– Не объедем, – проскрежетал Шумов. – Будем разворачиваться...
Он так и сделал, только в самом разгаре разворота по стенке микроавтобуса что‑то застучало, Шумов завопил что‑то свирепо‑матерное, выворачивая руль влево, Мухин повалился на сиденья, я упал на него сверху, а потом низ машины стал боком, все куда‑то провалилось, Мухин исчез...
Что‑то металлическое треснуло мне по ребрам, а затем еще что‑то металлическое свалилось мне на голову. Одновременно с этим машина перестала двигаться, и я обнаружил себя лежащим вниз головой и кверху ногами. Голова у меня вдобавок была разбита.
И еще у меня было очень хреновое настроение. От того, что мне сунули в нос автоматный ствол и велели в темпе вальса выбираться наружу, мое настроение не улучшилось.
Глава 14
Слова напоследок
1
И вот что было странно: оба мы находились примерно в одинаково хреновой ситуации. Мы оба перевернулись на машине, нам обоим потом слегка настучали по головам, нам обоим надели наручники, потом привезли в какой‑то длинный холодный зал со сквозняками и усадили на стулья. Нам обоим было примерно понятно, к чему идет дело. В таких вот помещениях дела ни к чему хорошему обычно не идут. Мухина вдобавок терзали старые болячки. Но в итоге он был совершенно спокоен и даже где‑то самоуверен (если в такой ситуации можно быть самоуверенным), а у меня настроение было просто похоронное.
Когда я сказал об этом Мухину, тот понимающе кивнул и проговорил простуженным голосом:
– Знаешь, это отчего? Оттого, что ты не знаешь, что происходит. А я знаю. Поэтому для меня все это... – он пренебрежительно поморщился. – Ерунда. Я всегда знал, что этим кончится. И я давно уже к этому готов.
– Всегда?
– Ну не всегда. Лет двенадцать назад я это понял. Одним прекрасным майским вечером. И с тех пор я настраивался. Сейчас я полностью готов.
– Двенадцать лет назад? – недоверчиво спросил я. – Это ж сколько лет тебе тогда было?
– Шестнадцать. Я же говорю – у меня было время приготовиться.
Мухин был прав, я действительно не совсем понимал, что тут творится. После его слов непонятного не стало меньше.
Длинное помещение, в котором мы сидели, напоминало склад. В одном его конце была составлена старая канцелярская мебель, в другом почти до потолка высились какие‑то картонные коробки. Мы сидели рядом с мебелью, а кроме нас, в помещении находилось еще человек десять. Их явно не интересовали ни коробки, ни тем более мебель. Они о чем‑то интенсивно переговаривались, куда‑то звонили по мобильным телефонам, а трое неотрывно наблюдали за нами. Такое внимание было мне даже немного приятно.
– Раз ты все знаешь, – повернулся я к Мухину, – объясни, что они там решают...
– Они ничего не решают, – охотно объяснил Мухин. – Они же пешки, мелочь... Решают другие. Сейчас эти другие приедут сюда, чтобы лично со мной пообщаться, – он самодовольно улыбнулся. Маленькому человечку льстило, что из‑за него поднялся такой переполох и что еще какие‑то люди сейчас бросают все свои дела и несутся сюда... Чтобы взглянуть в эти наглые мухинские глазки.
– Они приедут, чтобы со мной поговорить... Чтобы все узнать у меня. Меня же нельзя просто так убить, я им нужен живой, чтобы задавать мне вопросы. Это с тобой все просто, тебя можно шлепнуть без разговоров.
– Нет‑нет, спасибо, – сказал я. – Уж лучше я посижу, послушаю где‑нибудь в сторонке... А кто это такие? Это люди Хруста?
– Я их кличек не запоминаю, – презрительно сказал Мухин. – Много им чести. А вообще, как я уже говорил, это люди Барыни. Кто еще может отправить кучу народа на машинах и с оружием искать одного‑единственного человека – меня? Только Барыня способна на такой размах – гулять так гулять!
– А что ты ей сделал?
– Я – пока ничего.
Кто еще может отправить кучу народа на машинах и с оружием искать одного‑единственного человека – меня? Только Барыня способна на такой размах – гулять так гулять!
– А что ты ей сделал?
– Я – пока ничего. Вопрос в другом – что она мне сделала?
– И что она тебе сделала?
– Эта сука, – прочувствованно произнес Мухин, – сломала мою жизнь. И ладно бы только мою. Маринкину она тоже поломала.
– Совершенно случайно, – сказал я осторожно, – это не связано с убийством, из‑за которого ты и Марина попали в тюрьму? Кажется, это было лет десять или двенадцать назад.
– Хм, – Мухин насторожился. – Ты откуда взялся такой умный? Откуда ты все это вынюхал? И дурачком тут сидит прикидывается...
Я задумался – а откуда же я в самом деле это узнал? Получалось, что самые разные люди в разное время говорили мне какие‑то вещи, из которых в конце концов сложилось нечто целое...
– Карабас, – сказал я. – Он знал Марину еще тогда, давно.
– Мы звали его Жиртрест, – меланхолично заметил Мухин.
– Еще был такой подполковник Лисицын... Точнее, в те времена он еще не был подполковником. Тогда он был, наверное, лейтенантом... Он тогда искал подсвечник. И так его и не нашел.
– Ты и про подсвечник знаешь? – удивился Мухин. – Ну надо же...
– И, наконец, городским прокурором в то время был мой отец.
– Иди ты, – сказал Мухин и даже попытался отодвинуться, однако с прикованной к ножке стула лодыжкой это было сделать непросто. – Этого не может быть. Ты? Ни черта себе!
Через некоторое время он успокоился и уточнил:
– Это ты про какого прокурора? Который нам с Мариной срок впаял? Или который...
– Который погиб в аварии, пока шло доследование.
– Ага, – Мухин вдруг закрыл глаза и некоторое время сидел так, не проронив ни единого слова. – Ну что ж... Могу только сказать, что он погиб очень не вовремя. Черт! – Мухин поежился. – Они меня уморят этими сквозняками! Где, мать их, мое пальто?! Ах да... – вспомнил он. – Пальто было за рулем. Интересно, куда оно делось?
У меня на этот счет было два предположения, и оба пессимистичные:
– Или его придавило при аварии... Или он рыпнулся, когда его вытаскивали...
– Жалко, – сказал Мухин. – Хорошее было пальто. Да и парень, который в нем, тоже ничего. Шустрый. Возле подъезда он двоим лбам накостылял в хорошем темпе. Только все это было зря... Для тебя и для него. Вы ничего не добились, вы просто нарвались на смерть.
– А для тебя не зря?
– Со мной все немножко сложнее, – загадочно улыбнулся Мухин. – Я эту игру начал, и я знал, чем она кончится.
– Да ты заколебал уже со своими загадками! – не выдержал я. – Куда ты алмазы дел вместе с тыквинскими деньгами?
– И об этом они меня тоже спросят, – спокойно ответил Мухин. Я проследил его равнодушный холодный взгляд и увидел, что в помещении появились новые люди.
– Вон тот, с треугольной рожей, это Хруст, – сообщил я Мухину, как опытный специалист по геометрии. – Он у них за главного. Тут как‑то на меня налетел с воплем: «Отдай мне тело Мухина!» Забавно, да? Кстати, а зачем ему твое тело? Ключика‑то на шее нет...
– Тело ему нужно для отчетности. Он же не может сказать Барыне просто: «Мухина мы замочили... Все, отбой». Нет, она потребует доказательств. Лучше всего представить тело. Или его часть.