– Вот как ведет себя дочь почтенного родителя! Не только читает чужие письма, но и скрывает их.
– Совсем не так, – резко возразила она. – Я расскажу, как это вышло.
Она облокотилась на стол.
– Во время войны я была еще очень маленькой, но отец заставлял меня работать – каждый должен был что-то делать. Мне приходилось, кроме всего прочего, собирать личные вещи погибших и складывать их в одно место, чтобы сохранить те из них, которые могут понадобиться, а остальное переправить семье погибшего. После того как Альберто погиб в горах, я собрала его небольшое имущество и среди вещей обнаружила письмо. Две исписанные страницы, адресованные моему отцу, но без концовки. Я бегло просмотрела письмо, и мне оно показалось важным, но смысла его я тогда не поняла, была слишком мала. Я положила письмо в карман, чтобы позже отдать отцу. Но немцы наступали, и нам пришлось срочно уходить. Мы укрылись в доме фермера, а вскоре ушли и оттуда. Так и вышло, что небольшая жестяная коробка, в которой лежали мои собственные вещи, осталась на ферме. И только в тысяча девятьсот сорок шестом году у меня появилась возможность вернуться на ферму, чтобы поблагодарить хозяев. Они угостили меня вином, а потом жена фермера вынесла маленькую коробку и спросила, не моя ли она. Я уже успела забыть и об этой коробке, и о том, что в ней.
Франческа улыбнулась.
– В коробке лежала кукла, ну, не кукла, а то, что вы называете… кажется, игрушечным маленьким медведем?
– Тедди-медвежонок, – подсказал я.
– Да, медвежонок… я его до сих пор храню. Были в коробке и какие-то безделушки, там же лежало письмо Альберто.
– Однако вы не передали его отцу? Почему?
Она стукнула своим маленьким кулачком по столу.
– Вам трудно понять, что происходило в Италии после войны. Ладно, попытаюсь объяснить. Тогда очень велико было влияние коммунистов, особенно здесь, на севере, и после войны они разорили моего отца. Обвинили его в сотрудничестве с немцами, в том, что он воевал с отрядами коммунистов, вместо того чтобы воевать с фашистами. И это моего отца! Который всю свою жизнь боролся с фашизмом! Они выставили ложных свидетелей, и никто не захотел слушать отца. Его поместья были конфискованы фашистским правительством, а после войны получить их он не смог. Да и как бы ему это удалось, если Тольятти, заместитель главы правительства, был руководителем итальянской компартии! Они сказали: «Он коллаборационист и должен быть наказан». Но даже несмотря на все ложные обвинения, они не осмелились посадить отца в тюрьму, только вот поместья он себе не вернул и теперь нищий.
В глазах Франчески стояли слезы. Она приложила платок к глазам и сказала:
– Извините, не могу спокойно говорить об этом.
Мне стало неловко.
– Ну что вы…
Она подняла на меня глаза и сказала:
– Эти коммунисты с их антифашистской борьбой! Да мой отец в десять раз больше сделал для победы над фашистами, чем они. Вы слышали когда-нибудь о Пятьдесят второй партизанской бригаде?
Я отрицательно покачал головой.
– Ну как же, знаменитая коммунистическая бригада, которая захватила Муссолини. Коммунисты присвоили ей имя Гарибальди. Знаете, сколько человек воевало в этой якобы знаменитой Гарибальдийской бригаде в сорок пятом году?
– Я почти ничего не слышал о ней.
– Всего восемнадцать, – с презрением сказала она. – Восемнадцать человек называли себя бригадой. Да под командованием моего отца было в пятьдесят раз больше бойцов! А когда я поехала в Парму на юбилейные торжества в сорок девятом году, то увидела, что под знаменем бригады маршируют сотни людей! Все коммунистические подонки выползли из своих нор теперь, когда война закончилась и им ничего не грозило. Они шли по улицам, и у каждого на шее был красный фуляр, и каждый называл себя партизаном.
Они даже памятник Гарибальди раскрасили так, что на нем оказалась красная рубашка и красная шляпа! Поэтому я и мои друзья не называем себя партизанами. По милости коммунистов слово «партизан» стало насмешкой.
От гнева ее трясло, в глазах сверкали непролитые слезы.
– Коммунисты разорили моего отца, потому что он пользовался авторитетом и выступал против коммунистического влияния в Италии. Он всегда был либералом и придерживался умеренных взглядов. А тех, кто идет по середине дороги, сбивают. Но он не мог понять этого, – сказала она мрачно. – Он-то думал, идет честная борьба. Как будто коммунисты когда-нибудь боролись честно!
История была трогательной и типичной для нашего времени. И совпадала с тем, что рассказывал Курце. Я заметил:
– Коммунисты сегодня далеко не так сильны. Почему бы вашему отцу не подать апелляцию на пересмотр дела?
– Грязь оставляет следы, и неважно, кто ее бросил. Да и лет прошло немало – люди предпочитают не вспоминать то время; к тому же никто, особенно официальные лица, не могут признавать свои ошибки.
Франческа трезво смотрела на жизнь, и я решил, что пора вернуться из прошлого в настоящее.
– Но как это связано с письмом?
– Вы хотите понять, почему я не отдала письмо отцу после войны?
– Да.
Она сдержанно улыбнулась.
– Чтобы понять, нужно знать моего отца. Видите ли, то, за чем вы приехали, имеет большую ценность. Из письма Альберто я поняла, что речь идет о документации и большом количестве золотых слитков. Так вот, мой отец – благородный человек. Он бы все вернул правительству, поскольку правительству это все и принадлежало. И не подумал бы взять себе хоть что-то. Это было бы неблагородно.
Она опустила глаза и стала разглядывать свои руки.
– Ну а я женщина не благородная. Мне больно видеть отца, живущего в миланских трущобах, вынужденного распродавать вещи из дому, чтобы купить продукты. Он старый человек: несправедливо, что ему приходится так жить. И если у меня будет достаточно денег, я позабочусь о его счастливой старости. И он не узнает, откуда взялись деньги.
Я откинулся на спинку стула и задумчиво рассматривал ее. Она покраснела под моим испытующим взглядом. Я мягко спросил:
– Почему бы вам не посылать ему денег? Я слышал, вы удачно вышли замуж.
Ее губы искривила неприятная усмешка.
– Вы же ничего не знаете обо мне, не так ли, мистер Халлоран? У меня нет ни денег, ни мужа – точнее, нет никого, кого бы я хотела назвать своим мужем. – Она протянула вперед лежавшие на столе руки. – Я продала кольца, чтобы послать отцу денег, но это было давным-давно. Если бы не мои друзья, я бы оказалась на улице. Нет, мистер Халлоран, у меня нет денег.
Я не все понял, но задавать вопросы не решился. Какая разница, почему она решила влезть в это дело, главное, она застала нас врасплох. При ее связях мы и шагу по Италии не сделаем без того, чтобы не споткнуться о какого-нибудь ее друга, бывшего партизана. Если мы попытаемся поднять золото, не заключив предварительного соглашения с ней, она возникнет в нужный момент и спокойно все отнимет. Она связала нас по рукам и ногам.
У меня вырвалось:
– Вы такая же, как Меткаф!
– Кстати, хотела выяснить, кто такой Меткаф?
– Так, один проказник.
Она не настолько владела английским, чтобы понять мой ответ.
– Проказник? – озадаченно переспросила она. – Это что, птица?
– Один из наших общих конкурентов. Тоже охотится за золотом.
Я наклонился над столом.
– Итак, если мы примем вас в дело, то хотели бы иметь определенные гарантии.
– Не думаю, что в вашем положении можно требовать гарантий, – сказала она ледяным тоном.
– Тем не менее, хотелось бы их иметь. Только не горячитесь, это и в ваших интересах – за спиной Торлони стоит Меткаф, а он крепкий парень. Поэтому нам нужна защита от Меткафа.