Не бросив на жертву даже взгляда, Августа кинулась к Лизе, и подруги, стоя над чудовищным трупом старухи, порывисто обнялись, не веря, что еще живы…
Не успели они перевести дух, как от мощнейшего рывка настежь распахнулась дверь, и какое-то окровавленное, растрепанное, изрыгающее стоны и проклятия существо ворвалось в комнату столь стремительно, что снесло дубовый стол, стоящий поперек пути, словно шляпную картонку.
Не тотчас Лиза и Августа признали хозяина остерии "Corona d'Argento".
Окинув безумным взором следы кровавого побоища и издав дикий крик при виде мертвой старухи, он рухнул на колени и, жалобно подвывая, пополз к остолбеневшим от изумления девушкам, простирая к ним руки.
Августа, брезгливо взвизгнув, отскочила, и трактирщик, ухватив за подол Лизу, поднес край ее платья к губам.
— Смилуйтесь, благочестивые синьоры! — возопил он, и слезы хлынули по гнусной роже, сменившей выражение жестокой хитрости на умильность самого искреннего раскаяния. — Пощадите! Я все расскажу! Напасть на вас меня заставили монахи и…
Он не договорил. Дверь вновь распахнулась, и в спальню, едва не застряв в дверях, наперегонки ворвались.., граф Соколов и Гаэтано! Они были полуодеты, растрепаны, обагренные кровью клинок одного и нож другого, а также тяжкие стоны, доносящиеся из коридора, указывали, сколь тернист был их путь сюда.
Услышав последние слова трактирщика, граф опустил шпагу, но Гаэтано, очевидно, не поняв намерений злодея, уцепившегося за Лизу, с размаху метнул свой нож.
Раздался свист, звук удара, предсмертный крик, и трактирщик, запрокинув голову и обратив на Гаэтано мученический взор, медленно завалился на бок.
***
— Что ты наделал! — яростно выкрикнула Августа, подхватывая с полу свое скомканное, истоптанное платье и пытаясь им прикрыться. — Он хотел что-то рассказать!
— Прошу простить, синьора, — смиренно отвечал Гаэтано, переводя дыхание и стыдливо отводя взор от ее белых оголенных плеч. — Думаю, негодяй просто лгал, покупая себе жизнь.
— Черт с ним, ваше сиятельство! — отмахнулся граф, утирая пот со лба. — Главное, вы живы и невредимы!
— Да уж, — буркнула Августа, уже вскочившая в платье и ставшая к Лизе спиною, чтобы та поскорее затянула шнуровку. — Но вы-то как здесь оказались, каким чудом?
— Сбился с дороги и приехал часа за полтора до вас, — развел граф руками, едва не задев шпагою успевшего отскочить Гаэтано. — Ужинать не стал, попросил сразу ночлега. Поместили меня сперва вот в эту комнату, а чуть только глаза смежил, как прибежал всполошившийся хозяин и принялся молить перейти в другую спальню, ибо эта срочно потребна двум высокочтимым дамам…
— О, так вы и были тем самым любезным господином, который уступил нам сие ложе? — подняла брови Августа, торопливо заплетая косу, обкручивая ее вокруг головы и принимая свой привычный невозмутимый облик. — Покойно же на нем спится, скажу я вам!
— Вот-вот, ложе-то меня и навело на подозрения, — кивнул граф. — В той комнатке, куда меня препроводили кружным путем, чтоб через общую залу не вести, было две кровати, а здесь всего одна. Как так, думаю? Что за нелепица? Дам-то двое, им здесь было бы удобнее!
Спорить я не стал, сильно спать хотелось. Только лег, сон прошел, я извертелся весь. Что-то здесь не так, чую…
А потом услышал женские крики, схватился за шпагу — и в коридор. Не тут-то было: дверь моя заложена. Вышиб ее, конечно, но за порогом меня поджидали трое.
Пока отбивался, новые набежали. Спасибо, герой сей вовремя подоспел. Это настоящий лев! — Он ткнул шпагою в сторону Гаэтано, опять лишь чудом не проткнув бедного парня насквозь.
— Простите великодушно, ваше сиятельство, что поздно подмога вам пришла…
— Бог с вами, Петр Федорович! — Августа протянула ему руку для поцелуя, а когда он, зажав шпагу под мышкою, почтительно приложился, звонко чмокнула его в лоб. — Теперь понятно, почему они на нас всем скопом не бросились: вы их на себя отвлекли. Всем сердцем благодарю вас и тебя, Гаэтано! — Малый тоже был удостоен чести коснуться лилейных, окровавленных пальчиков. — Сей храбрец — кучер наш, Петр Федорович. Он-то нас сюда и завез, дурень! — Брови Августы вновь сошлись к переносице, но при взгляде на красивое, отважное лицо Гаэтано она смягчилась. — Прощу тебя лишь тогда, когда нас к "Св. Франциску" доставишь. Да как можно скорее!
Гаэтано даже подпрыгнул от радости и опрометью кинулся в коридор.
— Слушаюсь, eccellenza <Ваше сиятельство (ит.). > ! — раздался его ликующий вопль с лестницы.
— Дозвольте пойти одеться, княгиня! — Граф наконец заметил свой туалет и устыдился.
— Погодите, Петр Федорович, — жестом остановила его Августа. — Хочу в вашем присутствии поблагодарить моего самого храброго солдата!
Сияя глазами, она подошла к Лизе и, крепко обняв, троекратно расцеловала. В этих поцелуях было нечто церемонное и величественное, словно она и впрямь вручала награду отличившемуся в ратном деле.
— И вообразить не могла я такой отваги у женщины перед лицом смерти! Когда бы не Лизонька, меня в живых уже не было бы…
— Какое там! — от полноты чувств невольно всхлипнула Лиза. — Это я-то храбрая? Смех один!
— Не больно-то смешно. Про тебя и сказка сложена. Не слыхала? ласково улыбнулась ей Августа. — А вот послушай-ка. Может, это быль? Говорят, будто мой… — Она осеклась, но тут же и выправилась:
— Говорят, будто царь Петр Великий раз поехал на охоту да заблудился. Начал дорогу отыскивать и повстречал солдата, шедшего домой со службы. Царь ему не открылся, охотник да охотник.
Пошли дальше вместе. Вдруг видят: изба стоит. А там разбойники жили, только на ту пору никого их дома не было, одна стряпка разбойничья кашеварила. Накормила она пришлых, напоила, на чердаке уложила.
Царь сразу захрапел, а солдату не спится. Болит душа, а отчего, бог весть! Вдруг слышит — загомонили внизу. Глянул в щелку: в горнице трое сидят с ножами да саблями, а с виду — хоть сейчас на правеж иль на кол!
Смекнул солдат, что попали они со спутником как кур в ощип. Обнажил саблю верную и стал у двери на караул.
Попили, поели разбойники, да и порешили гостей прикончить, добром их поживиться. Двое на двор пошли, а третий на чердак полез.
Только голова из дверцы показалась, солдат ее и срубил с одного маху. Так же со вторым и третьим злодеем расправился и только потом спутника разбудил: "Вставай, мол, охотничек, царство небесное проспишь!"
Тот ох и ах: "Да знаешь ли ты, служивый, кому жизнь спас? Ведь я царь Петр!" Солдат наш так и сел где стоял…
Августа расхохоталась. Однако граф поглядывал на нее хмуро.
— Ну какой же я солдат… — пробормотала Лиза, сказкою очень довольная, хотя скромность не дозволяла сие показывать.
— А что? Чем не про нас сказочка? — от души веселилась Августа. — Ведь по греческим бумагам фамилия моя Петриди! Что значит — из рода Петра! — И она вновь залилась смехом.
Граф предостерегающе кашлянул.
— Да будет, будет вам, Петр Федорович, — отмахнулась Августа. — Я сама все знаю, все помню… Ладно уж, идите одевайтесь да спускайтесь во двор. Гаэтано небось запряг уже.
Она подошла к окну, выглянула. Чем-то озабоченный граф поспешно вышел, а Лиза, подобрав с полу свою шаль, вдруг опустилась на краешек окровавленной постели.
Ее как-то разом вдруг оставили все силы. Схлынуло мимолетное веселье, исчезли остатки страха и напряжения; осталась только леденящая душу пустота, которая охватывала ее вместо радости всякий раз, как она выбиралась из разных передряг, чудом избегнув смерти.