Уокер недоумевающе посмотрел мне вслед.
* * *
Я зашел в контору Пальмерини и попросил разрешения воспользоваться его автомобилем. Он ничего не имел против, и я отправился к стоянке яхт на его маленьком «фиате». Там я быстро отыскал фэамайл, обратив внимание, что со стороны яхт-клуба его не видно. Вот почему я не засек его раньше! Крупке драил медную отделку рулевой рубки.
– Привет, – сказал он, – рад тебя видеть. Меткаф говорил мне, что ты в городе.
– Он на борту? Я хочу повидать его.
– Подожди минутку, – бросил Крупке и нырнул вниз. Он почти сразу вернулся: – Говорит, чтобы ты спускался.
Я спрыгнул на палубу и пошел за Крупке в кают-компанию. Меткаф лежал на диване и читал книгу.
– Что привело тебя ко мне так скоро? – спросил он.
– Мне надо тебе кое-что сказать. – Я посмотрел в сторону Крупке.
– О'кей, Крупке, – сказал Меткаф, и тот вышел.
Меткаф открыл шкафчик, достал бутылку и два стакана.
– Выпьешь?
– Спасибо.
Наполнив стаканы, он, не разбавляя, поднял один:
– За тебя.
Мы выпили, и Меткаф спросил:
– В чем проблема?
– Ты говорил, что Торлони позаботится об Эстреноли, это правда?
– Конечно, Эстреноли сейчас у врача.
– Я просто хотел удостовериться и попросить тебя непременно передать Торлони, что, если Эстреноли не доберется до Рима живым и здоровым, я удавлю его собственными руками.
Меткаф сделал большие глаза.
– Ого! – воскликнул он. – Видно, кто-то напоил тебя тигриным молочком. Что это ты так забеспокоился о его безопасности?
Он пристально посмотрел на меня, потом вдруг засмеялся и щелкнул пальцами.
– Ну конечно же, это графиня накрутила цыпленка!
– Ее в это дело не впутывай.
Меткаф смущенно улыбнулся:
– О, эти молодые, никогда не знаешь, чего от них ждать.
– Заткнись!
Он вытянул перед собой руки в притворном ужасе.
– Ладно, ладно. – И снова засмеялся. – Ты сам чуть не убил Эстреноли. Ударь ты сильнее – и он был бы уже покойником.
– Я не мог убить его.
– За это я не поручусь, – сказал Меткаф. – Он все еще не пришел в сознание. Эскулап вправил ему челюсть, но говорить он не сможет еще месяц.
Он снова наполнил стаканы.
– Хорошо, я прослежу, чтобы в Рим он прибыл не в худшем, чем сейчас, виде.
– Мне нужно подтверждение от самого Эстреноли, например, в виде письма из Рима по почте с датой отправки не позднее недели.
Внешне Меткаф оставался спокойным.
– Не слишком ли много требуешь? – спросил он вкрадчиво.
– Это необходимо, – упрямо сказал я.
Он пристально вглядывался в меня.
– Кто-то пытается сделать из тебя настоящего мужчину, Хал, – наконец проговорил он. – Ладно, пусть будет по-твоему.
Он подтолкнул ко мне стакан через стол.
– Видишь ли, – сказал он задумчиво и тихо, – на твоем месте я не стал бы задерживаться в Рапалло, а наскоро бы приладил киль и смылся. С таким человеком, как Торлони, лучше не иметь дел.
– У меня нет никаких дел с Торлони, я видел его сегодня в первый раз.
Он кивнул:
– О'кей, если тебя устраивает такая игра, пожалуйста, дело твое. Но смотри, Хал! Ты только что ставил мне условия, и я их принял, поскольку Эстреноли меня не интересует, а ты мне вроде приятель, да, может, я и сам согласен с твоими условиями. Но не пытайся давить на Торлони, он отчаянный малый – съест тебя и не подавится.
– Я не трогаю Торлони до тех пор, пока он не трогает меня. – Я допил стакан и поднялся. – Увидимся еще.
Меткаф усмехнулся:
– Наверняка. Как ты сказал, в таком маленьком городке трудно разминуться.
Меткаф проводил меня на палубу, и, возвращаясь на верфь, я всю дорогу размышлял о нем. Вроде бы разговор получился откровенный, но не совсем – в общем, поведение Меткафа стало для меня еще более непонятным.
Он ведь сказал именно то, что думал: смывайся, пока Торлони из тебя котлету не сделал. А я пытался понять, какова роль Меткафа, что заставляет его предупреждать меня, ведь Торлони – его человек. Но это не умещалось в моей голове.
Когда я вернулся на верфь, работа в ангаре шла полным ходом, как будто никогда и не останавливалась. Я увидел ставшую привычной картину: плавится золото, излучая яркий свет, Курце наклоняется над формой и выливает туда жидкий металл.
Подошла Франческа, и я сказал ей:
– Я обо всем договорился – ты получишь известие от Эдуардо через неделю.
Она вздохнула:
– Иди поужинай. Ты еще не ел.
Поблагодарив, я пошел за ней в домик.
Глава VII
Золотой киль
Мы работали, Боже, как мы работали!
Вспоминая ту неделю, я переношусь в темную мастерскую с мелькающими на фоне разноцветных вспышек тенями. Мы плавили и лили золото по шестнадцать часов в сутки, когда руки уже отказывались служить, а глаза воспалялись от яркого свечения печей. Мы падали поздно ночью в постель и засыпали, не донеся голову до подушки, часы сна казались мгновенными, и снова надо было вставать к этому проклятому конвейеру, который я сам придумал.
Мне стали ненавистны и вид золота, и прикосновение к нему, и даже его запах – да, во время плавки появлялся характерный запах, – и я мечтал о том времени, когда мы снова выйдем в море, и мне не о чем будет беспокоиться, кроме шквалов и береговых укрытий. Я бы скорее согласился оказаться в маленькой лодке один на один с ураганом в Вест-Индии, чем еще раз пережить такую неделю!
Но работа подходила к концу. Масса золота в форме увеличивалась, а груда слитков уменьшалась. Мы делали больше двухсот пятидесяти плавок в день и подсчитали, что опережаем составленный график на полдня. Двенадцатичасовой выигрыш во времени – не так много, но от него зависели наша победа или наше поражение.
Меткаф и Торлони вели себя на удивление тихо. За нами наблюдали – точнее, наблюдали за верфью, и все. Несмотря на подкрепления, высланные Торлони в Рапалло, и несмотря на тот факт, что он лично прибыл руководить операцией, против нас не предпринимали никаких открытых действий.
Я ничего не мог понять.
Франческа сохраняла бодрость и в такой обстановке. Она успевала вести хозяйство, получать донесения и давать указания нашей разведывательной службе. И хотя из-за напряженной работы у нас не было времени побыть вдвоем, ее маленькие знаки внимания – прикосновение руки или улыбка, посланная тайком, – давали мне силы работать.
Через пять дней после нашей встречи с Меткафом она получила письмо, которое, прочитав, сожгла, и я видел по выражению ее лица, что письмо причинило ей боль. Она подошла ко мне и сообщила, что Эдуардо в Риме.
– Значит, Меткаф выполнил обещание, – сказал я.
Легкая улыбка мелькнула на ее губах.
– И я свое выполню… – И серьезно добавила: – Завтра надо показаться врачу.
– У нас нет времени, – нетерпеливо ответил я.
– Постарайся найти, – настаивала она. – Очень скоро тебе придется управлять яхтой, ты должен быть здоров.
В разговор она втянула Курце.
– Она права. Не можем же мы зависеть от Уокера!
Еще одна забота! Уокер менялся на глазах. Он стал угрюмым и необязательным, впадал в ярость и без причины ссорился со всеми подряд. Золото портило его медленно, но верно, действуя сильнее, чем алкоголь…
– Давай, парень, отправляйся к врачу, – сказал Курце и робко улыбнулся. – Это из-за меня тебе досталось. Если бы я получше укрепил тот проход!.. Иди, я позабочусь, чтобы работа без тебя не пострадала.
Впервые Курце признал свою вину, и я почувствовал к нему уважение. Но вот моя ободранная рука сочувствия у него не вызывала, он утверждал, что настоящий мужчина должен уметь драться, не причиняя себе вреда.
Итак, на следующий день Франческа повезла меня к врачу.