Он убил много немцев… и итальянцев.
– Каких итальянцев? – живо спросил я. Мне вспомнился рассказ Уокера.
– Фашистов, – ответила она. – Тех, что остались верны Муссолини в период республики Сало [11] . В этих горах шла гражданская война. Вы знали об этом? Может, слышали?
– Нет, – признался я. – Я вообще очень мало знаю об Италии.
Мы посидели немного молча.
– Значит, Курце был убийцей?
– Он был хорошим солдатом. Он прирожденный вожак.
Я сменил тему.
– А как погиб Альберто?
– Он сорвался со скалы, когда немцы устроили облаву в секторе Умберто. Говорили, что Курце пошел спасать его, но не успел.
– Хм, я слышал приблизительно то же самое. А отчего умерли Харрисон и Паркер?
Она сдвинула брови.
– Харрисон и Паркер? Ах да, они воевали в иностранном легионе. Они погибли в бою. Только в разное время.
– А Донато Ринальди? Как он погиб?
– Его нашли мертвым около лагеря, с разбитой головой. Он лежал у подножия скалы, и все решили, что он сорвался во время подъема. Загадочная история.
– А зачем он полез туда? Он что, увлекался альпинизмом?
– Не думаю, но он был молод, а молодые люди и не такие глупости совершают.
Я улыбнулся, подумав про себя – не только молодые совершают глупости, и бросил в ручей камешек.
– Напоминает известную песенку про десять негритят: «И их осталось двое…» Почему же уехал Уокер?
Она внимательно посмотрела на меня:
– Вы что, считаете, они не сами погибли? Кто-то из лагеря убил их?
Я пожал плечами.
– Я не утверждаю этого, но кое-кому их смерть была выгодна. Судите сами, шесть человек прячут золото, и вскоре четверо из них погибают один за другим. – Я бросил в воду еще один камешек. – Кому это могло быть выгодно? Уокеру и Курце. А почему уехал Уокер?
– Не знаю. Он уехал неожиданно. Помню, отцу он сказал, что хочет прорваться к союзникам. Они тогда уже были близко.
– А когда Уокер уходил, Курце был в лагере?
Она долго вспоминала.
– Не знаю. Не могу вспомнить.
– Сам Уокер говорит, что сбежал, потому что боялся Курце. Он и сейчас его боится, и по той же причине. Наш Кобус действительно бывает страшен, иногда.
Франческа медленно заговорила:
– Альберто там, на скале… Курце мог…
– …столкнуть его? Да, мог. Еще Уокер говорил, что Паркеру стреляли в затылок. По всем свидетельствам, включая ваше, Курце – прирожденный убийца. Все сходится.
– Я всегда считала Курце вспыльчивым человеком, но…
– Вы сомневаетесь? Тогда почему он вам так не нравится, Франческа?
Она бросила окурок в воду и смотрела, как он плывет по течению.
– Просто недоразумение, которое случается между мужчиной и женщиной. Он был… слишком настойчив.
– Когда это произошло?
– Три года назад. Сразу после моего замужества.
Я колебался. Мне так хотелось расспросить ее об этом замужестве, но она резко встала.
– Пора набирать воду.
На обратном пути я сказал:
– Похоже, мне надо быть готовым к нападению Курце – он, возможно, опасен. Вам лучше рассказать эту историю Пьеро, чтобы и он был начеку.
Она остановилась.
– Я думала, Курце ваш друг. Считала, что вы на его стороне…
– Я ни на чьей стороне. Но не могу допустить убийства.
Остаток пути мы прошли молча. До самой темноты Франческа хлопотала на кухне. Как только стемнело, все занялись приготовлениями. Погрузили в багажник кирки и лопаты, несколько фонарей. Пьеро достал герметичную лампу Тиллея и полгаллона керосина – в туннеле такая лампа будет полезнее фонарей. Из прицепа он выкатил еще и тачку, сказав:
– Думаю, пригодится для уборки камней – не стоит оставлять их у входа.
Мне понравилась его предусмотрительность, я-то об этом не подумал.
Курце с профессиональным видом осмотрел кирки, но не нашел к чему придраться.
По мне, кирка и есть кирка, а заступ – все равно лопата, но я допускаю, что даже в таком деле могут быть большие специалисты.
Помогая Пьеро укладывать в багажник тачку, я наступил на камень, нога подвернулась, и я всем телом рухнул на Курце.
– Прости, – пробормотал я.
– Нечего извиняться, лучше смотри под ноги, – проворчал он.
Нам удалось засунуть тачку в багажник, хотя после этого крышка не закрывалась. Тут я тихо сказал Курце:
– Я бы хотел поговорить с тобой… вон там.
Мы отошли немного от остальных, где нас прикрыла сгустившаяся темнота.
– Ну, что? – спросил Курце.
Я похлопал по твердому предмету, выпиравшему из-под куртки на его груди, и сказал:
– Похоже, у тебя здесь оружие.
– Оружие, – сказал он.
– В кого собираешься стрелять?
– В любого, кто станет между мной и золотом.
– Слушай внимательно, – твердо сказал я, – ты ни в кого стрелять не будешь, потому что отдашь оружие мне. Если не согласен, можешь один откапывать свое золото. Я приехал в Италию не для того, чтобы кого-то убивать. Я не убийца.
– Малыш, – сказал Курце, – если тебе так нужен этот пистолет, то попробуй отнять его у меня.
– Ты, конечно, можешь загнать нас в шахту под дулом пистолета. Но в темноте легко схлопотать камнем по башке, стоит только зазеваться – скорее всего я буду одним из тех, кто позаботится об этом. А когда ты, угрожая оружием, получишь золото, тебе останется только куковать рядом с ним. Без помощи друзей Франчески ты не сможешь перевезти его на побережье, а без меня – вывезти из Италии.
Я загонял его в угол. Этот прием я использовал с момента нашего отплытия из Южной Африки в тех случаях, когда он начинал взбрыкивать, и всегда успешно. Курце опять проиграл и понял это.
– А откуда ты знаешь, что в этих Богом проклятых горах не засели партизаны графини, готовые наброситься на нас, как только мы откроем туннель?
– Да оттуда, что им неизвестно, где мы находимся, – ответил я. – Единственное место, которое знают водители, – Варци. Им дано указание прибыть туда. Да и не станут они нападать: графиня – наша заложница.
Он заколебался, и я сказал:
– Все, давай сюда пистолет.
Курце неторопливо сунул руку за пазуху и вытащил пистолет.
Тьма мешала разглядеть выражение его глаз, но нетрудно было догадаться, что сейчас они полны ненависти. Он держал пистолет, направив дуло в мою сторону, и, я уверен, боролся с искушением выстрелить в меня. Потом вдруг расслабился и положил пистолет в мою открытую ладонь.
– Ох и посчитаюсь же я с тобой, когда все кончится, – с угрозой сказал он.
Я промолчал и взглянул на оружие. Это был немецкий пистолет люгер, точно такой же я оставил в Южной Африке. Я направил пистолет в его сторону и сказал:
– А теперь стой спокойно, я обыщу тебя.
Он проклинал меня, но не дергался, пока я охлопывал его карманы. И точно, в одном из карманов были запасные обоймы. Я вынул обойму из пистолета, проверил, не осталось ли в нем патрона. Оказалось – остался.
– У Морезе наверняка есть оружие, – сказал Курце.
– Сейчас проверим. Я заговорю с ним, а ты стой за его спиной и готовься схватить, если понадобится.
Мы вернулись в лагерь, и я подозвал Франческу с Пьеро. Когда они подошли, Курце незаметно пристроился за спиной итальянца. Я обратился к Франческе:
– У Пьеро есть оружие?
От удивления она вздрогнула.
– Не знаю. – И повернулась к Морезе. – У тебя есть оружие, Пьеро?
Он помешкал в растерянности, потом кивнул. Я поднял на него ствол пистолета.
– Давай вынимай… только медленно.
Он смотрел не отрываясь на дуло пистолета, брови его от гнева сошлись в одну линию, но он привык подчиняться приказам и медленно вынул пистолет из плечевой кобуры.
– Впервые ты исполняешь мой приказ. Отдай пистолет Франческе.
Он выполнил и этот приказ, тогда я отвел люгер и забрал у Франчески пистолет.