Словом, у меня был полицейский "стар": ствол был как ствол, а рукоятку покрывал слой золота с полпальца толщиной, и в этом слое были хитро вычеканены всякие зверушки с рубиновыми глазами.
Я не хотел ссориться с Чабаном. Поставить на место – пожалуйста, а вот ссориться – не‑а, я не драчлив. Просто терпеть не могу, когда мне предъявы делают.
Чабан молча взял протянутый ему ствол и сунул за пазуху. Он даже удержался от искушения поддеть пальцем камешки на рукояти – вправду рубины или стекляшки?
– Бывай, Ходжа, – сказал он и повернулся, чтобы идти. Голос его стал заметно теплее. Во всяком случае, лицо он не потеряет. Даже если его люди будут добираться домой на такси.
– Погоди, – окликнул я грузина. Тот обернулся: в моих руках была баночка с серым порошком.
– Я слыхал, – сказал я, – что твоих людей покусала кошка. Полосатая такая. Ты их помажь из этой баночки – целее вчерашнего будут.
Совсем развеселился Чабан. Хлопнул меня по плечу.
– А ты неплохой парень. Ходжа! – говорит. – Если на тебя кто наедет – звони.
Я сызмальства усвоил – человек сам по себе, будь он хоть Эйнштейн, – пшик. А человек, который сам по себе и с лимоном в кармане – это просто кабан на стенке тира. Зачем я, в сущности, затеял всю эту историю с автомагазином? Ведь я мог придумать, по правде говоря, вещи поприбыльней.
Ведь к этому времени, могу признаться, я мог наведаться в форт Нокс и хапануть там то, что не удалось хапануть известному антигерою Яна Флеминга. А поскольку дело было в России, то я точно знал, что ничтожная часть золотого запаса Америки обеспечит мне вечную благосклонность подмазанных полковников и майоров МВД.
Но мне надобны были не деньги, а уважение. Да и что такое одинокий богач? Одинокий богач – это нонсенс, по крайней мере в России. Это курица на базаре жизни, к которой приценивается каждый проходящий вор. Это разборка на завтрак, обед и ужин. Ведь надоест раз за разом доказывать какому‑нибудь залетному вору из Комсомольска‑на‑Амуре, что ты не верблюд. Притом наедет какой‑нибудь отморозок, сдуру не врубится да и пришьет. Словом, приятно, когда тебя охраняет магия, но куда приятней, когда тебя охраняет репутация. А что до ментовки, тут я не беспокоился. Уж если она не осмеливалась дотронуться до Шарифа‑рэкетира, неужто она полезет на Шарифа‑колдуна?
Словом, открыл я свою автолавку, купил элитный особнячок по Рублевскому шоссе, набрал себе ребят и зажил в свое удовольствие. Дом у нас получился как дом, как все живут. Правда, с одним было строго – с бабами. Чтобы блядей на дом вызывать – этого у нас не было. Захотят ребята – я тотчас в кабинет, подую, пошепчу и вывожу им десяток суккубов или ундин. Ребятки поначалу побаивались, а потом привыкли. И то? Блядь она и есть блядь, и повадки у нее блядские, и рожа не всегда первосортная. А как я суккубу велю принять облик Клаудии Шиффер, так у ребят сразу челюсть отвисает, а внизу, наоборот, очень даже встает.
Вскоре какой‑то фраерок задумал открывать на соседней улице представительство и ко мне обратился. Так, мол, и так, стены есть, а "крыши" нету, готов дать на ремонт, но чтобы не протекало. Я не пожадничал, объяснил ему, что в этом районе платят Чабану и рекомендацию дал. Чабан был очень тронут.
А других я под свое крыло брал. Чуть где грохнут авторитета, среди людей его начинаются разборки, подданным его становится тошно – и я тут как тут.
Я не торопился. Зачем мне торопиться? У меня в подвале философский камень варится и вечность – впереди.
* * *
Утром тринадцатого числа полковник Яниев зашел в кабинет к майору Головиченко, командиру СОБРа и своему старому афганскому другу.
– Пошли, Сережка, почирикаем, – сказал Яниев.
Оба мента прошествовали узким коридором, отделанным беспородным и лохматым, как дворняжка, линолеумом, и вошли в кабинет Яниева.
Оба мента прошествовали узким коридором, отделанным беспородным и лохматым, как дворняжка, линолеумом, и вошли в кабинет Яниева. Яниев нажал селектор и велел:
– Будякина ко мне.
Старлей Будякин явился через две минуты. Он был белобрыс, свеж и улыбчив, как смеющаяся корова на упаковке с сыром.
– Ну что у тебя там по этой заразе. Ходже? Установил, откуда он тачки гоняет?
– Никак нет, товарищ полковник! Растаможка у них липовая, большие деньги за нее платит, не ходит его товар через границу. Откуда он его берет – просто уму непостижимо.
– Тоже мне, бином Ньютона, – фыркнул Головиченко. – Паленые у него тачки.
– Никак нет. Это ж просто мистика какая‑то! У него дача по Рублевке, в даче гараж. Утром гараж открывается, и из него выезжают тачки, одна или две. То джип, то шевроле, а вчера линкольн выкатили. И ни одна из этих машин перед этим в гараж не заезжала. Мы все вокруг обложили! Мимо нас мышь и та бы не проскочила! Печет он их, что ли? Конвейером?
– Забавный у него в гараже конвейер… – пробормотал полковник. – То джип, то шевроле…
– Да, и вот еще что, – вспомнил лейтенант. – У него по налогам выходит, что он не сам продает тачки, а действует как посредник заграничной конторы. То есть налогом облагается не прибыль от продажи, а коммиссионные. Это ж чушь собачья! У нас же таможня комиссионную тачку через границу не пустит! Я в налоговой полиции спросил, сколько им за это дали, а у них глаза безумные, и губы от имени "Ходжаев" трясутся.
– Не слабо, – сказал полковник, прекрасно знавший, что обычно при встрече с налоговой полицией трясется не полиция, а предприниматель. – А еще какие данные у нас по Ходже?
– Гадкое это место, – сказал старлей, – поганое. Мы позавчера сидели в наружке, слышим смех, шум. Думаем – дай заглянем на участок. Ну, там у них телекамеры по периметру выставлены, я к забору соваться не стал, а вместо того на сосну влез. Вот я гляжу вниз – ну сейчас же декабрь, слякоть! А у них там июнь. Травка зеленеет, цветочки цветут, парни в шортах шашлык жарят или без шорт девок трахают. Красавицы девки!
– Ты это заснял?
– А то как же! Марчин проявляет!
– Принеси.
Старлей Будякин исчез за дверью, а командир СОБРа спросил:
– Ну и зачем меня звал?
Яниев усмехнулся.
– Есть оперативная информация: Князь вызвал Ходжу на разборку. Завтра в одиннадцать. Едем в Нагатино, к кольцевой. Будем брать.
– Возьмем, – равнодушно сказал собровец. Тут в дверь постучали. Яниев встал и вернулся со снимками.
– Берите, – сказал он, – только погляди сначала на это.
Собровец поглядел. На снимках было действительно все, как сказано: лето, бассейн и зеленая травка. Непорядок был только с девочкой, которую трахал прямо у забора разрисованный уголовник. Это была не девочка. Это была лягушка размером со взрослого человека. А в остальном все было так, как сказал лейтенант из наружки.
В одиннадцать часов вечера я подъехал к воротам своей дачи на старенькой "шестерке" семьдесят третьего года выпуска.
Ворота распахнулись, и я въехал во двор. У нас были гости: вдоль бетонной дорожки торчали синие и красные джипы, и посереди, загораживая мне проезд, красовался бронированный "мерседес" Чабана. Чабан стоял, облокотившись на капот тачки, и курил "Мальборо". На "Жигули" он воззрился удивленно, не просекая, что это явился хозяин дачи, и все так же продолжал курить.
Ворота закрылись. Я врубил задний ход и несильно въехал задом в ворота. Послышался звон бьющегося стекла и слабый крик. Я включил первую передачу, чуть развернулся и подал вперед. Колеса "жигуля" съехали на траву, а левая скула питомца волжских цехов врюхалась в бампер бронированного "мерседеса".