Зодчий осмотрелся и заприметил странную пару — торговца огурцами, мрачного и сурового, и молочницу, улыбчивую и веселую. Стояли они рядом, переругиваясь.
— Ты, Бова, такой медведь, такой медведь, — говорила молочница. — Ты бы помылся сегодня, свежую рубаху надел бы, да и навестил бы меня вечером. Чего тебе все дома сидеть, на мышей смотреть.
— Ты, знаешь ли, не рассуждай, — отвечал Бова. — Ты, это, не верещи мне тут под руку. Всех покупателей распугала.
— Покупатель не рыба, от голоса не бежит.
— От твоего побежит.
— Люди добрые, — обратился к ним зодчий. — Не подскажете ли, где это — Верхние Сосны?
Бова презрительно отвернулся. Молочница оглядела зодчего с ног до головы и расплылась в масляной улыбке.
— Подскажу, а только ты мне ответь, чем благодарить меня будешь?
— Ну, как, — зодчий нахмурился. — В пояс поклонюсь.
— И всего-то?
— Мне правда очень нужно в Верхние Сосны.
— Приходи сегодня ко мне. Вечером. Я тебя накормлю, напою, постелю тебе мягко, а завтра сама тебя туда, в Верхние Сосны, отведу. Наймем лодочника…
— Двадцать аржей вдоль реки, на север, — с ненавистью сказал Бова, поворачиваясь к зодчему. — Иди.
— Двадцать аржей? — переспросил зодчий, рукой указывая направление.
— Да. Иди, милый, а то бы не было беды.
Зодчий поклонился Бове и быстро пошел к реке. Оглянулся лишь один раз, и увидел, как Бова распекает молочницу.
Три года назад Ярослав выбрал именно его из дюжины подающих надежды новгородских зодчих. Дал ему двух ратников и кошель с золотыми монетами. И велел ехать на учение.
— Где тебе лучше учиться, ты сам знаешь, — сказал ему князь тогда. — Есть Рим, и есть Константинополь. Через год-два вернешься и будешь строить.
Пожил зодчий и в Риме, и в Константинополе. Прижился, работал помощником одного из известных константинопольских строителей. Но кончились деньги, завершилась любовная история, в которую он впутался случайно, от места ему отказали, и он понял, что пришла пора давать князю отчет.
* * *
Через сутки после того, как зодчий сошел на новгородский берег, в заводь на правом берегу в двух аржах к югу от торга вошла резвым ходом ладья. В ладье сидели двенадцать ратников и одна дородная молодая женщина. По инерции ладью вынесло килем на берег. Ратники попрыгали в воду и вытянули судно на прибрежную глину и камни. Даме помогли выбраться. Неспеша вся компания проследовала в Новгород. Пройдя мимо детинца, они направились в Кулачный Конец. Женщина безошибочно определила дом с зеленой входной дверью и постучалась. Когда дверь открыли, она обернулась к ратникам и сделала им знак. Ратники коротко поклонились и отправились в ближайший крог. Ближе к вечеру они вернулись к ладье. Больше их в городе не видели.
ГЛАВА ПЯТАЯ. ПОРУЧЕНЕЦ
Император Хайнрих Второй в быту вел себя прямолинейно, одевался неярко, ел пищу самую простую, и внешнему блеску, когда дело касалось его персоны, был чужд. Еще не старый, сорокатрехлетний, но уже лишенный идеализма, суровый практик, нрав император имел ровный, спокойный, и если срывался и повышал голос, как нынче в деревушке с небольшой крепостью и гордым названием Лейпциг, то исключительно потому, что всякий прагматизм правителя и связанные с ним спокойствие и трезвость суждений имеют предел, в то время как тупость и лень сподвижников бесконечны. Так и сегодня. Хайнрих собрал военачальников своих в одной из гостиных помещений крепости и устроил им разнос.
— Как! — кричал Хайнрих, стоя у стола и опираясь на него крепкими кулаками, — вы решили, что поскольку на востоке у нас перемирие, так можно про юг вообще забыть? Вы дали побежденному уже войску норманнов передышку в целых два месяца! Этого достаточно для того, чтобы переправить всех норманнов, а заодно и норвежцев со шведами, в Италию! И теперь вы, свиньи, бездельники, удивляетесь — чего это они дают нам отпор! А с востоком что же? Да, поляки заключили с нами мир. Болеслав спутался с какой-то бабой и торчит в Киеве. Но вы забыли о литовцах! Вы что, хотите, чтобы жалкие литовцы победили Империю, пока вы животы толстые поглаживаете? Да я вам всем башки ваши кубические поотрываю! Позор, позор! Что скажем? А?
Абсолютная, вселенская тишина установилась в помещении. Полководцы боялись пошевелить бровью — им казалось, что даже такое незначительное телодвижение произведет в этой давящей, зловещей тишине шум и привлечет внимание Императора. Они старались не дышать. Они не смотрели по сторонам, а только прямо перед собой. Император, презрительно кривя баварские губы, ждал. Пауза растягивалась и становилась все страшнее. И в этот момент кто-то коротко но раскатисто пернул. Очевидно, сказалось напряжение.
Император закрыл глаза и поднял брови. Наверняка случилось бы страшное, непоправимое, последовал бы жестокий приказ, но именно в этот момент в дверь постучали.
— Кто смеет! — крикнул Император.
— Срочный курьер из Новгорода! — сказал слуга за дверью.
Император сел на скаммель, подпер кулаком голову, и вдруг рассмеялся. Воеводы переглянулись и тоже начали смеяться, сперва робко, потом громче. Вскоре все они хохотали — просветленные, вздохнувшие с облегчением. Кто-то утирал слезы, вызванные хохотом.
— Пусть войдет! — крикнул Император, отсмеявшись.
Дверь отворилась и в помещение вошел очень молодой человек в голубом новгородского покроя плаще. Сапоги на ногах человека были в пыли, цвет портов невозможно было определить из-за налипшей на них грязи, рубаха тоже грязная, но светлые прямые волосы аккуратно расчесаны были на прямой пробор и схвачены голубой, в цвет плаща, лентой. Левая рука в грубой перчатке покоилась на поммеле походного сверда, а правая держала свиток. Обведя взглядом компанию, человек безошибочно определил Императора, с достоинством поклонился ему, и протянул свиток правителю. Хайнрих поднялся, приблизился, взял свиток и изучающе посмотрел в большие серые глаза посланца.
— Сколько с тобою людей? — спросил он.
— Не понимаю, — сказал человек по-латыни.
Хайнрих повторил вопрос на этом языке.
— Людей нет, — сказал человек. — Я один.
— Они остались лежать там? — спросил Хайнрих, делая жест.
— Нет. Со мной никого не было с самого начала.
— Ты приехал один?
— Да.
— Невозможно.
— Почему?
— Там литовцы… поляки… много разных. Разбойники, например. Ты говоришь, что приехал от Новгорода сюда, без сопровождающих?
Человек пожал плечами.
— Невероятно, — сказал Хайнрих. — Я тебе не верю.
— Это твое право, Император.
— Ты очень молод.
— И… — человек хотел добавить «сметлив», но не знал, как это по-латыни. — Умен.
— Возможно, — согласился Император. — Ты служишь Ярославу?
— Я служу самому себе. Ярославу я оказываю услуги.
Хайнрих, недоверчиво поглядывая на посла, сломал печать и развернул свиток. Пробежав его, он посветлел лицом.
— Пойдем мы… в следующую дверь, — подобрал он латинское словосочетание. — А вы здесь сидите все, дармоеды, — добавил он по-немецки.
В соседней комнате тоже наличествовал стол, и на нем лежала карта. Хайрних быстро к ней приблизился и сверился с чем-то.
— Все так, — сказал он. — Это весьма апропо. Это дает нам передышку.
— Ярослав просит ответ, — сказал человек.
— И ты ему доставишь этот ответ?
— Да.
— Поедешь прямо сейчас?
— Да.
— Не отдохнув? Сколько времени у тебя займет доехать до Новгорода?
— Неделю.
— Невозможно. Я дам тебе двадцать человек и месяц сроку, езжайте обходным путем.
— Нет.
— Отказываешься? Почему же?
— Еще неделю в седле я, может, и выдержу.