– Это сколько же тут минимальных зарплат пропито? – Он, видимо, попытался посчитать в уме, но не пришел к конкретному результату и сказал просто: – Много. Придется все же составить акт, только не про бифштекс, а про то, на какие доходы вы тут гуляли... Девушки, расслабьтесь, это не вас касается, только этого гражданина. Ведь это он инициатор загула?
– Он, – хором пропели девушки.
– Увести, – скомандовал Шумов Карабасу. – Пусть где‑нибудь там сядет и пишет про свои доходы... Извините, девушки, я сейчас вернусь.
Он подскочил к нашему столику и прошептал с неподдельным возмущением:
– Что вы тут сидите как идиоты? Я там только что трех классных девок взял в оборот, причем они уже и напоенные, и накормленные, осталось только подпустить обаяния...
– А мы тут про футбол разговариваем, – сказал я согласно Гариковой инструкции.
Шумов покрутил пальцем у виска, прищелкнул языком и вернулся к планово‑финансовым работницам.
– Кхм, – сказал я, показывая Гарику на Шумова. – Вот про такие вещи мне звонить? Это подозрительно или не очень?
– Это... – Гарик вздохнул. – Это нормально. Для Кости – это нормально.
6
Девушки были хороши, особенно та шатенка, которой Шумов положил руку на плечо. Я чувствовал себя злобным кайфоломщиком, но ничего поделать с собой не мог.
– Костя, в одиннадцать нас ждет Орлова, – напомнил я.
– Это что, жена? – хихикнула шатенка. – Или начальница?
– Орлова – это Орлова, – вздохнул Шумов. – А что, уже одиннадцать?
– Почти, – скорбно сообщил я.
– Между прочим, – остановился за моей спиной Карабас, – вон тот мужик уже минут пятнадцать на вас пялится. Тоже, наверное, мент. Или это за подполковником приехали?
Я прошептал все это на ухо Шумову, и тот моментально утратил интерес к девушкам и к вину. Впрочем, вино в него уже, наверное, просто не вливалось. Некуда было вливать.
Шумов сказал что‑то негромкое Гарику, хлопнул его по плечу и потащил меня к дверям, где маялся плотный бородатый тип в кожаной куртке. Встретил бы я его на улице – принял либо за университетского профессора, либо даже за переодевшегося в цивильное священника.
– Это крупнейший специалист по мокрым делам, – успел сказать Шумов по пути. – Работает на Гиви. Не вздумай раскрыть рот. Говорить буду я.
Поэтому я не успел уточнить: бородач – специалист‑теоретик или специалист‑практик? Я молчал и слушал.
– Ты меня пугаешь, – вымолвил бородач, когда мы вышли из «Антилопы» на улицу. – Прихожу, а рядом с тобой подполковник‑мент.
– У меня широкий круг общения, – весело сказал Шумов и ткнул в меня пальцем. – Этот тоже из моего круга. Зовут Саня. В принципе, я сейчас работаю в его интересах. Поэтому можешь говорить при нем.
– А чего говорить? – солидно отозвался эксперт по «мокрухе». – Ты спрашивай, я отвечу.
– Тыква, – сказал Шумов.
Бородач поморщился.
– Я понимаю, что это несерьезно. Тыква, конечно, не самый крутой в своем районе... Но мне нужна информация именно про него, – настаивал Шумов. – Ведь мокрые дела за ним водятся?
– Ясный пряник, – сказал бородач. – Как же без этого? Он все старается солидным купцом прикинуться, чтобы в газетах про него писали и по телевизору показывали. Но замашки‑то у него прежние, блатные. Деловые люди все знают, кто он и откуда, так что не получается у него пока быть солидным господином.
..
– У нас с ним только что был разговор по этому поводу, – усмехнулся Шумов. – И я ему сказал: «В сказке про Золушку тыква долго прикидывалась золоченой каретой, но в полночь пробили часы, и карета снова стала тыквой».
– Ты дошутишься, – предупредил бородач. – У него ведь это пунктик. И злопамятный он, Тыква.
– Черт с ней, с солидностью, – махнул рукой Шумов. – Давай про «мокруху». Представим, что у Тыквина на руках оказался покойник. С дыркой в башке.
– У самого Тыквы? – уточнил Борода.
– Лично у него. Он сам даже переодеться не успел, сидит в пижаме на заднем сиденье своей тачки, а перед ним лежит труп.
– Дырку в башке Тыква сделал?
– Не он и не его люди. Но они имеют отношение к покойнику. Тыква имел претензии к покойнику.
– Все понятно, – кивнул бородач. – То есть это не ты‑квинская «мокруха», но светить ее смысла тоже нет. В каком примерно районе это было?
– Пушкинская, – сказал Шумов.
Бородач еще поразмышлял с минуту, а потом сказал:
– Думаю, так. Там Молодежный парк неподалеку. А в глубине парка – озерцо. Там еще летом на лодках катаются. Ну а осенью и зимой там нет никого.
– В озере? – уточнил Шумов.
– Ага. В прошлом году там всплыл один сутенер, Мыло его звали. Так я точно знаю, что тыквинских ребят дело. А поскольку они ленивые, то место менять не будут. Будут сваливать в озеро всех своих покойников. Разве что только груз потяжелее к ногам привяжут...
– Вот что значит специалист! – Шумов уважительно пожал бородачу руку. – Таких спецов даже у ментов нету!
– Ну, откуда ты знаешь, чего у них есть, а чего нет? – засмущался польщенный бородач. – Там тоже не дурачки сидят.
– А я у них сначала спросил. Они не знали. А ты знаешь. Один – ноль в твою пользу.
Бородач попрощался и уехал на своем «Чероки», а Шумов обеспокоенно взглянул на часы и заметил:
– Опаздываем. Ольга Петровна будет вне себя. И, между прочим, у тебя нет знакомого водолаза?
– Зачем?
– Не хочешь же ты лично лезть в это чертово озеро! Вода сейчас, – Шумова передернуло, – просто ледяная...
Глава 11
Черная вода
1
Это хорошо, что я перед посещением риелторской конторы постригся. Потому что впору было рвать волосы на голове и биться лбом об стену. Раз уж я постригся, то можно было сэкономить время и сразу начинать ломать стену – все из‑за того, что я проспал встречу с Орловой. Я чувствовал себя полным идиотом – комкал в руке заветную салфетку, готовился потрясти Шумова своей потрясающей версией... Сначала мне мешал бородатый спец по «мокрухе», а потом вдруг появился присланный Орловой по наши души джип, и там уж было бы слишком глупо даже для меня заикнуться о салфеточном раскладе. Мы куда‑то ехали, ехали, ехали...
А потом я вдруг проснулся, протер глаза и понял, что машина стоит на месте. И Шумова в джипе нет. А есть я и есть водитель. Понятия не имею, сколько я там проспал, но, когда я дернулся к дверце джипа, водитель остудил мой пыл:
– Спокуха, вон он уже возвращается...
В моем мозгу медленно восстановился весь предыдущий план действий – про салфетку, про Барыню, про предупреждение Шумова... Я посмотрел на свои руки – салфетки там не было. Я стал шарить по полу, нашел грязный комок, разгладил его и обнаружил, что прочитать мои собственные каракули будет теперь очень трудно. Я помнил вывод своих рассуждений: Орлова – это Барыня.