Пятьсот долларов с небольшим – приличная сумма. Гораздо больше, чем мой гонорар за это дело.
Фокин торопливо выскочил в коридор и протянул мне деньги.
– Вот, – сказал он. – Как и договаривались. Будете пересчитывать?
– Нет.
Я и так уже заметил, что в пальцах у Фокина пять стотысячных купюр. Деньги исчезли в моем кармане.
– До свидания. – Фокин быстро открыл дверь. – Значит, если что случится, можно вам позвонить? И без дополнительной платы?
Похоже, вопрос оплаты был для него самым больным. Впрочем, это можно понять. Насколько я знал, сам Фокин двадцать лет проработал инженером, а эта специальность никогда не была особенно денежной. Тем более в последние годы. Менять профессию на склоне лет он решительно отказывался, предпочитая жалкую зарплату переменам в жизни. Жена, напротив, решилась уйти из библиотеки, обучилась компьютерному делу и сейчас работала в какой‑то торговой фирме. Ее заработок и составлял основу семейного бюджета. Она была со мной более любезна и беседовала со мной в кухне, а не в прихожей. Ну да ладно.
Я вышел из подъезда. Начинало темнеть. Когда я шел к машине мимо сплетничающих пенсионерок и играющих детей, то подумал, что следовало спросить Фокина‑старшего, как чувствует себя его сын Коля, который уже вторую неделю лежал в специальной клинике за городом. Я не сделал этого, видя, как тяготится Фокин тем, что пустил в дом чужого человека и рассказал ему о своих несчастьях, надеясь на помощь. В глубине души он стыдился своей слабости, стыдился собственной неспособности самостоятельно решить возникшую проблему. Но стыд был внутри, а на поверхности – сдержанная неприязнь ко мне.
Больше чем уверен – когда все кончится, Фокин не поздоровается со мной при встрече на улице. Пройдет мимо. Потому что проблема решена. Так поступает большинство из тех людей, которым мне случалось оказывать подобные услуги.
Я привык. Я не обижаюсь.
Глава 3
Утром следующего дня я собирался нанести визит Максу. Каждый раз сборы получались долгими, потому что контора Макса находилась на другом конце города. Ехать в такую даль было неохота, и я оттягивал поездку, бесцельно шатаясь по квартире, роясь в старых журналах, отыскивая в шкафу чистую рубашку.
Мне так не хотелось ехать к Максу, что я даже собрал в полиэтиленовый пакет пустые бутылки с подоконника, чего никак не мог сделать в течение месяца. Пакет я вынес к мусоропроводу, чтобы стеклотарой поживилась бабка из сороковой квартиры.
Я продолжал медлить, словно ждал чего‑то. И дождался.
Телефонный звонок прервал мои шатания, я метнулся к аппарату и снял трубку.
– Алло, это Константин? – спросил женский голос.
– Он самый, – подтвердил я.
– Это Фокина Нина Валентиновна...
Я подумал, что она хочет поблагодарить, и благодушным тоном начал:
– Я вчера все рассказал вашему мужу...
– Я знаю, – без особой радости сказала она, и я понял, что на благодарность рассчитывать не приходится. – Константин, я хотела бы с вами поговорить...
– Пожалуйста...
Я был все еще глух, не слыша в голосе Фокиной предупреждения – что‑то случилось, что‑то не так.
– Константин, я хотела бы встретиться с вами. И поговорить.
Вот тут я насторожился:
– Что‑то случилось?
– Я не хочу сейчас об этом, – торопливо прошептала Фокина. – Я звоню с работы... Через полчаса я буду ждать вас на улице. Сможете подъехать? – Она назвала адрес. – Приезжайте, – повторила она. – Пожалуйста.
Последнее слово было произнесено таким голосом, что у меня исчезли последние сомнения: я понадобился Фокиной не затем, чтобы она лично поблагодарила меня за вчерашнее.
Придется, видимо, еще раз влезть в дела семьи Фокиных.
Но я и представить тогда не мог, что влезу в них так глубоко. По горло.
Глава 4
Нина Валентиновна Фокина выглядела моложе своего мужа лет на десять. Светлые волосы были стянуты на затылке в пучок. Минимум косметики. Черная юбка. Белая блузка. Деловая женщина. Только чуть подрагивают пальцы.
Этими пальцами она тронула меня за плечо и предложила:
– Давайте отойдем в сторону...
Имелось в виду – в сторону от офиса фирмы, где она работала.
– Сейчас у нас обеденный перерыв, – негромко сказала Фокина. – Только меня тошнит при мысли о еде.
– Что‑то случилось? – высказал я гениальную догадку.
– Случилось...
Мы свернули в узкий переулок, который привел нас в тенистый сквер. Фокина села на скамейку, но тут же вскочила, скрестила руки на груди и опустила голову.
– Не могу сидеть, – пробормотала она. – На работе едва себя удерживаю, чтобы не выскочить из кабинета...
Я заметил, что она дрожит, будто от холода, хотя на улице было не меньше двадцати градусов тепла.
– Вчера я обрадовалась, когда муж рассказал мне о вашем приходе, – проговорила она и поморщилась. – Дура. Думала, все наладилось.
– Что случилось, Нина Валентиновна?
– Что случилось?! – Она посмотрела на меня как на смертельного врага, виновника всех несчастий семьи Фокиных. К таким взглядам я тоже привык. Слишком много их было. У меня выработался иммунитет. – Сейчас я скажу вам, что случилось!
Она почти шептала, но выражение лица при этом у нее было словно при истошном крике. Хорошо, что она еще держала себя в руках – называла меня на «вы» и не пыталась расцарапать мне лицо. Ногти для такого дела у нее были подходящие.
– Сегодня утром мне позвонили из клиники, – сказала она, глядя на зеленую листву тополей, росших за скамейкой. – Сказали, что Коля пропал. Исчез из палаты.
– Их же охраняют, – напомнил я. – Вы говорили, что там решетки на окнах. Куда охрана смотрела?
– Сами у них спросите! – зло бросила Фокина. – Утром дежурный врач увидел, что дверь палаты распахнута, а Коли нет. Вещей его тоже нет.
– Они позвонили в милицию?
– Что?! – Фокину будто ударило током. – Какая милиция?!
Фокины панически боялись, что их сына упрячут за решетку. Я несколько раз говорил им, что уголовная ответственность существует только за распространение наркотиков, но страх был слишком велик. Страх огласки.
Видимо, карьере госпожи Фокиной не помогло бы известие о том, что ее сын связался с компанией наркоманов. Поэтому Фокины старались все устроить келейно, без лишнего шума. Так Николай попал в клинику, где только главный врач знал имена пациентов. Так в это дело влип я.
– Сначала я подумала, что Коля сам оттуда сбежал, – продолжала Фокина. – Велела мужу ехать домой и ждать его. А потом он позвонил мне на работу...
– Коля?
– Муж! – яростно выкрикнула Фокина. Я понял, что в этом мире есть человек, которого она сейчас ненавидит больше меня. – Разнылся, не мог двух слов связать... Еле поняла, в чем дело.
– Так в чем дело?
– Его похитили. – Фокина шмыгнула носом и отвернулась. – Из клиники его похитили.
– Кто и зачем?
– Затем, что вы неправильно себя повели! – с дрожью в голосе произнесла она. – Вы сделали так, что этот Артур...
– Вчера он был пай‑мальчиком, – сказал я то единственное, что мог выдвинуть в качестве оправдания.