— Отель “Тропик”, — бормочу я, — и не надо гнать на ста десяти, времени у меня полно.
Ну вот, мои вещи уложены. Мне осталось только приказать спустить их вниз, потому что у меня самого сил на это нет. Я разбит, как девушка, которую изнасиловал полк казаков.
Такова жизнь! Иногда такое ощущение, что у тебя на плечах груз всего мира…
Я звоню и, ожидая коридорного, в последний раз припадаю глазом к дырке в стене. Это с нее начались все мои неприятности… Соседний номер теперь пуст. Только развороченная постель по-своему рассказывает о страсти любовников, занимавших эту комнату.
Наконец в дверь стучат. Я кричу, чтобы входили. За моим багажом пришел тот же коридорный, который относил на почту драгоценную посылку Ван Борена.
Он угодливо улыбается мне.
— Вы звонили, господин комиссар? И этот знает, кто я! Пора сваливать… А что касается этого звания, мне кажется, я его больше не заслуживаю.
— Да. Отнесите мои вещи вниз…
— Хорошо, господин комиссар. Он берет мой чемодан.
— Какая история, а? — говорит он. — Бедный месье Ван Борен… Как вы думаете, его убили? Мне хочется его задушить.
— Мне это неизвестно…
— А я думал, что дело ведете вы, — Он подмигивает — Я сказал себе…
Он ставит чемодан и показывает на дырку в стене.
— Я решил, что вы за ним следили… Снаружи-то это тоже делали…
Он снова берет чемодан и собирается уходить.
— Эй!
— Да, месье?
— Что вы имеете в виду, говоря: “Снаружи это тоже делали”?
У этого парня нюх на чаевые, как у бретонского спаниеля на бекасов. Я выкладываю перед ним крупную купюру.
Он убирает ее в карман молча, как будто это носовой платок, потом ставит чемодан на пол и садится на кровать.
— За Ван Бореном следили два дня… Я это сразу заметил.
— Правда? И кто за ним следил?
— Мужчина…
— В круглой шляпе, в плаще и с усами?
— Нет, этот приходил за его багажом. Я говорю о том, кто расспрашивал меня насчет посылки…
Я чувствую примерно то же, что парень, порвавший лотерейный билет, думая, что он ничего не выиграл, а потом сообразивший, что читал его вверх ногами.
Я хватаю его за грудки.
— Говорите!
Он не задает вопросов, зная, что меня интересует.
— Вчера, после обеда, после того как забрали багаж месье Ван Борена, пришел один мужчина… Он расспрашивал меня о нашем клиенте…
Сказал, что из полиции…
— Сколько он тебе дал? Он пожимает плечами.
— О, господин комиссар! — И добавляет:
— Пятьдесят франков.
— Что он хотел узнать?
— Клал ли Ван Борен что-нибудь в сейф отеля… Он хотел, чтобы я разузнал об этом без шума. Я разузнал и сказал, что не клал, но попросил меня отправить посылку на имя дамы, носящей ту же фамилию, что и он, и проживающей в Льеже…
— Ты ему это сказал?!
Я поднимаю лакея за полосатый жилет. Он бледнеет и вяло пытается вырваться.
— Но, господин комиссар, он мне сказал, что он полицейский!
На этого кретина, дающего вам самое фальшивое объяснение, которое только можно придумать, просто не хватает зла!
— Как он выглядел?
— Мужчина лет пятидесяти, говорит с немецким акцентом… Лысый…
— С каких это пор бельгийские полицейские разговаривают с немецким акцентом?
Он понимает, что дал маху, утверждая, будто думал, что разговаривал с полицейским, и отводит глаза.
— Ладно. Пятьдесят лет, лысый… Что дальше?
— Довольно полный, одет в черное…
— Это все, что он сказал?
— Да…
— Ладно, выноси мой багаж…
Приближается время отъезда.
Четверть часа спустя я сижу в большом зале вокзала, куда прибыл на полчаса раньше, чем нужно.
У меня в кармане лежит билет, и я стараюсь забыть историю Ван Борена, его друзей и знакомых… Нерешенные головоломки вредят здоровью…
Сегодня вечером, у себя дома, рядом с моей старушкой Фелиси, я напишу Робьеру своеобразный рапорт, отправлю его авиапочтой, и благодаря этому инспектор сможет сделать огромный шаг вперед…
Я купил в киоске “Франс суар”, но не читаю ее, берегу для дороги.
Я мотаюсь по залу ожидания, рассматривая рекламные щиты… На одном названия всех театров, киношек, кабаре и ночных баров города…
Я машинально пробегаю глазами список.., и внизу колонки останавливаюсь, пораженный. В одной из ячеек читаю:
"Двадцать семь”. Элитарное кабаре. Танцы, развлечения. Льеж, улица Бургомистра Постена, дом 27”.
Музыку, ребята!
Жизнь продолжается! Как и вчера, я бегу в камеру хранения, сдаю чемодан, вскакиваю в тысячепервое такси и во всю силу легких требую отвезти меня на улицу Бургомистра Постена, к дому двадцать семь…
Глава 19
Флаг по ветру, шпаги наголо! Пусть я рискую окончательно рассобачиться со Стариком, еще раз пропустив поезд, но это, по крайней мере, будет не напрасно. Я в удовлетворительном состоянии. Все мои тревоги, ошибки и слабости отброшены. Мне наплевать на фактор времени!
Сейчас только одно имеет значение — полный успех! И я добьюсь его, если меня до этого не прикончат…
Выскочив из тысячепервого такси, я смотрю на дом номер двадцать семь.
На его белом фасаде намалеваны две огромные цифры. Заведение закрыто. Оно открывается только по вечерам. Представляю себе: дешевый зал, три унылых музыканта и “широко известная звезда радио и грампластинок”, пытающаяся произвести эффект “уже слышанного”, имитируя манеру знаменитых исполнительниц.
Из скромного заведения не доносится ни единого звука, не видно света.
Я сворачиваю на боковую улицу, ища черный ход, нахожу его и вхожу внутрь благодаря моей отмычке…
Унылый серый коридор ведет в другой коридор, намного шире первого, почти холл. С одной стороны этой буквы “Т” находится зал “27”, полностью соответствующий моим представлениям. Напротив зала располагаются служебные помещения: гримуборные, туалеты, кабинет, кухня…
Я рыскаю повсюду, вынюхивая, высматривая, ощупывая… Если заявится владелец, начнется громкий возмущенный крик. То, чем я сейчас занимаюсь, называется “незаконное проникновение в помещение путем взлома”. А взлом, даже не сопровождаемый кражей, дает вам право на фасолевую баланду.
Но мне на это плевать…
Внутри действительно никого нет. Ни души. Даже уборщицы, пришедшей навести порядок… Никого! Пустыня…
Я иду в кабинет порыться в бумагах.
Обычная деловая документация… Я в ней разбираюсь с пятого на десятое, потому что не имею особых способностей к бизнесу.
Вся она составлена на имя Франца Шинцера… Если я не совсем отупел, то это немецкая фамилия, а шестерка из отеля “Тропик” мне только что сказал, что его “допрашиватель” говорил с немецким акцентом.
Я уже собираюсь уходить, когда улавливаю слабый звук…
Прислушиваюсь. Все тихо… Наверное, показалось или звук шел снаружи… Да, со двора… Это был металлический скрежет. Все-таки я иду на кухню проверить, не заблудился ли там какой-нибудь поваренок.
Нет…
Я стою в нерешительности. Звук больше не повторяется… Я жду еще секунду, натянутый, как скрипичная струна. Может, это было самовнушение? Мне снова слышится скрежет, только более тихий, чем в прошлый раз.
Кажется, он идет из подвала… Поискав, я нахожу ведущую туда лестницу. Включив свет, спускаюсь в просторное помещение со сводчатым потолком, провонявшее дешевым вином.
Подвал кажется пустым. Я говорю “кажется”, потому что это впечатление быстро проходит. Подойдя к нагромождению бочек, я вижу руку, ухоженные ногти которой скребут пыль. Раздвигаю несколько бочек и нахожу малютку Дюбек, вернее, то, что от нее осталось.
На задней части ее черепа страшная рана… Кровь образует под ней густой ковер… Она бледна и слабо моргает.
Она еще дышит, но дыхание сдавленное, неглубокое, затрудненное…
Я наклоняюсь над ней.