Скольких людей отправил он на тот свет вот этой сухонькой, вроде бы хилой ручкой… К каким средствам прибегал он, чтобы заставить непокорных платить деньги, — пытки, шантаж, похищения родных, даже детей. И делал все это спокойно, без угрызений совести — он возненавидел богатых еще с семьдесят восьмого года, когда никто не дал ему ни копейки на лечение Карины. Он теперь знал точно — она бы выжила, если бы ей сделали своевременно операцию. И Сашка, его кудрявый, лупоглазый, умненький Сашка погиб из-за этого, из-за неухоженности, из-за недогляда. И, может быть, тот белесый верзила не так уж был виноват в смерти Сашки, может быть, Сашка сам рванулся под колеса. Но никогда, ни на одну секунду Роман не жалел о том, что убил этого шофера. Потому что ни в грош не ставил ничью жизнь после смерти Карины и Сашки. Все мы — твари, и жизнь наша копейки не стоит. Ничья — и тех, кто лечится в Кремлевке и на каждый свой прыщ на заднице приглашает консилиум медицинских светил, и тех, кто ютится в подвалах и продлевает свою никчемную жизнь пожиранием объедков. Нет Карины, нет Сашки — у них тоже была только одна жизнь.
И эти две жизни были прерваны из-за рокового стечения обстоятельств и паскудства мелкой обывательской душонки. Сколько раз могли ухлопать его, Романа, в разборках, перестрелках, сколько раз могли взорвать в машине, убить в подъезде его дома. Иногда он ходил с огромной сворой телохранителей, а порой, как, например, теперь, он совершенно один. Любой может войти сюда и размозжить ему башку. И он ничуть этого не боится. Он прожил почти пятьдесят лет, почти вдвое больше, чем Карина, во много раз больше, чем прожил на этом свете Сашка. Чего ему бояться? И именно поэтому он непобедим.
…Юля открыла глаза и с удивлением посмотрела на Романа. «Вы? — прошептала она. — Как я здесь очутилась? — оглядела она комнату. — Я ничего не помню. Нет, — помрачнела она. — Помню то, что было дома, а дальше…» — «Я привез вас сюда на машине, — тихо сказал Роман. — Ваш муж приходил сюда. Он в курсе. Он не будет беспокоиться». В ее глазах Роман увидел благодарность, у него защемило сердце, и к горлу подкатил какой-то непривычный, забытый с давних времен ком. Он помолчал, потом встал. «Я сварю вам кофе», — произнес он и вышел, Через десять минут он принес кофе и бутерброды.
Юля сидела в кресле и пыталась привести в порядок волосы. «У меня здесь ничего нет, даже расчески», — извиняющимся голосом сказала она. «Все будет», — пообещал Роман. «В каком смысле?» — удивилась его словам Юля. «В прямом. Все у вас будет». — «У меня и так все есть. Только дома». — "Разве я не вижу, что вам там плохо? Оставайтесь здесь. Я сам съезжу за вашими вещами. А лучше всего я куплю вам все новое.
Пусть ваши вещи останутся там". — «Вы говорите такие странные слова», — бормотала Юля, налившись краской. И краснела она точно так же, как Карина, покрываясь яркими пунцовыми пятнами. "Я не говорю ничего странного, Юля, — сказал Роман, прямо глядя ей в глаза; — Я хочу, чтобы вы стали здесь хозяйкой моего дома. Я не буду говорить расхожих пошлостей, что вы мне очень нравитесь, что вы мой идеал.
Здесь нечто большее, я вам все потом объясню. Я знаю одно — вы мне очень нужны. И, извините за мою самонадеянность, мне кажется, что и я нужен вам.
Я постараюсь сделать вас счастливой. Человек должен быть счастлив. Пусть ему не так много времени дается на счастье, но он должен его испытать. Иначе не стоит появляться на свет. А вот вы никогда не были счастливы, Юля. Я точно знаю. Никогда". — «Это правда, — прошептала она. — Извините, Роман Ильич, а не найдется у вас чего-нибудь…» — "Нет. Этого я вам не дам.
Я привезу к вам хорошего врача, не коновала, каких большинство, а действительно хорошего врача-нарколога. Он поможет вам". — «Вы считаете, я нуждаюсь в этом?!» — глаза Юли стали внезапно злыми, взгляд жестким.
"Да, считаю, — спокойно ответил Роман, не пугаясь ее взгляда. — Потому что так оно и есть. Вы будете счастливы и без употребления спиртного. Юля.
Я вам даю слово. А теперь выпейте кофе. А вот бутерброды с черной икрой. Кушайте, вам надо подкрепиться. Еще принесу апельсиновой сок, да много чего, но только без этого", — он улыбнулся вдруг и подмигнул ей. Она поняла и тоже улыбнулась.
Она провела у него полдня, а потом все же попросила отвезти ее домой. Он не задавал лишних вопросов, надо так надо. А она сама была немногословна, То есть о посторонних вещах она говорила много, но о своей семейной жизни ничего. Словно какое-то табу было наложено на эту тему.
Теперь, спустя два месяца после этого, он жалеет, что не расспросил ее подробно о ее семейной жизни.
Что может связывать высокую красивую Юлю и почти семидесятилетнего маленького Серова? Все могло бы произойти по-другому, если бы он изменил своей манере не задавать лишних вопросов и был полюбопытнее.
Через несколько дней после того, как Юля переночевала в доме Романа, она позвонила ему в Москву и сообщила, что Серов на Новый год уезжает в загранкомандировку. Его пригласил какой-то американский университет прочесть несколько лекций по истории бывшего Советского Союза. Он должен был уехать тридцатого декабря.
Роман даже не думал, что он может быть так счастлив после того, что пережил. От этого сообщения он чуть не подпрыгнул, как ребенок. «Мы встретим Новый год вместе?» — прошептал он. «Да», — тоже прошептала она в трубку, и у него яростно забилось сердце.
После этого у Романа было очень много дел.
Нужно было выполнить ряд поручений Сержа Заславского, сидящего во французской тюрьме. Весточки от него уже начали поступать Роману. Одно дело было связано с выездом из Москвы, и Роман вынужден был на два дня отлучиться. Причем поездка эта была очень рискованная, все должно было делаться в полном секрете от братвы. То, что знают двое, уже не секрет, это правило было усвоено Романом железно. А о местонахождении Татьяны Гриневицкой знал он один. И ему надо было добраться до аэропорта Внуково, сесть в самолет, долететь до тихого городка и доехать до тихого уютного домика с выдрессированной и запуганной прислугой, где находилась Таня, так, чтобы никто его не заметил. А ведь за ним могли следить совершенно для других целей и менты, и конкуренты.
Он воспользовался другим паспортом на имя Борисова Ивана Ивановича. Фотография в паспорте была его, но в сложном гриме, с усами и бородой. В таком виде он и выехал из конспиративной квартиры, которую снимал втайне ото всех…
Поездка была удачной, никто не выследил его, но записка, которую вез Роман для мужа Татьяны Андрея Дорохова, поразила его. Она была беременна — в таких условиях, скрываясь ото всех, постоянно рискуя оказаться за решеткой и подвергнуться суровому приговору… Он не уставал удивляться этой женщине, не по-женски жестокой, но в то же время обладавшей каким-то странным обаянием. И она верила ему, она сама сообщила ему об этом и в записке мужу написала.
Роман летел на самолете в Москву и думал о перипетиях судьбы. Он тоже хотел ребенка, хотел, чтобы у них с Юлей был ребенок, такой же славный, каким был покойный Сашка. И уж этого ребенка он от себя ни на шаг не отпустит…
Выполнив поручение Татьяны, Роман поехал к Юле. Серов уже улетел, и она была одна. Роман вошел к ней в дом, она напоила его кофе. «Где встретим Новый год?» — спросил Роман. «У тебя», — ответила она тихо, впервые назвав его на «ты». Он встал с кресла, подошел к ней и обнял ее за плечи. На ней был толстый ангорский джемпер и длинная черная шерстяная юбка. Она была такая теплая, такая домашняя, и так она была похожа на Карину… У Романа слегка закружилась голова. Он потянул ее к себе, и губы их слились в поцелуе.