- Она допила стакан. - Так что не будем больше говорить о ней. Одного того, что я ее вижу по ночам, для меня более чем
достаточно.
- Вы дежурите и по ночам? Это скверно.
- Почему? - в зеленоватых глазах мелькнула тревога.
- Я подумал, было бы неплохо как-нибудь пригласить вас к себе. Посмотрим картины...
- Какие картины?
- Для начала - гравюры.
Она усмехнулась.
- Мне не очень нравятся гравюры.
Она встала и снова подошла к бутылке с виски. Мои глаза неотрывно следили за ее бедрами.
- Давайте я вам долью. Кстати, почему вы не допили?
- Я не против, но мне кажется, здесь есть кое-что получше виски...
- Возможно. - Она налила себе чистого виски.
- А кто присматривает за Мэрилин в смене с вами?
- Сестра Флемминг. Вам она не понравится. Настоящая людоедка!
- Правда? А она не услышит нас?
Она подошла и села рядом.
- Меня это не особенно беспокоит... К тому же в настоящее время она находится в левом флигеле, к которому примыкают гаражи. Мэрилин живет
там.
Это было как раз то, что я хотел узнать.
- К черту всяких людоедок! - сказал я, обнимая ее за плечи. - А вы, часом, не людоедка?
Она с готовностью прижалась ко мне.
- Смотря для кого...
Ее лицо было так близко от моего, что губы почти касались ее виска. Но ей это, похоже, нравилось.
- Как вы находите такое начало?
- Пока неплохо.
Я взял у нее из рук стакан и поставил на пол. Она повернулась ко мне лицом и прижалась губами к моим губам, но вдруг отпрянула от меня и
встала. Я уж подумал было, что она из тех девушек, которые смущаются от поцелуев, но ошибся.
Она подошла к двери, заперла ее на ключ и вернулась ко мне.
Глава 3
Я оставил свой бьюик возле Каунтри-билдинг на углу Фельдвам и Центральной авеню и прошел в здание. Отдел регистрации рождений и смертей
находился на первом этаже. Я заполнил бланк и сунул его в окошечко рыжему клерку, который поставил на бланке штамп и махнул рукой в сторону
картотеки.
- Посмотрите сами, мистер Мэллой, - сказал он. - Шестой ящик справа. Как у вас идут дела? Давненько вас не видел...
- Я вас тоже, - ответил я. - Дела идут превосходно.
Мне не очень хотелось с ним разговаривать: встреча с сестрой Гарней несколько утомила меня. Я подошел к картотеке. Ящик с делами на букву
"К", казалось, весил тонну, я едва поднял и открыл его. Листая страницы, нашел свидетельство о смерти Дженнет Кросби. Она умерла 16 мая 1948
года от злокачественного эндокардита. Так черным по белому было записано в свидетельстве, подписанном врачами Джоном Бьюли и Зальцером. На
всякий случай я записал их имена. Полистав еще несколько страниц, нашел и свидетельство о смерти Макдональда Кросби. Его смерть
засвидетельствовали все тот же Зальцер и коронер Франклин Лессуэйс. Я сделал необходимые пометки и вернулся к клерку, который с ленивым
любопытством наблюдал за мной.
- Кто такой доктор Джон Бьюли? - спросил я его.
- Не скажешь ли, где он живет?
- На Скайлейн-авеню. Но если вам нужен хороший врач, не ходите к нему.
- Это почему же?
Клерк пожал плечами.
- Он очень стар. Лет пятьдесят назад он, возможно, чего-то стоил, но сейчас это настоящий коновал. Он, например, считает, что сделать
трепанацию черепа так же просто, как, например, вскрыть банку фасоли.
- А что, разве не так?
Клерк рассмеялся.
- Все зависит от того, о чьей голове идет речь. - Он подмигнул мне. - Работаете над чем-нибудь?
Я вышел на улицу и задумался. Неожиданно умирает богатая девушка, и засвидетельствовать ее смерть вызывают коновала, выжившего из ума
старика. Не похоже на миллионеров. Было бы естественно ожидать, что они обратятся к лучшим врачам в городе, дабы убедиться, что это не убийство.
Я влез в бьюик и нажал на стартер. Рядом с моей машиной стоял оливкового цвета додж. За рулем сидел мужчина в желто-коричневой шляпе и
читал газету. Я не обратил бы ни на него, ни на машину ни малейшего внимания, если бы он не отложил вдруг газету и не взглянул на меня. Правда,
тут же отвернулся и тоже включил мотор. Такое совпадение показалось мне любопытным. Мужчина был широкоплечий, с огромной головой, которая,
казалось, росла прямо из плеч. Над верхней губой у него тянулась тоненькая ниточка усов, одно ухо и нос сплющены.
Я влился в поток машин и поехал в восточном направлении, держа курс на Центральную авеню. Ехал не спеша, часто оглядываясь назад, чтобы
видеть, что делается у меня за спиной. Додж направился со стоянки в другую сторону, но потом круто развернулся и поехал за мной. Самое
интересное, что он развернулся в том месте, где поворот был запрещен, но полицейские в этот момент, видимо, спали.
На пересечении с Этвуд-авеню я снова посмотрел в зеркало. Додж следовал за мной. Мужчина небрежно сидел за рулем, выставив в окно левый
локоть. Я на всякий случай запомнил номер его машины. Если он следит за мной, то делает это очень непрофессионально. На Голливуд-авеню я
увеличил скорость до шестидесяти миль. Додж тоже прибавил скорость. На бульваре Футхилл я резко свернул к тротуару и тут же притормозил. Додж
промчался мимо, мужчина даже не посмотрел в мою сторону. Я записал номер его машины на конверте, рядом с именами доктора Бьюли и Зальцера, и
спрятал конверт в карман. Затем тронул машину с места и поехал на Скайлейн-авеню.
Еще издали я увидел на одном из домов блестевшую на солнце медную табличку. За низкими деревянными воротами был небольшой сад, в центре
которого стояло двухэтажное строение из канадской сосны. Оно казалось трущобой в сравнении с ультрамодными домами, расположенными по обе стороны
от него.
Я притормозил и выглянул в окошко, но разглядеть имя на дощечке не смог. Пришлось остановить машину. Едва я двинулся в направлении ворот,
как появился оливковый додж. Мужчина вроде и не смотрел в мою сторону, но я знал, что он следит за мной.
Я сдвинул шляпу на затылок и достал пачку сигарет.
Додж скрылся за углом.
Я толкнул калитку и направился к дому. Сад был небольшой и чистый, как казарма перед инспекторской проверкой.
Я позвонил. Никто не открыл. Некоторые окна дома были закрыты от солнца желтыми жалюзи, другие - занавесками. Понимая, что меня могут
рассматривать из окна, я придал своему лицу максимально приятное и доброжелательное выражение.