– Если можно. Он решил тряхнуть стариной и разнообразить свой отпуск. Вы уж скажите «да», пожалуйста.
– Да, – сказал Вернон.
Томми хохотнул, и они вышли под ясное звездное небо. Селянам нравились празднества, но их тревожило исчезновение Шины, и они просто сидели кучками, тихо переговариваясь. Пласт дыма висел над землей, горшки с самогоном стучали о камни. На западе чернели горы, поглотившие Валери Грин.
Инносент больше не любовался поделками, а сидел на них. Из одной хижины вынесли тяжелое кресло красного дерева и водрузили у самого большого костра. Его покрыли цветной материей с узорами, настолько стилизованными за тысячелетия, что они утратили свой первоначальный реалистический смысл. На этом мягком троне и восседал Инносент, отвечая улыбками на робкие улыбки индейцев и держа в левой руке банку из‑под майонеза, почти доверху наполненную питьем.
– Инносент, – позвал Кэрби, подходя.
Сент‑Майкл с улыбкой повернулся к нему. Он не был ни пьян, ни «подкурен». Он казался просто счастливым и умиротворенным.
– Как ты, Кэрби?
– Прекрасно, – Кэрби огляделся в поисках сиденья, не нашел и опустился на землю рядом с левым коленом Инносента. – Ты‑то как?
– Все в порядке. Странный выдался у меня денек, Кэрби.
– У меня тоже, – Кэрби потрогал царапину от пули.
Индейцы вокруг них продолжали беседовать на своем языке, гостеприимно улыбаясь Кэрби и Инносенту. Томми и Луз сидели у какого‑то другого костра, поджидая Розиту.
– Сегодня утром я был в отчаянии, – признался Инносент. – Ты можешь в это поверить, Кэрби?
– Ты был немного не в себе.
– В основном с отчаяния. Я даже не плавал в бассейне, представляешь? Я не завтракал и не обедал.
– Нет, не представляю.
– А все любовь, Кэрби. В мои‑то годы вдруг взять и влюбиться.
В мои‑то годы вдруг взять и влюбиться.
– В Валери Грин?
– Странное дело: до сих пор я даже избегал этого слова – «любовь». Я мог бы застрелить тебя, но не в силах был произнести это слово. – Инносент отхлебнул из банки.
– А ты уверен? Хорошо ли ты знаешь Валери Грин?
– А насколько хорошо я должен ее знать? Думаешь, я бы любил ее больше, если б знал лучше? Мы провели вместе один день. Чисто платонически, как ты понимаешь.
– Это ты мог бы и не говорить.
Инносент хихикнул.
– Так или иначе, я хотел опять увидеться с ней, но этого не случилось. Всегда так: хочется пить, а вода уходит в песок.
– Ты чудо, Инносент, – сказал Кэрби. – Я и не знал, что ты такой романтик.
– Я никогда им не был. Сейчас мне кажется, что от этого все мои беды. Ты знаешь, почему я женился?
– Нет.
– У отца Франчески были деньги, а я хотел купить клочок земли.
– Не может быть, чтобы только поэтому. У других девушек тоже есть отцы с деньгами.
– На землю претендовали еще двое. У меня не было времени выбирать.
– Но почему именно Валери Грин?
– Потому что она – честный человек. Я таких честных в жизни не встречал. И умница. И серьезная девушка. И не ищет одних развлечений. Но прежде всего – честность.
– А ты неплохо изучил человека, с которым провел всего день, – заметил Кэрби. – Думаешь, плохи твои дела?
– Наоборот, хороши. А теперь, когда я верю тебе и этим людям, теперь, когда я в этой маленькой деревушке, затерянной неизвестно где, когда я уверен, что Валери Грин рядом, живая, а не мертвая… Теперь все просто замечательно, правда?
– Ну, если ты так думаешь…
– Она вернется, – сказал Инносент. – Завтра мои глаза будут любоваться ею, мои уста скажут: «Привет, Валери». – Он просиял, предвкушая удовольствие.
– Инносент, похоже, ты вновь обрел былую невинность.
– Наверное. Я и не знал, что она у меня была когда‑то. И мне нужен был кто‑то, кто разбудил бы все лучшее. И это Валери. Кэрби, перед тобой совсем другой человек!
– Верно, – ответил Кэрби.
– Он все время жил во мне, а я и не знал об этом.
– Вот что значит любовь хорошей женщины.
– Смейся, Кэрби, ничего, я не в обиде.
– Я не смеюсь, Инносент, – почти искренне сказал Кэрби. – Значит, отныне и впредь я буду встречать в Белиз‑Сити такого вот Инносента Сент‑Майкла?
Улыбка Инносента стала сытой, сонной и довольной.
– Как знать, Кэрби.
– Думаешь, это у тебя ненадолго? Что ж, в таком случае я рад был познакомиться с тем, другим парнем.
РАЗГОВОР С ПОДУШКОЙ
Голоса. Что‑то бормочут. Валери приоткрыла правый глаз и стала следить за муравьем, который тащил большой огрызок листа, задрав его кверху как зеленый парус. Левая щека была прижата к земле, и, следовательно, левый глаз не открывался. Но правый наблюдал за муравьем, а ухо улавливало звук бормочущих голосов. Во рту сухо. Тело закоченело. Голова болит. Колени саднят. Волосы всклокочены. Мозги – в полуотключке.
Мимо ходили люди. Они были гораздо больше муравьев. Валери закатила открытый глаз и увидела двух удаляющихся мужчин. Они разговаривали. Маскировочная военная форма. На поясе – кривые ножи в черных кожаных ножнах. Гурки.
Валери все вспомнила и закрыла глаз. Индейская деревня, самолет, Кэрби с Инносентом Сент‑Майклом. Побег с лепешками. Путаница в мыслях и блуждание по лесу. Что все это значит? Может, она помешалась от страха? Но она не помнит, чтобы так сильно испугалась.