытащил из-под нее подушку. Рядом с головой Отта грек увидел маленький мешочек. На мгновение Прокопулос заколебался, потом положил подушку и взял в руки мешочек.
Внутри оказалось два алмаза и клочок бумаги. А на бумажке была нацарапана записка:
«Прокопулос, ты ничего не найдешь в моих туфлях. Перепрятано. На обыск понадобится час, а то и больше. Здесь два, без риска, что тебя застукают. Поговорим позже».
Прокопулос прикусил губу. Он понял, что сделал Отт. Поскольку он не мог больше защищаться, то потратил последние силы на то, чтобы спрятать все камни, кроме этих двух, и написать записку. Родезиец рассчитал, что Прокопулос предпочтет забрать эти два алмаза в надежде позже получить еще, вместо того чтобы убить больного и попытаться отыскать спрятанные камни.
Грек взвесил камни на ладони. Он хотел большего. Но уловка Отта и так уже отняла у Прокопулоса много времени. Некоторые пассажиры начали возвращаться на свои места. Что, если его застанут за обыском? Или вдруг он оставит какие-то следы, по которым хартумская полиция сможет его выследить?
Наконец Прокопулос решился. Он взял револьвер Отта, разрядил его и положил обратно на постель. Алмазы, записку и мешочек грек сунул себе в карман. Потом он приложил руку к груди Отта, обнаружил, что сердце еще бьется, и вышел из купе. Два алмаза лучше, чем ничего. Кроме того, еще оставался шанс, что по дороге от Вад-Медани до Хартума остальные камни тоже сменят владельца.
В коридоре Прокопулос столкнулся с Эберхардтом.
– Доктор, – сказал грек, – мне кажется, мистеру Отту стало хуже.
– Ему следовало остаться в Эль-Обейде, – проворчал Эберхардт.
– Конечно. Но я думаю, сейчас ему совсем плохо. Может, вы взглянете на него, и мы подумаем, что можно сделать?
Эберхардт пробурчал, что он не медик, но все-таки пошел следом за Прокопулосом. Войдя в купе, немец откинул одеяло и увидел револьвер.
– Револьвер от гепатита не поможет, – так же ворчливо проговорил Эберхардт, взял больного за руку и стал нащупывать пульс. В купе вошли Эчеверрья и Харкнесс.
– Он еще жив, – сообщил им Эберхардт. – Без сознания, но пульс сильный и ровный. Я плохо разбираюсь в этой болезни и не знаю, каковы шансы мистера Отта.
– По крайней мере, он все еще жив, – сказал Прокопулос.
Все европейцы, и Прокопулос с ними, вернулись в вагон первого класса. Грек был чрезвычайно доволен собой. Если бы он задушил Отта и стал обыскивать купе, либо Эберхардт, либо те двое застали бы его за этим занятием. А так он без всякого риска получил два алмаза. А главное, теперь все могут подтвердить, что, когда Прокопулос ушел из купе Отта, тот еще жил. Нет, он будет действовать умнее. Время пока терпит. Возможно, он точно так же, без риска и особых усилий, завладеет и остальными камнями.
В вагон первого класса вплыло облако черного дыма. Поезд тронулся и медленно принялся набирать скорость. Вад-Медани остался позади. Следующей остановкой был Хартум. До него оставалось около ста миль.
Поезд ехал сквозь ночь. Европейцы забылись беспокойным сном. В тусклом свете их лица казались сделанными из мягкого обветренного камня. Прокопулос проснулся и некоторое время наблюдал за своими спутниками. Потом он встал и отправился еще раз навестить мистера Отта, источник алмазов.
Похоже, за всю ночь Отт даже не пошевелился. Но когда Прокопулос убрал одеяла, он не нашел никаких алмазов.
Встало солнце. Его лучи, пробивающиеся сквозь окна поезда, уже несли с собой первый намек на дневную жару. В коридоре послышались шаги. Через окно Прокопулосу были видны фермы, протянувшиеся вдоль плодородного берега Голубого Нила.
Прокопулос укрыл больного и вышел из купе. Он упустил свою возможность. Следовало убить Отта вчера ночью, убить и обыскать купе. Теперь же было поздно что-либо предпринимать – поезд подъезжал к Хартуму.
15 августа 1952 года, Хартум; пятый день Дха'л-Хиджа
Глава 1
Когда поезд прибыл в Хартум, Отта уже поджидала санитарная машина. Прокопулос напросился сопровождать больного. Врач заговорил было о хартумской больнице, но Отт отказался туда ехать. Потом он на некоторое время потерял сознание. Придя в себя, Отт обнаружил, что его заносят в самолет. Больного отнесли в конец салона и уложили на кушетку. Подошла стюардесса, застегнула ремни безопасности и укрыла Отта одеялом.
– Куда мы летим? – спросил Отт.
– В Каир, – ответила стюардесса. – А оттуда в Бейрут.
– А что с моим багажом?
– Его погрузили вместе с багажом других пассажиров.
Отту не верилось, что это происходит на самом деле, но вскоре он услышал звук работающих моторов, почувствовал, как самолет тронулся с места и через несколько секунд взмыл в небо. Через иллюминатор Отт видел раскинувшуюся внизу коричневато-желтую пустыню, рассеченную надвое темной лентой Нила. Они летели над Северной пустыней, направляясь в Египет. Удалось! Он свободен!
– Вам надо попытаться заснуть, – обратилась к Отту стюардесса.
– Да, я действительно посплю, – согласился родезиец.
– Давайте я помогу вам разуться.
– Не беспокойтесь, мне и так неплохо, – попытался возразить Отт, но стюардесса уже шагнула к другому краю кушетки, откинула одеяло, потом недоуменно посмотрела на больного.
– Странно. Вы уже без туфель.
– Без туфель? А где они?
Стюардесса поискала вокруг, но ничего не нашла.
– Возможно, их с вас сняли в санитарной машине, да там и забыли. Не стоит из-за них беспокоиться.
«Прокопулос, – подумал Отт. – Этот пронырливый ублюдок забрал туфли, пока я был без сознания. Он подумал, что я мог соврать, что у меня не было сил перепрятывать камни. Ну и пусть подавится этими туфлями».
Отт закрыл глаза, наслаждаясь полетом. Потом его словно тряхнуло: а что еще забрал Прокопулос? Что с багажом? Обыскивали ли его одежду?
Отту хотелось выяснить все это немедленно, но у него уже не было сил бодрствовать, и он забылся тяжелым, беспокойным сном.
Глава 2
В Хартуме у путешественников оказалось два часа свободного времени до отправления поезда на Атрабу. В Атрабе поезд должны были переформировать: часть вагонов отправить на север, к Вади-Халфе и египетской границе, а часть сворачивала на восток, к Порт-Судану и Суакину, к Красному морю. Европейцы еще раз попытались достать билеты на самолет – исключительно для очистки совести. Их усилия были абсолютно бесполезны. Все рейсы были забиты под завязку. Шел к концу пятый день Дха'л-Хиджа, и до того момента, когда все желающие совершить хадж должны присутствовать в Мекке, оставалось всего семь дней. Поток хаджи все возрастал. Это был самый многолюдный хадж за всю историю, паломники съезжались даже из Китая и Индонезии. Казалось, половина Африки пришла в движение, переполнив все города и порты от Каира до Момбасы. Если не считать отдельных рейсов в Европу и Америку, все самолеты были переброшены на беспосадочный челночный маршрут до Джидды. К перевозке паломников приложили руку даже ВВС США, и все равно справиться с этим человеческим потоком не было никакой возможности.
– Нам еще повезло, что мы достали билеты на поезд, – сказал своим спутникам майор Харкнесс.
– По-вашему, это можно назвать везением? – хмыкнул Мак-Кью. – Я буду чертовски рад, когда наконец-то доберусь до Джидды.
– Сомневаюсь, – сказал майор. – Если здесь сейчас такой бедлам, представляете, что творится в Джидде?
– Представляю, – раздраженно бросил Мак-Кью. – А тут еще и в поезде трясись.
– Кстати, – вспомнил Харкнесс, – кто-нибудь в курсе: Отт нормально улетел, все в порядке?
– Думаю, да, – ответил Рибейра. – Мистер Прокопулос поехал с ним, чтобы за всем проследить.
– Очень любезно с его стороны, – сказал Харкнесс.
– Джентльмены, не хотите ли вы сходить вместе со мной на экскурсию? – спросил Эберхардт. – Здесь неподалеку находится музей суданской археологии.
– Я там уже бывал, – откликнулся Харкнесс.
– Я там не бывал, – сказал Рибейра, – и не испытываю ни малейшего желания. Мне нужна ванна, двенадцатичасовый сон и приличный обед – только после этого меня начнут интересовать местные достопримечательности.
– Точно-точно, – поддержал его Мак-Кью. – Я и сам такой грязный и уставший, что не пройду и лишних пятидесяти ярдов, даже если мне скажут, что здесь за углом стоит Тадж-Махал.
– Вполне согласен, – лаконично поддержал его Эчеверрья.
– Я просто подумал, что предложить все-таки стоит, – сдался Эберхардт. – Музей суданской археологии – необыкновенно интересное место.
– К черту музеи! – буркнул Мак-Кью. – Сейчас слишком жарко для экскурсий.
– Думаю, – сказал Эчеверрья, – нам стоит вернуться в наше купе, пока его кто-нибудь не занял.
Пятеро европейцев равнодушно пошли к поезду. В вагоне их встретил Прокопулос.
– Ну что, посадили они Отта на самолет? – спросил Харкнесс.
– Да-да, конечно, – ответил Прокопулос. – Я сам проводил его до трапа. Возможно, в эту минуту мистер Отт уже пересек египетскую границу.
– Оказывается, и от гепатита бывает польза, – сказал Мак-Кью.
Они вошли в свое купе и обнаружили там лейтенанта английской полиции и двух суданских констеблей.
– Добрый вечер, джентльмены, – сказал лейтенант. – Я не смог отыскать вас на вокзале и потому позволил себе подождать здесь. Могу я посмотреть ваши документы?
– А в чем дело? – спросил Харкнесс. – У нас уже проверяли документы в Генейне.
– Прошу прощения, сэр, но у меня приказ.
Майор что-то проворчал и полез за паспортом. Остальные последовали его примеру. Лейтенант сел за столик, внимательно посмотрел каждый паспорт, потом вернул их владельцам.
– Благодарю вас, джентльмены, – сказал он. – Надеюсь, я не причинил вам особых неудобств. А вам, мистер Прокопулос, придется пройти со мной в управление полиции.
– В чем дело? – возмутился Прокопулос.
– Мы поговорим об этом в управлении.
– Но я опоздаю на поезд! Вы не имеете права препятствовать моему отъезду только из-за того, что кто-то хочет получить ответ на какие-то дурацкие вопросы.
– Сожалею, сэр, но ничем не могу помочь.
– Какая нелепость! Я отказываюсь идти!
– В таком случае я буду вынужден арестовать вас, – проговорил лейтенант с несчастным видом.
– Мои документы в полном порядке! – возмущенно заявил Прокопулос. – В чем меня обвиняют?
– Я думаю, это удобнее будет обсудить в управлении.
– Нет! – закричал Прокопулос. – Я имею право знать, за что меня арестовывают!
– Ну что ж, – пожал плечами лейтенант. – Я получил предписание арестовать вас по обвинению в похищении драгоценных камней и их незаконном вывозе из Южной Африки.
– Но это абсурдно! – воскликнул Прокопулос. – У меня нет никаких драгоценных камней, и я никогда в жизни не бывал в Южной Африке!
Терпение лейтенанта истощилось.
– Давайте, – сказал он и кивнул констеблям. Суданцы двинулись к Прокопулосу.
– Не нужно насилия, – торопливо проговорил Прокопулос. – Я пойду с вами. Но я подам на вас в суд за незаконный арест.
– Как хотите, сэр, – безразлично произнес лейтенант. Он кивком попрощался с остальными европейцами и вышел из купе. Следом двинулись констебли, между ними – Прокопулос.
Когда они ушли, Эчеверрья произнес:
– У этого человека внешность вора. Я это понял с первого взгляда.
– Странно получается, – сказал Рибейра. – Наши спутники покидают нас один за другим.
– Смотрите! – воскликнул доктор Эберхардт. – Поезд тронулся!
Сперва движение было почти незаметным. Но потом поезд постепенно набрал скорость, отошел от перрона хартумского вокзала и двинулся в путь: на Атрабу, Порт-Судан и Суакин.
Глава 3
Всю ночь и большую часть следующего дня поезд шел без приключений. Шестнадцатого августа, в шестой день Дха'л-Хиджа, за час до захода солнца поезд приблизился к запыленному зданию вокзала в Атрабе. Багаж доктора Эберхардта – старые чемоданы и скрипучие плетеные корзины – был выгружен из вагона и свален в кучу на перроне. Европейцы вышли проводить Эберхардта, пока поезд готовился к отправлению.
В последнее мгновение Эберхардт подумал: а может, отбросить осторожность, разорвать контракт с экспедицией Беккермана в Мерое, сесть обратно на поезд и поехать в Суакин, к руинам Добары, к славе или поражению? Мерое или Добара? Он никак не мог решиться. Но если Беккерман не получил его последнюю телеграмму, если он не пришлет за ним машину, то тогда, возможно…
Эберхардт увидел на дороге черное пятнышко. Пятнышко приблизилось и оказалось тяжелым грузовиком.
– Это за мной, – печально произнес Эберхардт.
– Нам будет не хватать вас, – сказал ему Рибейра. – Мы выехали из Форт-Лами всемером, а теперь нас остается только четверо.
– Мне тоже будет не хватать вашего общества, – сказал Эберхардт. – Но вы четверо вместе доедете до Аравийского полуострова.
– Иншаллах! – с усмешкой произнес Эчеверрья.
– Совершенно верно, – согласился с ним майор Харкнесс. – Именно это и следует говорить перед подобным путешествием. Иншаллах! Да будет на то воля Аллаха!
Они попрощались с Эберхардтом. Грузовик подъехал к вокзалу. За рулем сидел европеец, а в кузове – двое суданских рабочих. Европеец помахал Эберхардту рукой, тот помахал в ответ. Раздался свисток паровоза. В голове поезда Харит ненадолго оставил своих паломников. Он был поглощен беседой с каким-то арабом, жителем Атбары.