– Не надо, Маргарита, – перебила ее Бланка, чувствуя, что вот-вот заплачет. – Довольно. К чему эти разговоры? Все равно прошлого не вернешь. Теперь я замужем, а Филипп... Он просит твоей руки.
– И, небось, ты назвешь меня дурой, если я отвергну его предложение?
– Не назву, – ответила Бланка и улыбнулась уже не так горько, как прежде. – Но не могу гарантировать, что я этого не подумаю.
Маргарита зашлась звонким смехом. Вслед за ней позволила себе засмеяться и Матильда.
– Кстати, сударыни, – сказала она, решив, что до сих пор ее участие в разговоре было недостаточно активным. – Вы знаете, что семь лет назад мой братик служил пажом у дона Филиппа-младшего?
– Знаю, – ответила Маргарита. – Кажется, я знаю про твоего брата все, что знаешь ты.
– Ан нет, сударыня, вы еще не все знаете.
– Неужели? – шутливо изумилась наваррская принцесса. – Это непорядок. Так что же я о нем не знаю?
– Что он сегодня приехал.
– В Памплону?
– Да, сударыня. Легок на помине. Вы даже не представляете, как я рада! Братик вырос, еще похорошел...
– И где он?
– Совсем недавно был здесь, вернее, там. – Матильда указала на чуть приоткрытую дверь, ведущую в комнату дежурной фрейлины. – Мы с ним так мило беседовали, но затем поднялся весь этот гвалт, пришли вы...
– Постой-ка! – настороженно перебила ее Маргарита. – Значит, он был здесь?
– Да.
– А сейчас где?
– Не знаю, сударыня. Он ушел.
– Когда?
– Когда вы вернулись от государя и велели всем уходить.
– А ты видела, как он уходил?
– Нет, не видела. Но ведь вы велели...
– Да, я велела. Но, как и ты, я не видела, чтобы отсюда уходил парень. Я вообще не видела здесь никаких парней. – Маргарита перевела свой взгляд на указанную Матильдой дверь и, как бы обращаясь к ней, заговорила: – Вот интересный вопрос: мне придется встать и самой открыть ее, или же достаточно будет просто приказать: «Откройся»?
ГЛАВА XVIII. В КОТОРОЙ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЕЩЕ ОДИН ГЕРОЙ НАШЕЙ ПОВЕСТИ
Не успела Маргарита договорить последнее слово, как дверь распахнулась настежь, и красивый черноволосый юноша шестнадцати лет, едва переступив порог, бухнулся перед принцессами на колени. Был он среднего роста, стройный, черноглазый, а его правильные черты лица выказывали несомненное родственное сходство с Матильдой.
– А вот и он, – прошептала пораженная Матильда.
– Что вы здесь делаете, милостивый государь? – грозно спросила Маргарита, смерив его оценивающим взглядом.
«Какой красавчик! – с умилением подумала она, невольно облизывая губы. – Парень, а еще посмазливее своей сестры... Боюсь, Рикарду снова придется ждать».
– Ну, так что вы здесь делаете? – повторила Маргарита уже не так грозно.
– Смиренно прошу у ваших высочеств прощения, – ответил юноша, доверчиво глядя ей в глаза.
Принцесса усмехнулась:
«Ага! Так он еще и нахал!»
– А что вы, сударь, делали до того, как отважились просить у нас прощения?
– Смилуйтесь, сударыня! Я здесь человек новый и не знал, как вы обычно выпроваживаете своих придворных. Поначалу я не мог понять, что здесь происходит, и очень боялся некстати явиться пред ваши светлые очи и подвернуться вам под горячую руку, ведь вы, сударыня, опять же прошу прощения, разошлись не на шутку. Так что я решил обождать, пока буря утихнет...
– А потом?
– Потом вы разговорились...
– А вы подслушивали. И не предупредили нас о своем присутствии. Разве это порядочно с вашей стороны?
– Но вы должны понять меня, сударыня, – оправдывался парень. – Вы говорили о таких вещах... э-э, не предназначенных для чужих ушей, что я счел лучшим не смущать вас своим появлением.
– Какая деликатность! – саркастически произнесла Маргарита, бросив быстрый взгляд на обескураженную Бланку. – Стало быть, вы все слышали... господин де Монтини, я полагаю?
– Да, сударыня.
И я, право, не знаю, что мне делать.
– Прежде всего, подняться с колен, – посоветовала Маргарита, смягчая тон.
Монтини без проволочек выполнил этот приказ, все так же доверчиво глядя на наваррскую принцессу. А та между тем продолжала:
– И хотя ваше поведение, сударь, было небезупречно, я все же прощаю вас. Надеюсь, моя кастильская кузина присоединится ко мне – при условии, конечно, что вы тотчас забудете всеслучайноуслышанное вами.
Бланка утвердительно кивнула, украдкой разглядывая Монтини. В ответ юноша бросил на нее восхищенный взгляд и почтительно поклонился.
– Милостивые государыни, я не могу ручаться, что позабуду о вашем разговоре. Но вместе с тем осмелюсь заверить вас, что никто, кроме ваших высочеств, не заставит меня вспомнить хотя бы слово из услышанного.
Это следовало понимать так: «Рассказать, я никому не расскажу, однако никто не запретит мне использовать полученные сведения в своих личных целях».
– Хорошо, – сказала Маргарита, приняв к сведению хитрость Монтини. – Вы можете садиться, сударь.
Юноша устроился на указанном наваррской принцессой невысоком табурете в двух шагах от дивана, но при этом, как бы невзначай, сел с таким разворотом, чтобы смотреть в упор на принцессу кастильскую. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания Маргариты, и она исподтишка ухмыльнулась.
– Если память не изменяет мне, – отозвалась Бланка, нарушая неловкое молчание, – вас зовут Этьен.
– Да, сударыня, Этьен. Правда, с тех пор как наша семья, получив наследство переехала из Блуа в Русильон, мое имя зачастую переиначивают на галльский лад – Стефано. – Он ослепительно улыбнулся. – Так что я сам толком не знаю, как же меня зовут на самом деле.
– С собственными именами порой возникает настоящая неразбериха, – живо подхватила Бланка. – К примеру, кастильское Хайме по-французски произносится Жак, по-галльски и по-итальянски Жакомо, а в библейском варианте – Иаков. Мой духовник, кстати, ваш тезка, падре Эстебан, как-то рассказывал мне, что Иисуса Христа по-еврейски звали Йешуа...
Маргарита слушала кузину, с трудом скрывая свое удивление. Собственно, было бы неверно утверждать, что Бланка избегала мужского общества. Она была девушка общительная и любила поговорить с интересными людьми, независимо от их возраста и пола, а беседы о вещах серьезных и вовсе предпочитала вести с мужчинами, которые были ближе ей по складу ума, чем большинство женщин. Однако сейчас в ее поведении чувствовалось нечто такое, что заставило Маргариту насторожиться. Это «нечто» было на первый взгляд незначительное, почти незаметное и, тем не менее, чрезвычайно важное.
«Определенно, этот парень приглянулся Бланке, – решила Маргарита. – Он застал ее врасплох, когда она не в меру разоткровенничалась, вроде как встретил голую на реке. И если он не дурак... А он точно не дурак. Вон как строит ей глазки, кует железо, пока горячо. Что ж, недаром говорят, что нет худа без добра. – Про себя принцесса вздохнула. – Похоже, мне придется уступить его Бланке. Жаль, конечно, он милый парень, и мы с ним приятно провели бы время. Но чего не сделаешь для лучшей подруги... А Рикарду, считай, повезло».
Между тем разговор от Иисуса Христа, которого на самом деле звали Йешуа, перешел на гонения первых христиан. При случае был упомянут император Нерон, который в поисках вдохновения велел поджечь Рим, дабы, глядя на охваченный огнем город, воспеть падение древней Трои. За сим естественным образом всплыла сама Троя с прекрасной Еленой, авантюристом Парисом и печально известным яблоком раздора.