— Почему же ты тогда здесь?
— Потому что я был готов погибнуть, утопиться, броситься в воду…
— А! Броситься в воду… Вот откуда это странное имя: Фишало.
— Это негодник Мустик так окрестил меня.
— Ладно! Давай-ка расскажи мне, как и он, в двух словах о своей жизни.
— Не стоит. Слишком печально.
— Глядя на тебя, этого не скажешь.
— Судите сами. По своему социальному положению я — виноградарь, родился в Божанси, на берегу Луары… Ремесло хорошее. Есть спрос на вино или нет, все равно дела идут как надо — это богатство можно хранить в погребах.
Насколько Мустик был разговорчив, настолько немногословен оказался Фишало. Орлеанцы не любят рассказывать. Скоро виноградарь in partibus[130] начал путаться:
— Я должен бы броситься в воду сразу же… вместо… попытаться погибнуть…
— Слушай, мой мальчик, давай-ка ближе к делу, — мягко прервал юношу Железная Рука.
— Что вам еще сказать?
Вдруг индеец поднялся, рассек рукой воздух и сопроводил свой жест коротким свистом. Потом он маленькими глотками вдохнул горячий воздух, а его собака вскочила, выгнула спину и подняла уши.
Краснокожий прочел по губам вопрос, который задал ему Железная Рука.
— Вот что, дымит, Генипа чувствует, дымит… Белые люди сделали большой огонь в лесу.
— Но, — прервал индейца Железная Рука, — я ничего не чувствую.
— Ты — белый… не может чувствовать… нос плохая…
— Возможно! Однако откуда ты можешь знать, что это белые подожгли?
— Мы никогда, негра никогда не берет это дерево, только белый!
Наблюдение туземца оказалось точным. Уж он-то знал, как поджечь девственный лес.
Чтобы не обнаружить своего присутствия, его сородичи обычно ищут дрова, которые горят без запаха и почти без дыма. А белые пользуются всем, что попадет под руку, и особенно любят мимозовое дерево, смолистый ствол которого легко режется и горит со странной легкостью. Его здесь было довольно много, и оно служило идеальным топливом. Однако оно распространяет неприятный запах, поэтому туземцы и негры называют его дерево-кака.
— Что же делать? — Железная Рука.
— Мы плыть в пироге…
В то время как друзья бесшумно возились с лодкой, Мустик тихо сказал:
— Индеец прервал Фишало… продолжение еще последует. А пока мы попытаемся освободить Мадьяну. Я прав, хозяин?
— Да, месье малыш.
Четверо друзей уселись в пирогу, вырезанную из ствола бембы — краснокожий спереди, возле своей собаки, позади него Мустик и Фишало, а на корме — Железная Рука.
Генипа управлял лодкой с завидной ловкостью, и она, ничем не загроможденная, скользила бесшумно, без всплеска, как по маслу. Во время этого молчаливого плаванья Железная Рука, веривший в чудесную интуицию их гида[131] , предался размышлениям.
«Я — ходячий парадокс! Облеченный самой что ни на есть мирской миссией, избегавший всего, что вызывало бы ко мне интерес, обязанный действовать без шума, в глубокой тайне, я поднял ужасный трам-тарарам и привлек к себе внимание всего края.
Хотел остаться незамеченным, а ввязался в войну! Я возбудил жестокую ненависть самых отъявленных бандитов. И в довершение всех бед у меня пропал бумажник с важными документами, не менее ценными, чем моя жизнь; и ими может воспользоваться теперь любой негодяй. Возьмет мое имя, и за все его преступления буду отвечать я. В хорошую же я попал переделку! И все это ради прекрасных глаз Мадьяны, которую я видел, кажется, раза четыре. Ах, донкихот! Вечный чудак, который есть и всегда будет жертвой доброго побуждения! Однако же, если б я не был донкихотом, то не был бы и самим собой. К тому же Мадьяна так несчастна! Но в общем-то не на что жаловаться. У меня украли двадцать тысяч франков, а я стал обладателем пятидесяти тысяч.
Бармен Джек, влиятельный человек, поначалу очень высокомерный, стал моим другом.
Я был один, а обрел Мустика и Фишало… Я ничего не смыслю в дикой природе — и Джек дает в провожатые индейца Генипу, незаменимого, верного гида, хорошо знающего округу. Судьба посылает мне больше, чем я потерял. Все к лучшему в этом лучшем из миров. Пусть даже он самый обманчивый. Так что моя дорога ясна, последуем же по ней не колеблясь, не поддаваясь слабости, и вызволим Мадьяну! Вперед, Железная Рука! Вперед! И будь что будет!»
Индеец медленно повел рукой, и пирога слегка отклонилась от прямого пути и вскоре врезалась в заросли тростника. Пара огромных большеклювых канарок с шумом поднялась в воздух.
Пышная листва совершенно закрыла путешественников, пассажиры пироги ждали объяснения гида. Генипа обернулся, понюхал теплый воздух и сказал тихим, как дыхание, голосом:
— Стреляли! Чувствуете?
— Нет! — покачал головой Железная Рука.
— Дым там. Тянет. Белый недалеко.
— Почему же мы остановились, зачем ты нас прячешь?
Туземец пожал плечами как человек, не удостаивающий ответом на глупый вопрос. Он только приложил к губам палец и тихонько свистнул собаке. Затем взял кинжал, перешагнул через бортик пироги, бесшумно погрузился до плеч в трясину и пошел через тростник, а маленькая собачонка поплыла рядом.
Железная Рука с удивлением увидел, как быстро индеец исчез, а Мустик тихо прошептал:
— Пошел на разведку.
— Как загадочны эти люди!
— А главное — бесстрашны, — добавил мальчик. — У меня от одной мысли о том, чтобы погрузиться в эту муть, мурашки бегают по телу!
— Трясина, наверное, кишмя кишит разным отвратительным и опасным зверьем. Кроме того, можно просто увязнуть в тине.
— Или крокодил сожрет…
Фишало вспотел так, что хоть выжимай его фланелевую куртку, горестно вздохнув, произнес:
— Ах, как бы я сейчас хотел очутиться в Божанси и заниматься своим виноградником, делать вино.
Железная Рука, которого позабавило несоответствие мечты Фишало обстановке, не смог удержаться от смеха, а Мустик сказал со свойственной ему ребяческой иронией:
— Ха! Ты начинаешь заболевать опасной болезнью. Ей-богу, еще увидишь свои родные места, свой виноградник. Но, клянусь, как только прибудешь туда, тебе станет скучно как головке сыра в глубине кладовки.
— Да, да. Шути, шути… А между тем здесь так же прохладно, как в печке. Да еще этот индеец куда-то запропастился.
Действительно, жара стояла адская, хотя солнце клонилось к закату.
В этом пекле было тяжело дышать, к тому же донимал терпкий запах тростника, смешанный с вредными испарениями топи, так что к горлу подступала тошнота.
Впрочем, ничто не нарушало мрачную тишину, давившую на друзей вместе с необъятной глушью. Только где-то далеко слышался легкий свист маленькой ящерицы «ита-пю» и повизгивание пересмешника. Это еще больше усиливало тоску от дикого одиночества в местах, где притаилась угроза.
Генипа отсутствовал более часа. Наконец он возвратился, как и ушел, такой же флегматичный, что вообще свойственно людям его расы. Он вылез из тростниковых зарослей, которые только чуть колыхнулись. С него стекала вода. Он выловил пса, схватив того за загривок, и медленно, с бесконечными предосторожностями вывел пирогу из укрытия.
Солнце опустилось еще ниже. Скоро на землю, как всегда удивляя внезапностью, упадет ночь.
Прежде чем индеец ударил веслом по воде, Железная Рука решил выяснить, как обстоят дела.
— Ну, — тихо спросил он, — что там?
— Белые.
— Сколько?
— Много, очень!
— Сколько же?
Краснокожий начал считать на пальцах, запутался и ответил:
— Очень много… не знать.
— Ну а Мадьяна?..
— С белыми, который разводить большой огонь. Мы, надо тихо, подобраться эта сторона.
Сумерки начали поглощать весь край. Единственное весло, длинное и узкое, разгоняло пирогу все быстрее, индеец работал им с невиданной силой и ловкостью.