Но наши новички сейчас, наверное, чувствуют каждую косточку в теле. Да и вам ненамного лучше.
Я поспешил заявить, что чувствую себя прекрасно, Олег сказал то же самое. Тамара махнула рукой, на её лице было написано спокойствие, и она не выдержала, чтобы не заявить:
— Ваши заботы совершенно напрасны.
Шульгин кисло улыбнулся.
Еменка с Чижовым ехали впереди и высматривали хоть какую-нибудь тропинку. Наконец нашли узкую звериную тропу.
Едва мы очутились в молодняке, как нас облепила мошкара, для которой заросли служили надёжным укрытием от ветра и непогоды. Мошки кусали лицо, шею, и руки, и даже сетки, которые мы натянули на голову, не приносили облегчения. В них было невыносимо жарко, пот стекал по лицу.
Нас ожидало ещё одно испытание: ехали по такому густому лесу, что совсем не могли сориентироваться. Вокруг ничего не было видно, кроме бесконечного множества деревьев и ветвей светло-зелёных лиственниц. Направление пути определял Еменка. Он вёл прямо-таки с поразительной уверенностью. Каждый из нас внимательно следил за хвостом впереди идущей лошади, который в этом зелёном море был единственным ориентиром.
Как только мы выбрались из густого молодняка, начались «мягкие» места. И без того малая скорость передвижения стала ещё меньшей. Лошади вязли в чёрной грязи, спотыкались о гнилые пни и корни упавших деревьев.
По словам Еменки, до Медвежьего озера оставалось всего четыре-пять километров.
Без каких-либо происшествий мы добрались, наконец, до Медвежьего озера. Оно лежало перед нами, отражая высокие берега и причудливо разбросанные скалы.
Своё название озеро получило благодаря медведям, которые водились вокруг в большом количестве, особенно много их было тут весной. Медведи ловили здесь рыбу, заходившую метать икру в два притока озера такими стаями, что вода бурлила, словно в котле. В это время медведи спускались с сопок и гор, оставляли дремучие леса и целые дни проводили около устьев речек в ожидании добычи.
На живописном месте, на небольшой прибрежной лужайке, стояла охотничья изба, так называемый балаган. Зимой она служила охотникам жилищем. Мы решили остановиться в ней и не разбивать палатки.
По неписаному закону тайги каждый, кто воспользовался балаганом, должен оставить его в таком же порядке, в каком застал. Даже нарубить дров для следующего, хоть и неизвестного постояльца.
Но на этот раз закон тайги был грубо нарушен. Балаган находился в плачевном состоянии, всё свидетельствовало о том, что здесь кто-то похозяйничал. Был сорван кусок крыши, разорены полати, разбросаны дрова, лежавшие под навесом. Большая солонка, вырезанная из берёзовой чурки, перевёрнута, а соль рассыпана.
Мы немного привели всё в порядок, но для удобства мы с Олегом поставили свою палатку возле балагана. Вторая палатка предназначалась Тамаре.
Еменка готовил чай собственного сбора. Взял из коробочки щепоть нарезанных жёлто-зелёных листьев какого-то растения и заварил их. Запах «чая» напоминал садовые ягоды. Такой же был и вкус.
Охотник объяснил, что это листья растущего в горах кустарника. Он цветёт великолепными розово-фиолетовыми цветами и на местном наречии называется «пахучий прутик». Достоинство этого чая в том, что он якобы снимает усталость. Охотники пьют его после утомительных переходов.
Для всех нас этот чай явился новшеством. Даже лесничему Шульгину ничего о нём не было известно, хотя он утверждал, что знает тайгу, как свои пять пальцев. Больше всего нас заинтересовало его тонизирующее действие. По своим свойствам этот чай был подобен китайскому лимоннику или африканскому дереву кола.
Неожиданно раздался смех подошедшего Старобора:
— Пётр Андреевич, не сердитесь на хозяина, это же медведь тут всё перевернул! Озеро носит его имя, он и распоряжается как ему угодно.
Чижов в шутку поинтересовался, не придут ли медведи заявить свои права на ночлег. Пока Тамара и Старобор готовили ужин, мы осматривали окрестности. На высоких берегах озера тайга пылала красками позднего лета; между верхушками высоких сосен проглядывали Очертания далёких гор.
— Многоцветная осень в тайге непродолжительна, — говорил Чижов. — Но у озера наступление зимы всегда задерживается. Природа затем и создала озеро, чтобы путники могли здесь найти приют. С севера летят тысячи птиц. Когда приближается зима, они здесь могут по пути на юг передохнуть.
До зимы ещё далеко, но слова Чижова напомнили нам о ней. Когда-то здесь были богатые места охоты на соболя, да и теперь обладатели драгоценных шкурок водятся в этих местах. Олег хотел поставить несколько капканов, но Еменка и Чижов отсоветовали: если бы даже какой-нибудь соболь и попался, то сдох бы с голоду, прежде чем мы опять вернёмся к озеру.
Озеро славилось рыбой, и я решил в остающееся дневное время испытать рыбацкое счастье. Подготовил спиннинг, выбрал блёсны, которыми хотел «прельстить» здешних рыб, и уже направлялся к воде, как меня позвала Тамара. Довольно неохотно я повернул обратно, так как рыболовная лихорадка иногда действует сильнее, чем охотничья. На мой вопрос, что ей нужно, девушка показала на седла:
— Лесничий утверждал, будто его лошадь перетёрла седельную подпругу и из-за этого он тогда задержался в горелом лесу. Взгляните!
Я подошёл к сёдлам и внимательно осмотрел седло вьючной лошади Шульгина. Оно было почти в порядке, если не считать нескольких торопливо сделанных крупных стежков, которые далеко не свидетельствовали о том, что подпруга была перетёрта.
— Не понимаю, — довольно нервно заметил я, — зачем вы обращаете внимание на такие мелочи? Видно, что подпругу чинили. А что она не перетёрлась — тем лучше.
— Пожалуй, вы правы, — несколько раздражённо ответила девушка. Только его оправдания мне не нравятся.
Я пожал плечами и подумал про себя, что только женщине всё кажется таким подозрительным. Особенно когда дело касается мужчины, к которому она не питает особой симпатии.
Я спросил, проверила ли она также и седло Олега, просто так из предосторожности и предусмотрительности, как бы у него что-нибудь не случилось и молодой человек не ушибся.
Она немного покраснела и пробормотала:
— В сущности вы испытываете мою выдержку. В общем поступаете нечестно и переходите границу…
— Приличия? — спросил я.
— Нет, но того, чего бы вам не следовало говорить, поскольку знаете, что, что…
— Я задел ваши чувства?
Тамара слегка кивнула головой и улыбнулась.
— Смотрите, Тамара. Я вижу, что Олег вам не безразличен. Заметил это и лесничий Шульгин и шутки ради старается вашего геолога осмеивать. Я далёк от этого. Олег Андреевич действительно хороший, серьёзный и, вообще говоря, милый человек. Знаю, что вы ему нравитесь. Зачем же в таком случае вы воздвигаете между собой стену?
— Что вы выдумываете? Я ничего не знаю.
— Это интересно. И лучше будет, если я скажу об этом Олегу. Пусть знает, как обстоит дело.
— Предоставьте это мне и — спасибо за проявленную заботу.
Я махнул рукой и пошёл к озеру, где, по словам Еменки, резвилась форель, называемая здесь ленком, и великолепный таймень. Меня интересовал таймень.
Берег озера оказался слишком крутым. Тогда я направился к устью речки и, найдя там удобное место, забросил блесны. Зажужжала катушка, леска рассекла воздух, блесна булькнула в воду. Я напряжённо ожидал результатов, забрасывал снова и снова и всё впустую. По-видимому, приманка не привлекала рыбу. Я сменил несколько мест, но все попытки оканчивались неудачей.