Понимаешь, события прошедшей ночи заставили меня кое-что пересмотреть. Я подумал, зачем же тебе спасать Уокера, если ты такой, каким он тебя изобразил. На этот раз я хочу узнать правду.
Он медленно опустился и уставился в стол. Наконец заговорил:
– Альберто погиб по несчастной случайности. Я пытался спасти его, но не смог.
– Я верю тебе… после вчерашней ночи.
– О Донато я ничего не знаю. Помню, мне почудилось что-то странное в его гибели. Непонятно было, зачем Донато понадобилось лезть на скалы. Ему этого удовольствия хватало, когда Граф гонял нас по горам с заданиями.
– А Паркер?
– Я не мог убить Паркера, даже если бы хотел, – сказал он потухшим голосом.
– Почему не мог?
Он отвечал вяло:
– Мы с Умберто, как всегда, устроили засаду. Умберто разделил нас на две группы, они засели с разных сторон долины. В итоге засада провалилась, и каждая из групп добиралась в лагерь самостоятельно. И только вернувшись в лагерь, я узнал, что Паркер убит.
Он потер подбородок.
– Так это Уокер сказал тебе, что Паркеру стреляли в затылок?
– Да.
Он посмотрел на свои руки, лежавшие на столе.
– Уокер мог сделать это сам, понимаешь, это вполне в его духе.
– Знаю, – сказал я. – Ты как-то сказал мне, что из-за Уокера дважды во время войны оказывался в трудном положении. Когда это произошло? До того, как вы спрятали золото, или после?
Он задумался, насупив брови, пытаясь восстановить в памяти события тех далеких дней.
– Я помню один случай, когда Уокер отослал несколько человек из кювета, хотя никто ему это не поручал. Действовал он как посыльный Умберто и объяснил потом, что неправильно понял его задание. Я со своей группой тоже участвовал в этой операции, и фактически Уокер оголил мой левый фланг. – Глаза Курце потемнели. – В результате двое моих ребят погибли, а я чуть не получил штык в спину. – Лицо его исказилось при этом воспоминании. – Операция проходила после того, как мы схоронили золото.
– Ты уверен?
– Абсолютно.
Я осторожно сказал:
– Предположим, он мог выстрелить Паркеру в затылок или ударить камнем по голове Донато и изобразить это как несчастный случай во время подъема на скалу. Но тебя он, вероятно, слишком боялся, чтобы напасть в открытую или исподтишка. Знаешь, ведь ты можешь запугать кого угодно. А не пытался ли он сделать так, чтобы немцы убили тебя?
Лежащие на столе руки Курце сжались в кулаки.
– Он всегда боялся тебя, Кобус, он и сейчас боится.
– Magtig, теперь у него есть для этого основания, – взорвался Курце. – Донато вывел нас из лагеря военнопленных. Донато остался с ним на склоне горы, пока вокруг рыскали немцы. – Он посмотрел на меня глазами полными боли. – Каким же человеком надо быть, чтобы пойти на такое?!
– Надо быть Уокером, – сказал я. – Думаю, теперь мы должны поговорить с ним. Мне не терпится узнать, что он готовил для нас с Франческой.
На лице Курце появилось жесткое выражение.
– Да, пожалуй, пора прервать его lekker slaar [14] .
Он поднялся в тот момент, когда Франческа вошла с подносом, уставленным чашками. Увидев лицо Курце, она застыла в нерешительности.
– Что случилось?
Я взял у нее из рук поднос и поставил его на стол.
– Мы собираемся поговорить с Уокером. Тебе стоит пойти с нами.
Но Уокер уже проснулся, и по выражению его лица я понял, что он в курсе происходящего. Он выскочил из койки и попытался обойти Курце, но тот замахнулся на него.
– Подожди, – сказал я и схватил Курце за руку. – Мы ведь собирались поговорить с ним.
Курце с трудом совладал с собой, и я отпустил его руку.
– Курце считает тебя лжецом, – обратился я к Уокеру. – Что скажешь?
Глаза его бегали, он бросил на Курце испуганный взгляд и тут же отвел глаза.
– Я не говорил, что он кого-то убивал. Я этого не говорил.
– Действительно, не говорил, – согласился я, – но ты очень прозрачно намекал на это.
Курце тихо ворчал, но сдерживался. Я спросил:
– Так как же было на самом деле с Паркером? Ты сказал, что рядом находился Курце, когда его застрелили. Курце утверждает, что его там не было.
– Этого я тоже не говорил, – ответил Уокер мрачно.
– Ты действительно отъявленный лжец, – убежденно сказал я. – У меня хорошая память, в отличие от тебя. Я предупреждал в Танжере, что будет, если ты когда-нибудь обманешь меня, поэтому берегись! А теперь я хочу услышать правду – был Курце рядом с Паркером, когда его убили?
Повисло долгое молчание.
– Ну, так был он рядом? – требовал я ответа.
Наконец его прорвало.
– Нет, не был, – взвизгнул он. – Я выдумал это. Его там не было, он был на другой стороне долины.
– Кто же тогда убил Паркера?
– Немцы, – отчаянно кричал он, – это были немцы… Я говорил тебе, что это были немцы.
Трудно было, конечно, ожидать, что Уокер сознается в убийстве, но выражение лица выдавало его. У меня не было причин щадить его, поэтому я сказал Курце:
– Это из-за него Торлони напал на нас.
Удивленный Курце проворчал:
– Каким образом?
Я рассказал ему о портсигаре, а потом повернулся к Уокеру:
– Прошлой ночью Курце спас тебе жизнь, но, ей-богу, лучше бы он дал тебе утонуть. Сейчас я уйду, и пусть он делает с тобой, что хочет.
Уокер поймал мою руку.
– Не оставляй меня, – взмолился он.
Он всегда боялся, что это может случиться, что никого не окажется между ним и Курце. Он специально очернил Курце в моих глазах, чтобы иметь союзника в давнем поединке с ним, но теперь я был на стороне Курце. Уокер боялся физической расправы, ведь свои убийства он совершал из засады, а Курце для него был воплощением насилия.
– Пожалуйста, – хныкал он, – не уходи.
Уокер перевел взгляд на Франческу, в глазах его была страстная мольба. Она отвернулась, не проронив ни слова, и поднялась по трапу в кокпит. Я стряхнул его руку и последовал за ней, закрыв за собой люк.
– Курце убьет его, – прошептала она.
– Разве у него нет такого права? – возразил я. – В общем-то я не сторонник личной расправы, но в данном случае готов сделать исключение.
– Уокер меня не волнует, – сказала она, – я думаю о Курце. Никто не может убить подобного себе и остаться прежним. Пострадает его… его душа.
– Курце поступит так, как сочтет нужным.
В глубоком молчании, отвернувшись друг от друга, мы смотрели на беспокойное море.
Люк кабины открылся, и в кокпит вошел Курце. Хриплым голосом он сказал:
– Я собирался убить этого ничтожного ублюдка, но не смог даже ударить. Ну как можно бить человека, который не хочет даже защищаться. Это просто невозможно, правда?
Я усмехнулся, а Франческа весело засмеялась. Курце посмотрел на нас, и на лице его медленно стала появляться улыбка.
– Но что же нам делать с ним? – спросил он.
– Бросим его в Танжере, и пусть идет на все четыре стороны, – сказал я. – Он испытал самое страшное, что может испытать человек, – смертельный страх.
Мы сидели, улыбаясь друг другу, радуясь как дураки, когда Франческа неожиданно воскликнула:
– Смотрите!
Я посмотрел в ту сторону, куда она показывала рукой, и застонал:
– О нет!
Курце взглянул и выругался.
Прямо на нас, рассекая бурные волны, надвигался фэамайл.
Глава IX
«Санфорд»
Чувство горестной досады переполнило меня. Я был уверен, что Меткаф окончательно потерял нас, но ему сопутствовало дьявольское везение. Он не смог обнаружить нас с помощью радара, потому что шторм снес все надстройки, – исчезла и радарная антенна, и радиомачта, и небольшой деррик-кран. Только по чистой случайности Меткаф наткнулся на нас.
– Спускайся вниз и заводи двигатель, – сказал я Курце. Потом повернулся к Франческе. – Ты тоже иди вниз и побудь там.