Что касается лично тебя, я теперь полностью убежден, что ты совершенно чист. Но вы были в разным местах с вашим партнером, когда произошло убийство. Я пытался тебя заставить изменить показания относительно времени твоей отлучки, чтобы посмотреть, насколько уверенно ты будешь держаться, но ты держался намертво. Так что ты чист, но Килли нет. Тем не менее ты чувствуешь себя обязанным как-то помочь Килли и питаешь враждебность по отношению к нам. Ты ухватился за показания миссис Гамильтон, хотя то, что она нам сказала, ничего не меняет в этом деле. В то же время пока что мы не предъявили Килли обвинения в этом преступлении и не станем предъявлять, пока у нас не будет веских и неопровержимых доказательств. Но Килли останется под арестом до тех пор, пока я не получу убедительных доказательств его невиновности. – Он снова посмотрел на меня. – Теперь ты удовлетворен?
Я был удовлетворен, хотя и не в том смысле, который он имел в виду. Я был удовлетворен тем, что знал версию полиции по поводу убийства Гамильтона. Но меня не удовлетворяло отсутствие полноты картины. Например, Уиллик не упомянул о мистере Флейше, который примчался в мотель на своем “линкольне”. И о том, что Джерри причинил ущерб нашему имуществу. И наконец, он так и не сказал, верит ли он миссис Гамильтон или нет. Но если допытываться до всего этого, то пришлось бы спрашивать о его мотивах, тыкать иглой в больное место, а я знал, сколь быстро он теряет терпение и впадает в ярость, поэтому я сказал:
– Думаю, я удовлетворен. Спасибо.
– Конечно. Убирайся прочь.
Я убрался прочь, сел в “форд” и поехал обратно в мотель. По дороге я смотрел в зеркало заднего вида и видел бледно-голубой “плимут”, ехавший сзади на расстоянии квартала от меня. Я стиснул зубы и сосредоточился на улице, по которой ехал.
В номере мотеля я принялся метаться, подобно дикому зверю, заключенному в клетку. Я по-прежнему, и даже с большей ясностью, осознавал необходимость срочных действий, моя нервная энергия достигла крайнего напряжения, но я лишен был возможности действовать. Я надеялся узнать от Уиллика что-нибудь такое, что послужит ключом к действию, но он ничего такого не сказал. Время шло, а я беспомощно метался по комнате, остро ощущая опасность, но не ведая, откуда ее ждать. Но я был скован по рукам и ногам. Я готов был ринуться по Харпер-бульвару с горящим факелом и кричать, и молотить кулаками. Но я был абсолютно бессилен. “Плимут” ждал снаружи, а я ждал двух часов.
Уолтер скажет, что надо делать. Он должен наставить меня. Я метался по комнате, бросался на кровать и снова вскакивал, но моя нервная энергия возрастала быстрее, чем я успевал ее избыть, а ощущение необходимости действовать становилось все более острым. Я прыгал, отжимался от пола, снова вскакивал и начинал метаться, и так без конца. Я ждал двух часов.
Уолтер должен сказать, что мне делать.
Глава 10
Я разговаривал с Уолтером в той же комнате, где давал интервью Сондре Флейш. Капитану Уиллику удалось произвести на меня впечатление человека, в котором несмотря ни на что сохранилась некоторая порядочность, но один взгляд на Уолтера разрушил эту иллюзию.
Бен, или кто-то еще, поработал над Уолтером значительно усерднее, чем надо мной. Один глаз у него совершенно затек, а кожа приобрела серо-черный цвет, щеки были испещрены маленькими, но глубокими ранами, видимо, на руке его мучителя было надето кольцо, а большой палец на левой руке распух и покраснел. Он был без галстука, три верхние пуговицы на рубашке были вырваны с мясом, а верхний карман его пиджака, в котором он обычно держал сигареты, был наполовину оторван.
Уолтера довольно грубо втолкнул в комнату полицейский в униформе с худым лицом.
Он прошел к окну, и оттуда наблюдал за нами. Уолтер же подошел к столу, за которым я сидел. Когда он улыбнулся, я заметил, что губа у него тоже основательно распухла.
– Привет, – сказал Уолтер, – добро пожаловать в Утопию рабочих.
– Что у тебя с пальцем? – вместо приветствия, спросил я, потому что был потрясен его видом.
Уолтер многозначительно взглянул на палец.
– Кто-то наступил на него, – сказал он, улыбнулся и добавил:
– Случайно.
– Боже мой, на кого ты похож! – сокрушенно воскликнул я.
– Я знаю. – Он сел, стараясь двигаться осторожно. – Хотя после некоторых футбольных встреч бывало и хуже. Но у здешних явно не хватает смекалки. В больших городах они умеют не оставлять следов.
– Что я должен сделать, Уолтер? Меня отпустили.
– Они сказали мне об этом. Я рад. Очень сожалею, что втравил тебя во все это.
– Ничего.
– Я представлял себе все это иначе, этаким куском пирога, ты понимаешь? – Он улыбнулся здоровой стороной рта, – а вместо этого получили кусок дерьма.
Тип у окна не преминул вмешаться:
– Следи за своей речью. – У него был высокий гнусавый голос, и он строго посмотрел на нас поверх своего длинного носа.
Уолтер улыбнулся ему и сказал:
– Если мы прибегнем к иносказаниям, он ничего не поймет.
– Отлично, – сказал я.
– Расскажи мне о причинной обусловленности бедствия.
– Ты не знаешь?
Он отрицательно покачал головой:
– До сих пор инквизиция действовала однонаправленно.
– Ох. Да, наш корреспондент, – ответил я, ища подходящие слова, – уже среди новопреставившихся. Он удивленно поднял брови:
– Ему содействовали в этом путешествии?
– С помощью четверки металлических овоидов, приведенных в быстрое движение.
– А почтенная половина преставившегося? Там что-то было насчет некоего показания.
– Некоторое увиливание, происшедшее в результате паники. Затем последовала дополнительная паника, приведшая к усугублению первоначального увиливания.
Он кивнул.
– Предписывается коммуникация с нашим началом координат. Ты помнишь мистера Флетчера?
Я никогда не встречал никакого мистера Флетчера, но понял, что он имеет в виду.
– Конечно, – сказал я.
Он снова улыбнулся и казался довольным.
– Единственное, что мы можем сделать, это ждать, – сказал он. – Я не виновен ни в каком преступлении, так что рано или поздно они будут вынуждены меня отпустить.
– Я знаю. – Игра с иносказаниями была окончена. В действительности в ней не было никакой необходимости, но мы оба были довольны ею, и в каком-то смысле она нам обоим была необходима. Мы, Уолтер в большей степени, чем я, были раздавлены чьим-то каблуком, и наше достоинство и самоуважение требовало как-то отскрести всю эту грязь. Эта малюсенькая бессмысленная победа, одержанная над охранником с помощью нашего более изысканного словаря, служившего нам чем-то вроде шифра, помогла сохранить некоторые остатки самоуважения.
– Как давно ты на свободе? – спросил он.
– С сегодняшнего утра. Кстати, мы можем здесь в городе рассчитывать на некоторую помощь.
– Как это?
– Сегодня утром я разговаривал с девушкой, она работает в местной газете.
– И что ты ей сказал?
– Все.
Он покачал головой.
– Мне это не нравится, – сказал он, – это может иметь обратный эффект.
– Она на нашей стороне, Уолтер, правда. Она была шокирована, когда я рассказал ей, что с нами сделали. Кстати, она дочь мистера Флейша.
Он удивленно посмотрел на меня:
– Ничего себе кстати! Боже правый, Пол!
– Ну, погоди секунду. Не стоит относиться к ней предвзято.
– И ты ей рассказал, все, как есть.
– А почему бы и нет?
– Буду с нетерпением ждать выхода газеты.
– Возможно, в утреннем выпуске будет твой портрет, – сказал я ему.
– Просто позвони Флетчеру, ладно? Пусть он оплатит разговор.
– Хорошо, я позвоню.