Перед мысленным взором Изабеллы вихрем проносились поистине захватывающие перспективы. Отсутствие у Рамона большого состояния с лихвой компенсировалось знатностью его происхождения, к тому же он еще и банкир. Разумеется, в руководстве «Кортни Энтерпрайзиз» найдется место для первоклассного специалиста по коммерческим банковским операциям. Все складывалось как нельзя лучше.
— Я больше всего на свете хотела бы увидеть твой замок, Рамон, любимый, — прошептала она охрипшим от волнения голосом и тут же подумала, а сколько стоит замок, и нельзя ли уговорить Гарри его выкупить. Ее брат Гарри был президентом и финансовым директором «Кортни Энтерпрайзиз». Как и все остальные члены семьи мужского пола, он никогда не мог устоять перед ее чарами и уловками. К тому же, как и большинство Кортни, был ужасным снобом. Маркизе нужен замок — для него это могло прозвучать весьма убедительно.
— А как же твой отец? — спросил Рамон. — Ведь ты ему, кажется, обещала вернуться в понедельник.
— Моего отца предоставь мне, — твердо заявила она.
— Уже седьмой, и мы уже искупались, и ты вовсе не пожилой. Ты молодой и красивый, самый красивый мужчина из всех, кого я знаю, — проворковала Изабелла на другом конце международной линии.
— Звучит зловеще, — пробормотал Шаса. — Чем экстравагантнее комплимент, тем возмутительнее просьба. Ну и что вам угодно, юная леди? Что вы там затеяли?
— Какой же ты противный старый циник, — сказала Изабелла, водя пальчиком по волосатой груди Района. Он раскинулся рядом с ней, совершенно обнаженный, на двуспальной кровати; его тело было все еще липким, влажным и соленым после купания в Средиземном море. — Я просто позвонила, чтобы сказать, как я тебя люблю.
Шаса усмехнулся.
— Надо же, какой заботливый мышонок. Вся в меня. — Он откинулся на подушки и свободной рукой обнял за плечи лежавшую с ним рядом женщину. Та сонно вздохнула и придвинулась ближе, положив голову ему на грудь.
— Как Харриет? — осведомился Шаса. Харриет Бошан согласилась прикрывать испанское турне Изабеллы.
— Отлично, — заверила Изабелла. — Она сейчас рядом со мной. Мы прекрасно проводим время.
— Поцелуй ее от моего имени, — распорядился Шаса.
— Охотно, — сказала она и, прикрыв ладонью трубку, нагнулась и взасос поцеловала Рамона в губы. — Она тоже тебя целует, па, но при этом решительно отказывается лететь сегодня утром в Лондон.
— Ага! — сказал Шаса. — Вот мы и подошли к истинной причине всей этой дочерней нежности.
— Па, это не я, это Харриет. Она хочет съездить в Гранаду. Там будет бой быков. И она хочет, чтобы я поехала с ней. — Изабелла выжидающе замолчала.
— В среду нам с тобой нужно лететь в Париж. Ты что, забыла? Я выступаю перед «Воскресным Клубом».
— Па, ты так хорошо говоришь; француженки тебя просто обожают. В сущности, я тебе не нужна.
Шаса не ответил. Он хорошо знал, что его молчание было, пожалуй, единственным средством, способным как-то воздействовать на своенравную дочь. Он прикрыл ладонью трубку и спросил свернувшуюся рядом калачиком женщину:
— Китти, ты сможешь поехать со мной в среду в Париж?
Она открыла глаза.
— Ты ведь знаешь, что в субботу я улетаю в Эфиопию на конференцию ОАЕ.
— К субботе я привезу тебя обратно.
Она приподнялась на одном локте и задумчиво посмотрела на него.
— Оставь меня, Сатана.
— Па, ты меня слушаешь? — голос Изабеллы как бы вклинился между ними.
— Так, значит, моя плоть и кровь взбунтовались и решили покинуть меня? — произнес Шаса в высшей степени оскорбленным тоном. — Бросить меня одного в самом неромантичном на свете городе?
— Но я же не могу подвести Харриет, — оправдывалась Изабелла. — Я возмещу тебе это, честное слово.
— Само собой, юная леди, — подтвердил Шаса. —
В нужное время я припомню тебе все твои обещания.
— Я думаю, в Гранаде будет безумно скучно — и я буду ужасно скучать по тебе, милый папочка, — с раскаянием в голосе сказала Изабелла и провела пальчиком вниз по животу Рамона, через пупок к густым волосам прямо под ним; она намотала одну из темных прядей на самый кончик пальца.
— И мне будет очень одиноко без тебя, Белла, — заявил Шаса; затем он повесил трубку и мягко, но настойчиво толкнул Китти обратно на подушки.
— Я сказала «оставь меня, Сатана», — хриплым от сна голосом запротестовала она, — а не «вставь мне».
В отличие от многих аналогичных заданий, которые поручались ему на протяжении всех этих лет, на сей раз Рамон с удовольствием играл свою роль; эта женщина была достойным партнером. Он ощущал в ней какую-то внутреннюю силу, неизрасходованный запас мужества и решительности, и это привлекало его.
Он видел, что она ищет точку приложения своих сил, не удовлетворена бездумным, бессмысленным существованием и готова восстать против него, что жаждет острых ощущений и перемен, какого-нибудь серьезного дела, которому стоит себя посвятить.
К тому же физически она была необыкновенно привлекательна, и ему нетрудно было изображать ту нежность и заботу, которые всегда отличают истинно влюбленного. И сейчас, глядя на нее вот так, он делал это намеренно. Знал силу своего взгляда; его холодные зеленые глаза зачаровывали ее, как взгляд змеи зачаровывает птицу; и в то же время ему нравилось смотреть на нее как на совершенное произведение искусства. Хотя он знал из досье, что далеко у нее не первый, за эти несколько дней обнаружил, что душа ее еще не принадлежала никому; в ней ощущалось какое-то странное девственное начало, и это возбуждало его.
Как и многие легендарные любовники, прославившиеся своими амурными похождениями, Рамон был подвержен особому синдрому, получившему название «сатириаза». Этот медицинский термин происходил от имени античного лесного божества, наполовину человека, наполовину козла, которое отличалось крайней сексуальной ненасытностью. Хотя Рамон Мачадо обладал совершенно необычной физической возбудимостью, реагируя на любую женщину вне зависимости от ее привлекательности, сам, тем не менее, весьма редко достигал оргазма. В большинстве случаев был просто неутомим; половой акт в его исполнении мог продолжаться до бесконечности, доводя до исступления любую партнершу, даже очень долго достигающую оргазма. А после мог в любой момент возобновить его при малейших признаках того, что она этого хочет, причем он столь тонко чувствовал женский организм, что обычно распознавал эти признаки еще до того, как женщина осознавала свое желание.
Но Изабелла была одной из тех немногих, что без особых усилий доводили до оргазма его самого. С ней он уже неоднократно кончал и, несомненно, будет кончать и в дальнейшем. Это, естественно, было абсолютно необходимо для осуществления его планов.
В этот жаркий солнечный день, сидя за рулем машины, уносившей их от побережья вглубь страны, Изабелла была вне себя от счастливого возбуждения. Она была влюблена. Теперь уже не оставалось ни малейших сомнений в том, что это и есть та самая, единственная и неповторимая любовь. В ее жизни никогда не было и не будет мужчины, равного ему. Она никогда не сможет испытать более сильные чувства, чем те, что испытывает сейчас. Само его присутствие, эти зеленые глаза, обращенные к ней, делали день еще светлее, а вкус горного сухого воздуха Сьерры на губах еще слаще.