Карабас понял меня по‑своему и напутственно прошептал скороговоркой:
– Да, да, успокой его, уболтай...
Но я‑то кинулся вслед за Лисицыным совсем не ради убалтывания. У меня был другой интерес – свой собственный.
3
– И тебе еще не надоело все это? – Лисицын сделал жест рукой, под которую попало и здание «Золотой Антилопы», и две юные шлюшки, клеившиеся к забрызганному грязью «мерсу», и мусорные баки, забитые пустыми бутылками и пивными банками. Вокруг было куда больше всякого дерьма, но поскольку из осветительных приборов работали только луна и вывеска «Антилопы», многое скрывалось в темноте. Впрочем, и от того, что было видно, Лисицын брезгливо морщился.
– Неужели ты не можешь найти работу поприличнее?
Он спрашивал это уже в десятый раз. А я так и не придумал вразумительного ответа на этот вопрос. Я просто пожал плечами.
– Н‑да, – осуждающе смерил меня взглядом Лисицын. – Ну а насчет этого Америдиса? Ты на самом деле не в курсе?
– А какой мне смысл врать? – простодушно сказал я и тут же посочувствовал подполковнику. – Что, затрахали вас московские начальники?
– В хвост и в гриву, – нехотя признался Лисицын. – Целую неделю уже продолжается этот дурдом... – он мотнул головой, словно желая избавиться от кошмара с Америдисом, как избавляются от назойливого видения. – А у тебя, значит, все нормально? – Подполковник испытующе посмотрел на меня, и я не разочаровал его.
– Не совсем, – сказал я.
– Ага, – удовлетворенно кивнул Лисицын. – Я же слышал там, в кабаке...
– Не то чтобы серьезные проблемы, но вообще‑то...
– Если я чем‑то могу помочь, – Лисицын значительно потряс меня за локоть. – Ты не стесняйся, обращайся...
Я раскрыл рот, но потом задумался, что же мне говорить, и в результате из моего раскрытого рта раздалось лишь невнятное «Э‑г‑м‑г‑м...». Лисицын терпеливо ждал, пока мои мысли оформляются в какой‑нибудь членораздельный эквивалент. Ждать ему пришлось долго, потому что соображал я туго.
Вопрос заключался в том, что именно я могу сказать Лисицыну? Сказать ему все – то есть что Тамару взяли в заложницы, и если я до двух часов дня не добуду гражданина Мухина с чемоданом денег, то ее порежут на куски? Сказать‑то можно. И Лисицын наверняка согласится помочь. Но что из этого выйдет? Один‑то Лисицын это дело не потянет, он же не супермен. Значит, придется ему ставить под ружье всю свою команду. А команда у него еще та. Недолго мне довелось общаться с Колей и Васей, но я успел сделать выводы, что кто‑то из них стучит о ментовских делах известному авторитету Гиви Хромому. Где гарантия, что никто не стучит тыквинской компании? А если кто‑то стучит, то Тыквин моментально обрубит все хвосты, чтобы никто потом к нему придраться не мог. А потом порубит Тамару, чтобы уж совсем замести следы. Ну а чуть позже грохнет меня, чтобы не совался за помощью в милицию. И это будет уже совсем печальный конец.
Когда я все это обдумал, выкладывать Лисицыну стопроцентную правду‑матку мне вдруг расхотелось.
– Ну так что там у тебя? – подбадривал меня Лисицын.
– Э... – сказал я. – Ну‑у‑у... Мне тоже надо найти одного парня.
– Какого парня?
– Одного козла, – мрачно сказал я. – Деньги он у меня взял. И слинял. Боюсь, что из города он свалит, ищи‑свищи его потом...
– Дело серьезное, – оценил Лисицын. – А как фамилия этого орла?
– Мухин, – сказал я. – Зовут Алексей.
– Зовут Алексей. Жил он в гостинице «Интурист», номер 632. Лет двадцать пять – тридцать.
– Мухин, – повторил Лисицын и задумался. – Где‑то я слышал... Мухин...
Я напряженно уставился на подполковника, ожидая чуда – вдруг выяснится, что час назад Мухин был задержан за пьяный дебош в привокзальном кабаке и теперь парится в камере предварительного заключения.
Однако в ту ночь чудес на мою долю не досталось.
– Просто распространенная фамилия, – сказал наконец Лисицын. – Ну, лады, поспрашиваю я у наших про твоего Мухина. Через недельку перезвони. – Он дружелюбно улыбнулся, а у меня чуть не встали дыбом остатки волос на голове.
– Через недельку?!
– Ну да, – спокойно ответил Лисицын. – Сам понимаешь, сейчас вся городская милиция ищет человека по фамилии Америдис. Не до Мухина им. А что ты так вздрогнул? Что за спешка?
– Ну как... – промямлил я. – Чем быстрее, тем лучше...
– Оно конечно, – согласился Лисицын. – Только быстрее не получится. – Он посмотрел на часы, и этот жест заставил меня сморщиться, словно от жгучей боли. Стрелки тикали, унося время и унося надежды.
– Ты домой? – спросил Лисицын. – Или ты еще...
– Мне еще нужно тут... – пробурчал я. – По работе. Проследить, чтобы все...
– Понимаю, – закивал Лисицын. Он зашагал к своей старенькой «Волге», но по дороге обернулся и сказал, досадливо хлопнув себя по лбу: – Кстати... Недавно снова попало мне в руки то дело...
– Какое дело? – не понял я.
– То самое, про которое я тебе говорил, – на лице подполковника возникла полуулыбка‑полугримаса. – Когда я еще был зеленым пацаном, то одно мое дело прокурор завернул на доследование. Этим прокурором был твой отец, Саня...
– А‑а, – сказал я. Не было сейчас ничего более далекого от меня, чем давние дела, из‑за которых мой покойный папа когда‑то взгрел молодого Лисицына.
– Надо же, одиннадцать лет прошло, – с тоской в голосе сказал подполковник, и я с удивлением понял, что Лисицын вовсе не так стар, как мне казалось. Всего одиннадцать лет назад он был зеленым пацаном... Всего одиннадцать лет назад мой отец был жив.
– Я посмотрел по датам, – продолжал между тем Лисицын, – получается, что все это было прямо перед тем, как твой отец ушел в отпуск. Перед тем, как он поехал на Кавказ... И там эта автокатастрофа...
– Ну да, – сказал я.
– Получается, что это было последнее дело, которым занимался твой отец.
– Может быть, – сказал я. Можно было добавить, что поскольку мой отец был городским прокурором, то он наверняка занимался сразу несколькими делами, а не только тем, за которое получил взбучку молодой Лисицын. Но я ничего не добавил. Если Лисицыну нравилось думать, что между ним и мной существует какая‑то связь, – ради бога.
– Н‑да... – вздохнул подполковник.
– А этого Америдиса сколько уже ищут? Неделю? – вдруг спросил я.
– Примерно так, – подтвердил слегка удивленный Лисицын. – А что?
– Если его нигде нет уже неделю, это значит, что он мертв, – сказал я, повернулся и пошел в «Антилопу». Позже я понял, что брякнул это из злости – Лисицын не мог помочь мне, и я решил сказать какую‑нибудь гадость в ответ.
Сказать‑то я это сказал, но вот только мне от этого лучше не стало. Тем более не стало от этого лучше Тамаре.
4
– Уболтал? – с надеждой спросил Карабас, занося над моим бокалом бутылку мартини.