Я помню, она еще несколько недель отчаянно жевала резинку.
— Наш папа не любит сигареты, — сказала Вита.
Так его никто и не заставляет курить, Эм, — сказала Сара. — Мне больше достанется.
— Я не Эм! — изумилась Вита. — Я Вита!
— А, все равно, — сказала Сара.
Ее это совершенно не волновало. Она вела себя так, словно мы — три приблудные собачонки, которые напачкали у нее в квартире. Она не собиралась давать себе труд разбираться, кто из нас кто. Ей явно хотелось только одного — вытурить нас отсюда как можно скорее.
— Ладно, Эм, иди купайся, — сказал папа. — И постарайся не тратить слишком много горячей воды, золотко, а то Саре тоже будет нужна ванна.
Я налила самую чуточку горячей воды, не больше, чем на два сантиметра, стащила с себя одежду и забралась в ванну. Я чувствовала себя, точно громадный розовый бегемот, который пытается искупаться в маленькой лужице. Я мылась так быстро, как только могла. Пришлось взять непонятно чью мочалку. Я очень надеялась, что она папина. Странно было видеть на подоконнике его зубную щетку, его бритву, его специальную черную щетку для волос. Вещи Сары были разбросаны по всей ванной: тени для век, черная краска для волос, смешные кусочки мыла с вплавленными в них лепестками. У меня над головой висели на веревке ее полосатые колготки, черные с фиолетовым. И нижнее белье тоже висело, но я старалась не смотреть на эти ужасные штуковины, тонкие, словно паутинка.
Наконец я вылезла из ванны и подозрительно осмотрела полотенца. Все они казались не слишком чистыми. И пол в ванной тоже был здорово замусорен. Похоже, Сара вообще никогда не занималась уборкой. Я вспомнила, как мама носится каждое утро с пылесосом. Она должна была содержать нашу половину дома в идеальной чистоте, а то бабушка замечает каждую пылинку.
Я наскоро вытерлась, снова натянула трусики, джинсы, носки и туфли. Рубашку с котенком надеть было невозможно, ворот у нее совсем промок. Я не знала, что делать. Ужасно не хотелось возвращаться в комнату полуодетой.
Вита постучалась в дверь:
— Эм, открой!
Она принесла мне черный джемпер и джинсовую курточку.
— Это все ее. Сказала, их нужно будет вернуть.
— А она думала, я их себе оставлю, что ли? — прошипела я. — Кому нужны ее мерзкие шмотки, мне их и надевать-то противно!
Я натянула черный джемперок. Сара взрослая, а я еще ребенок, но джемпер на меня еле налез. Я знала, что он обтягивает все мои выпуклости, и поскорее прикрыла его джинсовой курткой. Даже и та была мне тесновата.
Я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Быстро сморгнула. Хоть бы Вита не заметила, что я разнюнилась, как ребенок.
Вита все-таки заметила, но тут она меня удивила. Она поднялась на цыпочки, крепко меня обняла и шепнула:
— Все хорошо, Эм, выглядишь отлично.
Я подергала тесный свитер.
— Почему она такая мелкая, она же взрослая? Вита, как ты считаешь, она красивая? Красивее мамы?
Вита так сильно замотала головой, что у нее в шее что-то хрустнуло.
— Нет! По-моему, она ужасная.
— Ш-ш!
— Пусть слышит, мне все равно. Зачем папа с ней?
Я этого тоже не понимала. Я вернулась в комнату и остановилась, не зная, куда девать руки.
— Ого! Ты потрясающе выглядишь, Эм, — сказал папа. Потом посмотрел мимо меня на Сару. — Давай, малыш, твоя очередь купаться. А потом мы все вместе пойдем куда-нибудь поедим, хорошо?
Ничего тут не было хорошего. Все было очень плохо. Вита еле дождалась, пока Сара удалится в ванную.
— Папа, мы хотели побыть с тобой — чтобы только ты, я, Максик и Эм.
— Ладно вам, перестаньте, лапочки мои, — сказал папа.
— Сегодня наш день, папа, только для нас, — уперлась Вита.
— А можно, это будет наш общий день?
Папа пощекотал Виту под подбородком, пытаясь ее рассмешить.
Вита зло сверкнула на папу глазами, вздернула свой остренький подбородок:
— Нет, нельзя!
Она сжала кулачки и понарошку стукнула его.
— Нет, нельзя! — собезьянничал Максик и тоже стукнул папу.
Он не умел бить понарошку и стукнул кулаком со всей силы.
— Эй, эй!
У папы вдруг сделался холодный, сердитый голос.
Вита и Максик потрясенно смотрели на него. Папа никогда не сердился.
— Прекратите эти детские глупости. Я так мечтал познакомить вас с Сарой, и вот такой прекрасный случай. Она мне очень дорога.
Я сказала:
— Не может она быть тебе так уж дорога! Ты с ней всего-навсего с Рождества.
— Мы с Сарой знакомы уже полгода, Эм, — тихо сказал папа.
— А с мамой ты знаком много-много лет, — сказала я.
Папа вздохнул:
— Я думал, хоть ты-то поймешь, Эм. Ладно, ребята, выше нос! Кончай дуться, Вита. Максик, не вздумай плакать. Я знаю, вы все полюбите Сару, когда узнаете ее получше.
Но мы так и не полюбили Сару. Мы ее еще больше возненавидели.
В «Макдоналдс» мы так и не попали. Нас повели в пижонский итальянский ресторан. Папа заказал Вите и Максику по целой тарелке спагетти, хотя мне, например, было ясно, что столько они не съедят. Сара тоже ела мало, только возила еду по тарелке, наматывала спагетти на вилку и подхватывала губами болтающиеся макаронины, как маленькая. Папа смотрел на нее и весело смеялся, а когда я попробовала сделать так же, строго сказал, чтобы я прекратила баловаться за столом и ела по-человечески.
— Смотри, ты забрызгала Саре соусом свитер! — сказал папа. — Эм! Я к тебе обращаюсь.
Я не хотела с ним разговаривать. Сидела, уткнувшись взглядом в тарелку, чтобы не разреветься. Папа, видно, не понимал, как сильно он меня обидел. Он преспокойно снова стал разговаривать с Сарой. Она прижалась к нему и что-то нашептывала на ухо. Совсем как в школе, когда одноклассники заведут отдельную компанию, а тебя не принимают.
Я так долго сидела не моргая, что в глазах у меня зарябило и спагетти превратились в кучу извивающихся оранжевых червяков. Я крутила кольцо на пальце под столом. Мне хотелось сорвать его с пальца и бросить прямо на грязный пол. Я решила, что терпеть не могу папу.
Потом мы пошли гулять в парк. Было холодно, накрапывал дождик, я дрожала в коротенькой курточке Сары.
— Бедная принцесса Эсмеральда, тебе сегодня судьба целый день мерзнуть! — Папа обхватил меня руками.
Я вся напряглась, но он не сдавался, только еще крепче прижал меня к себе.
— Сейчас я тебя отогрею, солнышко мое.
Потом подхватил меня под мышки и закружил. Папа у нас стройный, а я — позорно громадная, но он держал меня так, словно я легкая, как перышко.
Потом он взял меня за руку и стал рассказывать о приключениях принцессы Эсмеральды в Стране Вечных Льдов. Он так здорово рассказывал, мы как будто на самом деле скользили по сверкающему льду, закутавшись в пушистые меховые шубы, а мимо проходили, переваливаясь, белые медведи, тюлени приветливо лаяли и махали нам ластами, пингвины смешно съезжали на животе по замерзшему склону прямо в черную морскую воду. Сердце у меня растаяло в этой холодной придуманной стране, и через две минуты я уже любила папу так сильно, что готова была все ему простить.
Я даже постаралась быть вежливой с Сарой. Она-то не старалась быть с нами вежливой. Молча шла рядом, сгорбившись, обхватив себя руками. Максик погнался за утками, споткнулся и полетел носом вниз. Сара даже и тогда не расплела свои ручки. Стояла себе и ждала, пока кто-нибудь другой его поднимет и утешит.
Папа утер Максику мордашку и посадил его к себе на плечи. Вита шла чуть в стороне от нас и что-то шептала Балерине.
Я попробовала пристроиться в ногу с Сарой. Спросила:
— А где вы познакомились с моим папой?
— Да так, случайно вышло, — ответила Сара до ужаса неопределенно.