В комнате было все точно так же, как в ту ночь. Плотно занавешенные окна, телевизор на тумбочке, платяной шкаф. Картина на стене. И никого в комнате.
– В принципе, – рассудительно сказал Шумов, – эта комната – самая ближняя к лестнице. И если здесь что‑то происходило, то в этой комнате не могли не слышать. Если только здесь не проживает слепоглухонемой инвалид... – Шумов заглянул в комнату и кашлянул, оглядывая интерьер. – Эй, кто‑нибудь дома? Я спрашиваю – кто‑нибудь есть дома?
Ему никто не ответил. Шумов для проформы поерзал подошвами ботинок по расстеленному у двери коврику и перешагнул порог.
– Здесь живет женщина, – заявил он уже из комнаты. – Не старая. Возможно, разведенная. За внешностью следит, но особенно этим не увлекается. Возможно, потому что нет денег.
– Только не называй меня потом доктором Ватсоном, – попросил я, прислушиваясь к возобновившемуся звяканью посуды.
– Элементарно, Саня, – раздалось из комнаты. – Это все поверхностный анализ косметики, что стоит на тумбочке... А вот это тоже интересно, – Шумов уставился на картину с видом завзятого искусствоведа. – Хм, хм...
Он так заинтересованно пялился, что я тоже переступил порог и встал рядом. В скромную деревянную рамку был заключен экзотический пейзаж: набегающие на песчаный берег океанские волны, пальмы, далекие горные склоны и какие‑то пестрые тропические птицы, зависшие над пальмами.
– Что тут интересного? – спросил я. – Думаешь, Мухин вложился в произведения искусства? Купил эту картину за двести тысяч долларов и повесил на видном месте?
– Она не стоит двухсот тысяч баксов, – на полном серьезе ответил Шумов. – Интерес тут в другом. Посмотри‑ка повнимательнее на эту картинку...
Я только собрался как следует рассмотреть этот шедевр, как вдруг в коридоре раздались шаги. Слишком быстрые для мужчины с капустой на губе.
Шумов среагировал первым – он повернулся лицом к двери, а его рука оказалась в кармане пальто. Но это его движение оказалось бесполезным.
Она прошла мимо нас, словно мы были пустым местом. Словно мы не были двумя незнакомыми мужчинами, вторгшимися в ее комнату. Короче, она не обратила на нас внимания. Она вошла, поставила кастрюлю с борщом на подставку, забросила кухонное полотенце на плечо и скомандовала:
– Рома!
Из‑за шкафа медленно вышел мальчик лет пяти. У Шумова глаза полезли на лоб. Я просто прислонился к стене.
– Рома, иди есть, пока горячее, – сказала она. Мальчик молча подошел к ней, она подложила на стул подушку и посадила мальчика перед тарелкой с борщом. Убедившись, что мальчику удобно, что он ест и что вообще с ним все в порядке, она наконец уделила внимание нам.
– Добрый день, – сказала она, поправляя волосы.
– Здравствуйте, – сказал Шумов, а я просто кивнул. Ну что ж, Шумов кое в чем оказался прав – женщина немолодая... Хотя возраст определить было сложно. Больше двадцати – это точно. Что касается внешности, то она и вправду следила за собой, но косметикой не увлекалась. Сейчас она была одета в поношенные голубые джинсы, фланелевую клетчатую рубашку навыпуск и жилетку. Прямые светлые волосы доходили до плеч. Черты лица тоже были какие‑то незатейливые. Ни тебе губок бантиком, ни тебе пухлых щечек. И взгляд тоже был прямой, как бы говорящий: «Только не надо мне тут лапшу на уши вешать!»
– Мы из милиции, – сказал Шумов.
– Я знаю, – ответила она. – Мне сосед сказал, Михаил Михайлович.
– А‑а, – сказал Шумов, вынимая руку из кармана.
– Хотелось бы посмотреть на ваши документы, – сухо произнесла она.
Шумов открыл рот, словно хотел что‑то сказать, но потом передумал, снова запустил руку в карман и вытащил красную книжечку. Чего только не было в этих карманах!
– Мы проводим внутреннее расследование, – говорил Шумов, пока женщина разглядывала удостоверение. – Три дня назад в вашем доме произошла перестрелка. У нас есть сигнал, что опергруппа, выезжавшая сюда, вела себя непрофессионально. Не было проведено полное обследование территории, не были опрошены все свидетели. Наконец, – Шумов помедлил, словно не хотел произносить следующую фразу, – не исключено, что у жильцов могли пропасть какие‑то ценные вещи. Наш долг во всем разобраться.
– Да что вы говорите? – Женщина вернула Шумову удостоверение. – И откуда же такие сигналы поступают?
– Мы не раскрываем наших источников информации! – торопливо сказал я, чтобы не стоять у стены безмолвным истуканом.
– Это так, – подтвердил Шумов. – Что лично вы можете сообщить о событиях той ночи? От вашего соседа мы ничего не добились...
– И поэтому вломились ко мне...
– Мы стучали, но никто не отвечал, а дверь открылась от стука...
– Они врут, – басом сказал мальчик Рома. – Никто не стучал. Они сразу вошли, и тот, в пальто, стал трогать твои духи...
– Прошу прошения, – быстро проговорил Шумов. – Я просто...
– Надеюсь, после вашего визита не придется устраивать новое служебное расследование, – язвительно заметила женщина. – Надеюсь, что сегодня у жильцов не пропадут ценные вещи...
– А еще он сказал, что ты немолодая и что у тебя денег на косметику не хватает, – торжествующе добавил Рома.
– Да ты, братец, стукач! – не сдержался Шумов.
– Не надо оскорблять ребенка, – отрезала женщина. – А ты, Рома, смотри в тарелку и держи язык за зубами. Когда я ем, я глух и нем.
– Мы не знали, что в комнате ребенок, – вступил я в разговор. – И мы не хотели его пугать. Просто, раз дверь открылась, мы решили подождать хозяина комнаты...
– Вы его дождались, – резко сказала женщина и села на кровать. – Ну, так что вас интересует?
– Ночь, когда была перестрелка. Все, что вы знаете и помните.
– Я помню все, – сказала женщина. – Я помню все от первой до последней минуты. Я помню, например, что милиция так и не приехала.
– Это какое‑то недоразумение, – сказал Шумов, хмурясь. – Я точно знаю, что...
– Милиции здесь не было. Просто приехали люди, которые забрали своих покойников и уехали восвояси. Все.
– Кто были те люди? – спросил я. – И что здесь вообще случилось?
– Я не знаю, кто были те люди. – Женщина откинулась к стене, прижавшись плечами и головой к настенному коврику. – Просто – люди с пистолетами.
– Которые убили вашего брата, – Шумов не спрашивал, он утверждал. Я обалдело уставился на женщину и только теперь понял, где я уже видел эти простые черты лица...
– Которые убили Алексея, – подтвердила женщина.
– Зачем ваш брат в ту ночь приехал к вам?
– А зачем может приехать брат к сестре? Тем более после десяти лет разлуки? Мы не виделись десять лет, понимаете?!
– Понимаю, – сказал Шумов. – Все эти годы он ведь не на алмазных приисках трудился?
– Вам, в милиции, это должно быть хорошо известно. Он сидел в лагере. Освободился полтора месяца назад.
– Он не сразу к вам приехал, да? У него были какие‑то важные дела на стороне, которые заняли полтора месяца?
– Мне об этом ничего не известно.