Но для меня немыслимо совершать жертвоприношения Венере, как говорят некоторые недоумки, считающие, что любовь — это жертва, после того, как я сделал открытие, способное перевернуть многое в предпринятом мной расследовании!
Я не могу пока сказать вам, какое именно открытие, потому что, в конце концов, я могу ошибиться, а вы, при случае и вашем хорошо известном мне коварстве, не преминете дать мне понять, какой я дурак.
Как бы там ни было, но, покинув ефрейторшу, я беру курс на Мэзон-Лаффит со скоростью, которая заставляет регулировщиков движения доставать пачки квитанций из самых глубоких карманов.
Глава 11
Прежде чем дерзко помчаться по аллеям парка, я позволяю себе сделать остановку перед агентством Уктюпьежа. Уктюпьеж-сын оказывается на месте, по-прежнему в домашних тапочках. Угасающий день заставил его включить настольную лампу, и в зеленом свете абажура он похож на селедку, которая предприняла пеший переход через Сахару.
— Уже! — говорит он. — Однако вы быстро управились…
Я делаю удивленное лицо.
— Не понял.
— Я полагаю, вам передали мое сообщение. Десять минут назад я звонил по всем телефонам, которые…
Я прерываю его словоохотливость:
— Я заехал случайно. Что нового?
— Приходила девушка…
— Нянька?
— Да, она спрашивала вас. Я ей сказал, что вы у клиента и что…
— Ну и?..
— Она показалась мне расстроенной. Она сказала, что будет вас ждать на проспекте Мариво…
Я не даю Уктюпьежу закончить фразу. Прежде чем у него хватает соображения закрыть рот, я уже сижу за рулем своей машины. Хотя скорость в парке ограничена, я жму на газ до упора. Я едва не задавил пожилую даму, садовника и продавца газет на велосипеде. Последний обзывает меня словами, которые, хотя и имеют право находиться в словаре «Лярусс», в его устах принимают совершенно другой смысл. Я останавливаюсь. Он думает что я собираюсь набить ему морду, и отважно закатывает рукава.
— У вас есть «Киноальков»? — спрашиваю я его.
Ошалев от удивления, он спускает пары гнева через нос.
— Да…
— Давайте сюда!
Он лезет в свою сумку, привязанную к багажнику. Я сую ему белую монету и отъезжаю, не ожидая сдачи.
И кто же это делает динь-динь спустя мгновение у ворот Вопакюи? Это ваш красавчик Сан-Антонио!
Как и недавно, совсем недавно, мне открывает няня… Она уже одета иначе. На ней серое платье, открытое спереди и застегнутое сзади…
Подобная одежда чудесно снимается при случае. Это напоминает вылущивание фасолевого стручка…
Она причесана под Жозефину (Жозефину, но не Жо Буйона, а Наполеона). Что же касается ее макияжа, то, если бы он был подписан Элен Рубинштейн, меня бы это не удивило.
Она встречает меня тем же словом, что и преподобный Уктюпьеж — Уже!
— Вы видите, что я не сидел сложа руки. Я вернулся в контору сразу после вашего ухода… Вы хотели меня видеть?
На ее лице появляется легкая улыбка, которая прибавила бы ей смягчающих обстоятельств, если бы она застрелила чьего-нибудь мужа.
— Да…
— Могу я узнать…
Она окидывает меня плутоватым взглядом. Когда юная швейцарка начинает на вас так смотреть, это значит, что она думает о вещах, которые не имеют ничего общего с изучением роли ветряных мельниц в современном мире.
— Вы мне недавно сделали интересное предложение.
— Ночной Париж?
— Да.
— Но вы отказались…
— Потому что я должна была рано возвращаться, из-за Джими…
— Я считал, что горничная…
— Конечно, но она может остаться с ним лишь на несколько часов, так как она замужем и ее муж не хочет, чтобы она ночевала вне дома.
— А теперь ее старик отправился на военные сборы, предоставив супруге абсолютную свободу?
Она давится от смеха:
— О! Нет… Но у миссис Лавми появилась ностальгия по своему ребенку, и она только что за ним приехала.
Я, следовательно, свободна до завтрашнего утра.
Я отдаюсь обычному в таких случаях порыву радости.
— Вот так удача! Вы, значит, на досуге обдумали мое предложение, милая моя швейцарочка, и решили, что, в сущности, я могу быть подходящим гидом?
— Точно ..
— Итак, вы готовы сопровождать меня в большой прогулке по ночному Парижу?
— Да В темноте подрагивает листва. Вечерний ветерок задорен и шаловлив.
Внезапно я ощущаю себя счастливым, радостным, раскрепощенным, очарованным. А также, но никому об этом не говорите, я преисполняюсь гордости за самого себя. Но не добивайтесь, почему я все равно не скажу — Вы не считаете, что вам пора сказать, как вас зовут?
— Эстелла!
— Потрясающе!
Не правда ли, забавно? Пару часов назад я задавал этот же самый вопрос другой девице, и реакция моя была такая же. Можно провести повтор…
В отношениях с женским полом, похоже, достаточно довести один номер до совершенства и можно его записывать на гибкую пластинку. В сущности, это как в кулинарном искусстве, одно и то же блюдо доставляет удовольствие многим людям.
— Мне остается лишь взять сумочку, и я ваша, — заявляет она, устремляясь по направлению к покоям Вопакюи Я смотрю, как она удаляется — быстрая и легкая в туманных сумерках парка. В Мэзон-Лаффите сумерки нынешним вечером словно пронизаны золотистой пыльцой. Воздух пахнет осенью, и в нем ощущается волнующий запах гумуса, процесс образования которого идет полным ходом…
Я слегка сбит с курса (как сказал бы Бомбар) ходом событий. И, тем не менее, строго между мной и ушедшей неделей, должен вам сказать, я рассчитывал на то, что маленькая нянька даст о себе знать. Не столь быстро, однако, и это-то меня и тревожит…
Я иду ей навстречу по аллее, которая была аллеей для лошадей во времена, когда овес был основным горючим. Маленькая Эстелла уже направляется ко мне. На плечах у нее наброшено пальто. Эта драповая штуковина с меховым воротником выглядит роскошно и элегантно. Эстелла — полная противоположность недавней малышки Гортензии. С такой одно удовольствие выйти в свет. Мужчины, завидев вас с подобной красавицей под руку, будут умирать от зависти.
— Вы одна в доме?
— Да, — отвечает она, — а почему вы спросили об этом?
— Мне кажется, вы забыли погасить свет, не так ли? Смотрите, как он сияет между деревьями… Она пожимает плечами.
— Это к моему возвращению. Я ужасно боюсь возвращаться в темноте…
Это так печально…
Я больше не расспрашиваю и веду ее к машине. Она садится. Когда я занимаю место за рулем, она мурлычет:
— Это ваша машина?
— Конечно…
— У вас хорошее положение в агентстве?
— Неплохое… Но этот автомобиль-наследство, доставшееся мне от моего прадеда.
У нее хватает вежливости посмеяться над этой шуткой. Затем, быстро посерьезнев, она замечает:
— Невозможно представить, что вашим патроном является такой жалкий тип…
— Не следует судить по внешности, дорогая Эстелла.
— В самом деле? Его контора занимается мелкими провинциальными делами без будущего…
Я спешу позолотить герб папаши Уктюпьежа.
— Вы ошибаетесь. Босс — старый чудаковатый холостяк, но его дело процветает вовсю. Он управляет восьмьюдесятью процентами домов Мэзон-Лаффита… У него громадное состояние.
Шикарный сюжет для разговора, ничего не скажешь, но я чувствую, что именно это продолжает тревожить очаровательную головку прекрасного дитя.
Я спрашиваю себя, не мое ли появление в ее замке вызвало у нее обеспокоенность и не для того ли она предприняла эту прогулку со мной, чтобы кое-что выведать. Она рассудительна и подозрительно спокойна, эта девушка. Когда ситуация для нее неясна, она, должно быть, не успокаивается, пока ее не прояснит.