— Великий Магистр Восточных Соединённых Штатов готов с вами поговорить, — тихо сказал вахтёр.
— Святая Клеопатра! — воскликнул Дрейк. Все кассиры в недоумении уставились на него.
— Клеопатра? — переспросил Саймон Мун через двадцать три года. — Расскажи ему о Клеопатре.
Стоял солнечный октябрьский денёк, и шторы в столовой квартиры на семнадцатом этаже дома №2323 на Лэйк-Шор-драйв были раздвинуты. Из углового окна открывался вид на небоскрёбы делового района Чикаго и голубое озеро Мичиган, с белыми барашками волн. Джо сидел, развалясь в кресле, лицом к озеру. Саймон и Падре Педерастия сидели на кушетке под громадной картиной с названием «Клеопатра». Клеопатра здорово смахивала на Стеллу Марис и прижимала к груди змею. Несколько раз в иероглифах, начертанных на стене гробницы за её спиной, встречался символ глаза в пирамиде. В кресле напротив картины сидел стройный смуглый мужчина с резкими чертами лица, каштановыми волосами до плеч, раздвоенной тёмной бородкой и зелёными глазами.
— Клеопатра, — сказал он, — была блестящей актрисой. Мгновенно заучивала роль. Останься жива, стала бы Полиматерью всего мира. Она чуть не свалила Римскую империю — во всяком случае, очень приблизила её конец. Ведь она вынудила Октавиана установить такую сильную анэристическую власть, что империя раньше времени вошла в состояние бюрократии.
— Как мне вас называть? — спросил Джо. — Люцифер? Сатана?
— Зови меня Малаклипсом Старшим, — сказал раздвоеннобородый с улыбкой, которая, словно просвечивала сквозь густую вуаль чувства собственного достоинства.
— Я что-то не пойму, — сказал Джо. — В первый раз, когда я вас увидел, мы все чуть с ума не сошли от страха. Хотя потом, когда вы наконец появились в облике Билли Грэма, я не знал, смеяться мне или блевать. Но знаю, что мне было страшно.
Падре Педерастия расхохотался.
— Ты так испугался, сын мой, что попытался прямиком влезть в большое красное гнёздышко нашей маленькой рыжеволосой красавицы. Так испугался, что твой здоровенный член, — он облизнул губы, — забрызгал весь ковёр. Ох, как же ты испугался, сын мой. Да, ода!
— Вообще-то в тот момент, о котором ты говоришь, мне было не так страшно, — сказал с улыбкой Джо. — Мне стало страшно чуть позже, перед появлением вот этого нашего друга. Ты и сам испугался, Падре Педерастия. Вспомни, как ты все время вопил: «Приди не в этой форме! Приди не в этой форме!» А сейчас все мы сидим в этой столовой, ведём себя так, словно мы старые приятели, а это… этосуществопредаётся воспоминаниям о старых добрых временах с Клеопатрой.
— Это были ужасные времена, — сказал Малаклипс. — Крайне жестокие времена, весьма печальные времена. Непрерывные войны, пытки, массовые убийства, распятия. Плохие времена. — Я вам верю. И хуже того, я знаю, как трудно мне будет жить с мыслью о том, что вы существуете, если я окончательно поверю в ваше существование. Вот так сидеть и запросто с вами курить.
Откуда-то из пальцев Малаклипса вынырнули две зажжённые сигареты. Одну из них он протянул Джо. Джо затянулся; сигарета была сладковатой, явно с добавкой марихуаны.
— Банальный трюк, — заметил Джо.
— Это помешает тебе слишком быстро избавиться от твоих прежних представлений обо мне, — сказал Малаклипс. — Кто слишком быстро понимает, тот слишком быстро понимает неправильно.
Падре Педерастия сказал:
— В тот вечер, когда мы проводили Чёрную Мессу, я просто довёл себя до состояния, в котором полностью поверил. В конце концов, это и есть магия. Люди, которые собрались в тот вечер, хорошо реагируют на «магию левой руки», миф о Сатане, легенду о Фаусте. Это был самый быстрый способ их увлечь. С тобой это тоже сработало, но теперь дело другое: мы нуждаемся в твоей помощи. Так что тебе больше не нужны ловушки.
— Вовсе не обязательно быть сатанистом, чтобы любить Малаклипса, — сказал Малаклипс.
— А лучше вообще им не быть, — заметил Саймон. — Сатанисты — ничтожества. Они сдирают шкуру с живых собак и занимаются прочим дерьмом в таком же роде.
— Потому что большинство сатанистов — христиане, — объяснил Джо. — А это весьма махозистская религия.
— Эй, минуточку, — возмутился, было, Падре Педерастия.
— Он прав, Педерастия, — осадил его Малаклипс. — Коли на то пошло, кто знает об этом лучше тебя… илименя!
— Вы когда-нибудь встречались с Иисусом? — спросил Джо, который ощущал благоговение, несмотря на весь свой скептицизм.
Малаклипс улыбнулся.
— ЯбылИисусом.
Падре Педерастия всплеснул руками и подскочил на месте.
— Ты слишком много говоришь!
— По мне, доверие либо полное, либо его нет вообще, — сказал Малаклипс. — Мне кажется, я могу доверять Джо. Я не был настоящим Иисусом, тем, которого распяли. Но через несколько веков после того, как мне довелось испытать трансцендентальное просветление в Милосе, я проходил по Иудее в облике греческого купца. Как раз когда распинали Иисуса. В тот день, когда он умер, я встретил нескольких его последователей и разговаривал с ними. Если ты считаешь, что христианство в его нынешнем состоянии — это религия, замешанная на крови, то эта кровь — всего лишь капля по сравнению с тем, сколько её могло бы пролиться, если бы Иисусу не удалось вернуться. Если бы семнадцать истинных апостолов — о пятерых из них потом уничтожили все письменные упоминания — были предоставлены сами себе, от ужаса и страха из-за смерти Иисуса они впали бы в ярость и начали бы мстить. Христианство было бы самым настоящим исламом, но только появившимся на семь столетий раньше. Вместо постепенного захвата Римской империи и сохранения большей части греко-римского мира нетронутым оно распространилось бы на Восток, уничтожило основы западной цивилизации и заменило его более деспотической теократией, чем при фараонах в Древнем Египте. Я остановил этот процесс при помощи нескольких магических трюков. Явившись в облике воскресшего Иисуса, я внушал им, что после моей смерти в их душах не должно быть ни ненависти, ни жажды мщения. Я даже пытался им объяснить, что жизнь — это игра, и для этого научил их играть в бинго. По сей день никто так ничего и не понял, а критики называют это элементомкоммерциализацииЦеркви. Священное колесо Таро, вращающуюся Мандалу! Вот почему, несмотря на мои усилия, христианство ставит во главу углараспятиеХриста — которое не имеет ни малейшего отношения к тому, чему он учил, пока был жив, — и остаётся разновидностью культа смерти. Когда Павел отправился в Афины и воссоединился с иллюминатами, которые использовали в качестве прикрытия платоновскую Академию, идеология Платона объединилась с мифологией Христа для нанесения нокаутирующего удара по языческому гуманизму и заложила основы современного мира сверхдержав. После этого я снова изменил внешность, взял себе имя Симона Волхва и довольно успешно занялся распространением идей, противоречащих христианству.
— Значит, вы можете по желанию изменять внешность, — полуспросил Джо.
— Естественно. Я не менее ловок по части создания мысленных проекций, чем любой другой.
Он задумчиво засунул мизинец в левую ноздрю и провернул его. Джо остолбенел. Ему не хотелось смотреть, как кто-то публично ковыряет в носу. Он решительно перевёл взгляд за левое плечо Малаклипса.
— Сейчас, Джо, когда ты знаешь о нас столько, сколько знаешь, пора бы начинать с нами работать. Как тебе известно, в этом полушарии нервный центр иллюминатов находится в Чикаго, поэтому именно здесь мы испытаем АУМ, новый наркотик с потрясающими свойствами.