Что это, скрытая угроза?
– У меня в самолете есть немного зелья, если хотите, – сказал Кэрби.
– И ты еще спрашиваешь! – Индеец перевел слова Кэрби остальным, и те заулыбались, но продолжали неподвижно стоять на месте. Это было странное зрелище: все равно как если бы улыбались деревья.
– А у нас в деревне найдется самогончик, – объявил переводчик. – Можно неплохо погудеть.
– Где же эта деревня? – спросил Кэрби, подумав, что можно было бы по суду требовать хотя бы выплаты ренты, если индейцы живут на его земле.
– Да там, – переводчик небрежно махнул мачете.
– А сколько у тебя навоза? – поинтересовался тот индеец, который, как показалось Кэрби, угрожал ему.
– Деревня большая? – осведомился Кэрби.
– Одиннадцать дворов, – серьезно ответил первый индеец, как будто Кэрби явился делать перепись населения.
– Тогда навоза хватит.
Индеец улыбнулся, показывая квадратики зубов.
– Меня зовут Томми Уотсон, – сказал он и протянул руку. Ту, что без мачете.
– Кэрби Гэлуэй.
– А это мой двоюродный брат Луз Коко. – Томми кивнул на второго индейца.
– Как поживаешь? – спросил Кэрби.
– Неплохо, – сказал Луз Коко.
Все спустились с холма, и Кэрби достал из кабины самолета два капроновых пакета.
– Бумаги на всех не хватит, – предупредил он.
– Ничего, возьмем у миссионера туалетную.
Индеец обратился к своим соплеменникам, и начались препирательства. Кэрби ждал, привалившись к самолету.
В языке кекчи много цокающих и утробных звуков, поэтому на слух он довольно груб, особенно когда индейцы спорят, кому из них отправляться в миссию за туалетной бумагой. Наконец двое признали поражение и, грустно оглядываясь, отправились вниз по склону. Кэрби присоединился к остальным. Они пошли через палимый солнцем холм, поднялись на следующий до середины склона и углубились в яркую зеленую рощицу, где по берегам быстрого прохладного ручейка стояли одиннадцать бревенчатых хижин.
– У вас даже вода есть, – сказал Кэрби. Они были уже далеко от его участка.
Томми удивленно взглянул на него.
– Так вот почему ты тут околачиваешься! Ты купил это болото?
– Ты хочешь сказать, пустыню.
– Ты еще не видел, что там в сезон дождей.
– Проклятье! Зараза! – воскликнул Кэрби.
Но у него не было времени жаловаться на судьбу: предстояло знакомство со всеми обитателями деревни. Их было меньше сотни, и никто не говорил по‑английски, разве что несколько слов. Самогон хранился в разнообразных бутылях и кувшинах, а по вкусу напоминал нечто среднее между пивом и пятновыводителем. Деревня, как сообщил Томми, называлась Южная Абилена. Возможно, это соответствовало действительности. Обитатели в большинстве своем были робкого десятка, но приняли Кэрби достойно. Они даже развеселились, когда двое из соплеменников вернулись из миссии с рулонами туалетной бумаги и брошюрами, толкующими, что такое Святая Троица.
Жители деревни были потомками строителей храмов. По сравнению с той славной эпохой их связи с миром стали слабее. Теперь они возделывали землю и слонялись по джунглям, почти не соприкасаясь с веком нынешним. Такие маленькие деревушки были щедро разбросаны по центральноамериканским джунглям и равнинам, и их обитатели жили по старинке, практически не имея связи с бурлящей вокруг технологической цивилизацией. Они бросили воевать и возводить храмы, почти перестали на что‑либо надеяться. Они просто старались выжить.
В Южной Абилене только двое бегло говорили по‑английски, Томми и Луз.
Как понял Кэрби, они были самыми большими знатоками цивилизованного мира и столь разительно отличались от своих собратьев, что Кэрби захотелось послушать историю их жизни. Однако они сперва потребовали, чтобы он рассказал им, как его угораздило купить тут землю.
– Участок мне с первого взгляда понравился, – сказал им Кэрби. – Сент‑Майкл представлял владельца, какого‑то крупного аристократа из Мексики. Из‑за налогов тот не хотел брать закладную, а я был в состоянии уплатить наличными.
– Это такой самодовольный толстяк? – спросил Томми.
– Да, Инносент Сент‑Майкл.
– Это была его собственная земля. Он много лет искал дурака, чтобы продать ее.
– Спасибо на добром слове, Томми.
– Стало быть, ты богач? – спросил Луз. – Ты можешь позволить себе ошибиться?
– Богатые люди не рискуют своими задницами и двадцатью годами тюряги, они не возят в Штаты зелье, – ответил Кэрби. – Этим я и заработал на землю. О, господи! – воскликнул он, вспомнив еще что‑то.
– Что такое?
– Остаток денег я отдал за коров одному парню в Техасе.
Луз расхохотался. Томми попытался принять сочувствующий вид. Кэрби попыхтел трубкой с зельем и вдруг тоже засмеялся.
– В конце концов, я не такой умник, как мне казалось, – сказал он.
– А кто умник‑то? – отвечал на это Томми. – Но все равно в жизни есть свои радости.
И они вволю вкусили от радостей жизни. Индейцы принесли разные диковинные блюда, сдобренные перцем и другой взрывчаткой. Самогон освежал горло. По радио передавали гватемальскую программу. Вскоре зашло солнце, и вечерний ветер ласково шептался с верхушками деревьев под журчание ручейка. Кое‑кто пустился в пляс на неровной земле. Потом упала ночь, а с ней упали и обитатели деревушки. Оставшиеся на ногах развели костры, и в оранжевом свете засновали черные призраки. Селяне принялись переговариваться с ними на своем родном наречии. Кэрби лежал на остывающей земле, подсунув под голову перевернутый глиняный горшок и держа в руке полупустой кувшин. Он смотрел, как над его холмом всходит луна, а рядом, скрестив ноги, сидел Луз Коко и рассказывал историю своей жизни.
– Я был ребенком, когда моя мать спуталась с нефтяником, – говорил он, поплевывая в костер, который тоже усердно отплевывался головешками. – Оказалось, он не богатей, а простой геолог, которому было скучно одному в спальном мешке. Искал тут нефть для «Эссо».
– Так здесь есть нефть? – оживился Кэрби.
– Есть, а фига толку? Тут известняк, и она – в маленьких полостях. Добывать – себе дороже. В общем, мать прогнали из деревни, и мы поехали в Хьюстон.
– Погоди‑ка, – оборвал его Кэрби. – Так сразу и прогнали?
– Здешние ослы, – Луз обвел жестом всю Южную Абилену, – жуть какой принципиальный народ.
– А, понимаю. Твоя мать и этот геолог…
– При живом папаше.
– И племя изгнало ее.
– Деревня прогнала ее. Она забрала с собой нас, ребятишек. Мне было девять, а Розите год. Это моя сестра, ты ее видел. Но мы не нашли того геолога, и мать пошла в услужение. Жили мы неплохо, росли вместе с хозяйскими детьми, Томми пару раз приезжал в гости. Он жил в Мэдисоне, в Висконсине, его старик работал в колледже. Он знал все про резьбу, древнее искусство и разные поделки. Читал про них лекции и… как это называется, когда человек говорит: это хорошая вещь, а это – дрянь?
– Оценивал?
– Оценивают машины.
– Ну, значит, проводил экспертизу? Говорил, поддельная вещь или настоящая.