Когда я приехал в банк, там царило столпотворение.
Промышленники толпились в предбаннике моего кабинета, как мальки в верше. На столе скопилась груда факсов, радиотелефон пищал, как крыса с защемленной лапкой. Все хотели одного и того же: войти в ФПГ Шарифа Ходжаева, где они не будут платить налогов.
Я позвонил обаятельному человеку, и через двадцать минут он сам приехал ко мне. Директора обступили его, как цыплята наседку. Со всех сторон послышалось:
– А они мне впарили на пять миллиардов векселей Московско‑парижского банка, а векселя эти можно только на налоговые освобождения обменять, а налоговые освобождения вы отменили!
– У меня сверхсекретный завод, а "Белэнерго" мне даже охранную сигнализацию отключило!
– Я бы лодку к причалу поставил и с реактора электричество брал, так ведь запрещают! Лицензия какая‑то нужна?
Обаятельный г‑н Грацинский поднял руки: мол, не все сразу. Обаяния у него чуть поубавилось.
– Так что же вы хотите? – осведомился он у промышленников.
– Я тоже хочу не платить налогов! – заявил какой‑то оборонщик из Ярославской области. – А то вы на нас эксперимент ставите: нельзя доить корову и не кормить ее.
– Можно, – процедил кто‑то из угла, – надо только почаще корову менять.
Один из директоров вдруг вскочил.
– Вот где у меня ваше государство! – заорал он, тыча пальцем в горло. – Вы мне должны 10 миллиардов! Ясно? Вы! А мой вам долг – три миллиарда, и еще приходит налоговая полиция и счета грозится арестовать, если не подмажу! Почему вы меня за долги имеете право банкротить, а я вас – нет! А потому что подкатывается ко мне ваш, Алексей Всеволодович, карманный банчок, и говорит: переведи ко мне счета и получишь бюджетные деньги, только двадцать процентов мне отдашь!
Обаятельный Алексей Всеволодович несколько побледнел.
– Так что ж вы хотите?
– А я к Шарифу хочу! Он налогов не платит и кредит даст!
– Помилуйте, – проговорил Алексей Всеволодович, – так все к Ходжаеву уйдут. Из‑под государства.
– Не все! Те, кто воруют вагонами, не пойдут! И нетто‑дебиторы не пойдут, – заорал кто‑то из угла. – А я пойду! Потому что я не ворую! И приношу прибыль! Но только мою прибыль вместо меня получает "Росвооружение", а я булками зарплату плачу!
На Грацинского страшно было смотреть. Обаятельность его как в клозет спустило.
– Знаю я, как ты не воруешь, – процедил он сквозь зубы. – На счетах завода ни копейки, все через свое ЗАО пускаешь, а туда же – не ворует!
– Я у завода не ворую, – отвечал директор. – А у государства воровал и воровать буду! Все, что оно не украло у меня!
– Кредиты просишь…
– А чего ж девку не взять, если она дает? – не остался в долгу директор.
Гвалт начался невероятный. Не то чтобы души присутствующих директоров были чисты и благоуханны, как белье проститутки. Но в одном они были правы: государство устроило им такой фискальный Сталинград, что все, что они могли, – это заниматься мелким партизанским воровством в тылах, по которым прошлись танковые колонны НДС и налога на прибыль.
– Хорошо, – упавшим голосом сказал осунувшийся Грацинский, – подавайте заявки.
Мы с Грацинским остались одни в кабинете, и спустя десять минут Асмодей притащил длинный список директоров, желавших войти в ФПГ.
Грацинский просмотрел список, и глаза его забегали в разные стороны, как два таракана в чашке.
– Нет, – выдохнул он, – я не могу такую бумажку подмахнуть!
– Почему?
– Да это была ФПГ, а стало государство! Кто в бюджет‑то налоги платить будет?
Я усмехнулся:
– Ты давай запиши этих парней, а я за это с остальных налоги выбью.
Слабо меня во главе налоговой полиции поставить?
– Я должен подумать, – проговорил Грацинский.
* * *
После банка Грацинский вернулся к себе на работу. Вместо документов он попросил секретаря принести водки, каковую принялся немедленно жрать прямо из горлышка. Впрочем, в одиночку пил он недолго: вскоре в кабинет чиновника явился мешковатый седой человек в погонах, тот самый, который в свое время грозился Ходжаеву пообрывать хвосты его русалкам.
– Ну, что он тебе предложил? – осведомился генерал.
– Выбить налоги из всех неплательщиков, кто не вошел в его ФПГ.
– Ну и отлично.
– Отлично? Да ты представляешь, что будет? Приходит Аладдин к директору и говорит: либо я тебя в нетопыря превращу за то, что ты денег в бюджет не платишь, либо ты пойдешь ко мне в ФПГ, где в бюджет не платит никто! Дверь этого здания заколотят и табличку повесят: "Государство закрыто. Все ушли к Шарифу Ходжаеву". Был Аладдин, а стал директор Всея Руси.
– Что, так уж никого не останется?
– Пара химзаводов. И комплекс по производству бактериологического оружия.
Грацинский нервно дернул ртом и добавил:
– И что‑то я сомневаюсь, чтобы он меня из вице‑премьеров в вице‑президенты к себе взял.
Оба друга погрузились в долгое молчание. Грацинский с тоской оглядел свой кабинет. Кабинет был хороший, четырехкомнатный, и на обширном диване в комнате отдыха, где сидел он с генералом, было удобно беседовать по душам или заниматься любовью с секретаршей. Грацинскому было жаль своего кабинета. И всего здания с разбегающимися ковровыми дорожками, батареями телефонов слоновой кости и белеными стенами, в которых несли свою чуткую вахту недремлющие электронные жучки его собеседника. Он живо представил себе, как в разоренное здание переезжает банк "Народный Альянс" и в комнату отдыха за его кабинетом вносят аквариум с бесстыжей русалкой.
– Неужто его никак нельзя убрать? – осведомился наконец генерал.
– Нет. Мы этот вопрос уже обсуждали.
– А этого… полковника?
– Толку‑то что? Он себе другого найдет…
– А с чертом его ты говорил?
– Да говорил я! – вскинулся Грацинский. – Шариф мне десять миллионов предложил, и даром, а черт его – только два, да и те за душу! Мы на нее, говорит, и так уже приходно‑расходный ордер выписали! Тьфу! – И Грацинский снова хлебнул прямо из горлышка.
Через два часа я позвонил Грацинскому насчет обещанной им бумажки. Тот был явно пьян. Заплетающимся языком он завел длинную речь, и смысл речи сводился к тому, что подмахнуть бумажку о ФПГ означает продать всю Россию и что он не может продать всю Россию за десять миллионов зелеными. Я обещал ему сорок и место в совете директоров "Народного Альянса", и он выразил мне признательность.
Мы договорились встретиться вечером втроем: он, я и Яниев.
Между тем Яниева не было ни на даче, ни в банке. Сережка сказал, что позавчера Яниев заказывал билеты в Таиланд, для себя и для Даши, на недельку. Я разозлился. Нашел время для медового месяца! А я теперь сиди тут и решай за него, что делать с российскими налогами.
А как я могу правильно это решить, когда вот передо мной лежит бумага за подписью нашего начальника управления предприятий оборонного комплекса и в этой бумаге мне знакомы только местоимения и предлоги? Ну пожалуйста – что такое коэффициент текущей ликвидности? И можно давать предприятию ссуду, если он равен 0,4, или нельзя?
Телефонов у Асмодея на столе стояло пять штук, и в полуоткрытую дверь было слышно, как все они поют, словно соловьи в майскую ночь.
– Его нету, – беззастенчиво врал Асмодей, откалибровывая просителей по рангу и чину.
– Он в Белом доме.