Я потянула на себя тяжелую дверь и приблизилась к столику вахтера.
– Здравствуйте, – вежливо сказала я. – Можно оставить письмо?
Добродушная тетенька взяла конверт.
– Кому? А, Терещенко, – она понимающе улыбнулась. – Ладно, передадим.
– Спасибо, – как можно очаровательнее улыбнулась я.
Выйдя из театра, я вытащила Ленку из магазина и потребовала:
– А теперь рассказывай!
– Ну… – замялась она.
– Говори, – не отставала я.
Мы вышли на Тверской бульвар, и она начала:
– В общем, у меня в этом театре сестра старшая работает. И есть тут один актер. Не особенно талантливый, по ее словам, зато самомнение! И вот решила она однажды оставить для него записочку, якобы от поклонницы. А потом, чтобы проверить реакцию, купила цветочки и попросила меня подарить. Тут театр маленький, цветы редко дарят, а у него к тому же роль неглавная… Так он с этими цветами потом весь вечер носился, она даже не ожидала, что на него так подействует!
– А что потом? – заинтересовалась я.
Вот уж не думала, что подобные забавы так популярны! Будет что рассказать Юльке!
– А потом она оставила на вахте письмо со стихами минут за пять до начала спектакля. Позвонили ему в гримерку, так он все бросил и тут же прибежал. Представляешь, во всех камзолах! Письмо схватил и сразу читать. А его уже ищут, ругаются… И такой спектакль в тот день был! Он завелся, а следом и остальные потянулись. Никогда еще так здорово не играли!
– А дальше? – поторопила я.
– А дальше сестрица моя под каким-то предлогом взяла ключи от его гримерки и столько всего интересного обнаружила! Сценарий спектакля с его пометками, очень любопытно, говорит, как он над ролью работал. Потом, оказывается, ему еще какая-то девчонка писала, так ее письмо в ящике валяется, а от Наташкиных – только конверты пустые! А потом она попросила свою подружку снова ему цветы подарить. Поднялась та на сцену…
Вот, машинально отметила я, в приличных театрах можно подняться на сцену!
– …а он растерялся, назад отступил: «Мне?» – спрашивает.
– Здорово! – не удержалась я, тут же представив на месте Терещенко другого персонажа. – И он не знает, что это твоя Наташка?
– Конечно, нет!
– Она вообще с ним знакома? – уточнила я.
– Здоровается…
– А если он ее вычислит?
– Как? Люди все время разные, сама она не засвечивается… Вот попросила меня кого-нибудь позвать, и я сразу о тебе подумала, я же помню, что тебе тот «Евгений Онегин» понравился.
И если бы все дело ограничилось «Евгением Онегиным»!
– Но он же видит, что почерк один, – рассудила я вслух. – Да и манера…
– В том-то и дело! Он не знает, кто за всем стоит. Это его и интригует!
Во мне проснулся Шерлок Холмс:
– А он сестру твою по почерку не вычислит?
– Ну вряд ли он станет бегать по театру и сверять ее письма с какими-то ведомостями, – что-то прикинув в уме, ответила Ленка. – Во-первых, ему их никто не даст, а во-вторых, откуда ему знать, что это кто-то из своих?
– А сегодня она ему что написала? – заинтересовалась я.
– Говорит, рассказик сочинила. Про девушку, которая пришла в театр…
– А чего она вообще хочет?
– Да ничего конкретного вроде, – задумалась Ленка.
– Ты держи меня в курсе, – попросила я, и Попова усиленно закивала.
Юлька, прослушав душераздирающую историю Ленкиной сестры, удивилась не меньше меня:
– Надо же, оказывается, не одни мы такой фигней страдаем!
– Да, мы вовсе не уникальны, – заметила я.
Сознавать это было не очень приятно. Но в то же время утешало, что мы, по крайней мере, морочим голову Шмарову в открытую, не используя рабский труд подставных лиц!
Глава 12
Письмо Татьяны
К следующей «Королеве Марго» я приобрела изящный конвертик с вытисненными на нем цветочками и переписала свое великое произведение самым красивым почерком, на какой была способна. По дороге к метро я прикупила ветку белых лилий – если одно письмо подарить, это будет странно выглядеть. Почти как крыса!
– Это кому же такие красивые цветочки? – разулыбалась билетерша на входе.
– Шмарову, – бестрепетно ответила я, забирая у нее билет.
Я почему-то совсем не волновалась, в голове было совершенно пусто. Но только пока мы не столкнулись в фойе с Катей. После обмена «приветами» она вдруг спросила:
– А вам вообще кто из актеров нравится?
Я опешила от неожиданности и невнятно забормотала:
– Да никто конкретно…
– Сам театр… – поддержала меня Юлька.
– Почему все всегда отвечают одно и то же? – устало удивилась Катя. – Теркин?
– Нет, – пришлось ответить мне. – Шмаров.
– Ну, слава богу, – чему-то обрадовалась она. – Хоть одна поклонница! А то, думаю, такой хороший актер, и ни одной.
И она немедленно полезла за телефоном:
– Давайте номерами обменяемся!
Мы с Юлькой переглянулись – откуда вдруг такой интерес? – но все же продиктовали свои телефоны. Я увидела, как Катя пишет в адресной книге: «Лера» и рядом в скобках – «Шмаров».
– Я всех так записываю, – пояснила она, поймав мой удивленный взгляд. – Чтобы не перепутать.
– А если совпадет? – поинтересовалась я.
– Ты не совпадешь, – утешила она. – У Шмарова никого, кроме тебя, нет.
– А он в театре с кем дружит? – осторожно спросила я, покосившись на Юльку.
Я же просто так, из чистого любопытства, это ведь не значит лезть за кулисы и полоскать сказку в грязной воде…
– Ни разу не видела, чтобы он с кем-нибудь разговаривал, – подумав, ответила Катя. – Всегда один. Хотя нет, помню, слышала разговор с одним техником. О каких-то телевизорах или приемниках, что-то в этом роде. Я вообще мало поняла, просто разговор двух технарей. А потом Шмаров со своей кривой ухмылочкой говорит: «Ну, я там наладил…» Знаете, – задумалась она, – у него вообще по жизни на физиономии какая-то блаженная улыбочка. У остальных такая тоже иногда появляется, но только на сцене, во время поклона. А у этого наоборот…
Я не нашлась, что ответить, лишь спросила после долгого молчания:
– А как там Антон поживает?
– Антон, – с расстановкой сказала Катя, – поет на Арбате. Почти каждый день.
Я хотела что-то ответить, но у меня вдруг сдавило горло, Юлька тоже почему-то молчала, и она продолжала:
– Видела я его там. Вы даже не представляете, какой ужас!
– И что он поет? – наконец выговорила я.
– Да чушь всякую, – отмахнулась Катя, – слушать противно. Песенки какие-то блатные, частушки. А потом они – он там не один, с друзьями выступает – деньги собирают, представляете? Обходят зрителей с целлофановым пакетом, а если кто не дает, орут: «Деньги давай!»
Мы с Юлькой растерянно улыбались, не зная, что сказать, а Катя возмущенно продолжала:
– Я его после этого вообще уважать перестала. Надо же, хороший актер, в приличном театре работает, а таким занимается. И как только не стыдно!
Мы подавленно молчали.
– А хотите, – вдруг предложила она, – я вас на распевку проведу?
– Куда? – хором удивились мы.
– Распеваются они перед каждым спектаклем, – пояснила Катя. – Очень прикольно. Могу провести.
– Ну давай, – растерянно ответила я, так до конца и не поняв, куда и зачем нас приглашают.
– Я позвоню, – кивнула наша новая знакомая.
– И что это было? – поинтересовалась я, когда мы распрощались с Катей. – С чего это она вдруг так к нам прониклась?
– Наверное, всех остальных уже достала со своим Антошей, – предположила Юлька. – Вот и ищет свежие уши.
– Да вроде она пока не особенно нас Антошей грузила, – припомнила я. – Хотя… сначала крыса, потом Арбат…
Юлька кивнула:
– Подожди, вот дойдет дело до распевки…
– А я так и не поняла, что это, – покаялась я.
– Ну что ты не поняла? – вздохнула она.
Я терпеть не могла этот ее снисходительный тон, поэтому напустила на себя независимый вид – типа, не очень-то и интересно.
– Ты что, в хоре никогда не пела? – продолжала тем временем моя музыкально образованная подруга.
Признаваться «Только в школе на музыке» не хотелось, но она и не ждала ответа:
– Перед выступлением надо распеться, чтобы разогреть связки. Для этого исполняются гаммы и другие вокальные упражнения.
– И вот на это мы пойдем смотреть? – не поверила я.
– Если Катя не передумает, – скептически отозвалась Юлька. – Она-то нам, если не ошибаюсь, свой телефон не оставила?
– Не оставила, – подтвердила я. – Но зачем тогда было обещать?
– В благодарность, что мы так потряслись историей про Антона на Арбате, – нелогично предположила она.
Арбат! За выяснением непростой судьбы распевки эта часть истории как-то отошла на второй план.
– Юлька, – устало сказала я. – Как он только может? Вот дурак! Видеть его больше не могу!
– А чем ты так потрясена? – рассудительно проговорила она. – Не замечала в тебе раньше такой неприязни к уличным музыкантам!
Это был намек на запретную тему, но я не стала ее развивать, а обратила внимание подруги на другой странный факт:
– Кстати, тебя не удивила реакция этой Кати? То она с ума по Антону сходит, жить без него не может, цепочки дарит и крысу собирается воспитывать, а то вдруг из-за каких-то частушек и знать его не желает?
– Ну и что, – пожала плечами Юлька. Похоже, сегодня на нее напало философское настроение. – От любви до ненависти, как известно… Не ты ли только что заявила, что видеть его больше не можешь?
– Да, не могу! – вскинула голову я.
– Хочешь сказать, что больше не пойдешь на Арбат? – сощурилась она.
Сегодня мы почему-то пользовались повышенной популярностью среди фанатов – следом за Катей к нам подошел Кирилл в компании кудрявой.
– Красивые цветы, – похвалила она. – Горину?
– Нет, – загадочно улыбнулась я.
– А кому?
– Шмарову.
– Да, он мне тоже очень нравится, хорошенький такой! – вдруг обрадовалась она.
Ничего себе! Только этого мне не хватало!
Спектакль прошел на одном дыхании. Весь поклон я пряталась за спинами и появилась перед сценой только в самый последний момент. Увидев меня и мои цветы, Шмаров на секунду замер, вытаращив глаза, а потом спросил, приложив руку к груди:
– Это мне?
По его лицу блуждала непонятная улыбка, и я невольно вспомнила Катины слова про «блаженного». И Ленкиного Терещенко…
Я оглянулась в недоумении – кому еще? – и кивнула, улыбаясь. Тогда он метнулся к краю сцены и, забирая цветы, сжал мою руку. Меня встряхнуло, словно от пробежавшей искры, а потом я услышала его прерывающийся голос:
– Спасибо.
И тогда я протянула ему конверт. Он удивленно покосился на него, схватил неловким угловатым движением и спрятал за спину.
Я вышла на улицу, так и не избавившись от наваждения. Мне казалось, я до сих пор чувствую его прикосновение. И тут к нам снова подлетела Катя:
– Вы знакомы?
– Нет, – ответила я. – А что?
– Он тебе так улыбался… Мне даже показалось, что сказал «Подожди…»
– Нет, – через силу улыбнулась я.
Глава 13
Волшебная лавка
– И все-таки было у меня вчера ощущение, что Шмаров ко мне отнесся как к ребенку, – меланхолично вещала я. – Который сделал своими руками какую-нибудь ерунду и принес дарить ее на восьмое марта или двадцать третье февраля. И не нужна тебе эта ерунда, и неловко, что не нужна, но в то же время приятно – все-таки для тебя старались… Так и он вчера. Ему не нужны мои цветы и тем более стихи? Нет, ему не нужна я…
– Ну ты наворотила! – коротко прокомментировала мою прочувствованную тираду Юлька.
Мы шли по изрядно надоевшему Арбату. Разглядывать тех, кто там выступал сольно и в группах, нам давно надоело. Тем более, мы так пристально вглядывались в лица всех – начиная от дедушек с гармошками и кончая немытыми и нечесаными личностями неопределенного возраста, что на нас уже начали обращать внимание. Но и уйти мы никак не могли – словно ждали, что Антон материализуется из воздуха! Вот и продолжали бесцельно слоняться, обсуждая вчерашний спектакль.
– С чего ты все это взяла? – поинтересовалась она.
– Ну… мне так кажется.
– Думаешь, ему так часто стихи посвящают? – скептически осведомилась подружка. – Да остальным такая фа… – она поймала мой взгляд и поправилась: – поклонница и не снилась!
– Все равно, – продолжала страдать я. – Что дальше-то?
– А ты чего хочешь?
– Я не знаю…
– Ну раз не знаешь, – энергично отозвалась Юлька, – давай обсудим кого-нибудь другого. А то на личности Шмарова мы, по-моему, уже зациклились. Как тебе вчера понравился Горин? – светски поинтересовалась она.
– Это же надо было так накраситься! – с готовностью отозвалась я. – И куда только гримеры смотрели!
– А это он, наверное, сам, – вздохнула она.
– Даже из десятого ряда синие ресницы были заметны! Нечего сказать, хорош был твой Миша! Вот Шмаров никогда так не красится. А все равно он самый красивый в нашем театре. Ну, правда же? – теребила я подругу.
– Красивый, – вынужденно согласилась Юлька. Видимо, ей совсем лень было спорить, раз она даже не отреагировала на «твоего Мишу». – Только красота у него какая-то… – она запнулась, подбирая подходящее слово.
– Холодная? – подсказала я. – Безжизненная?
– Вот именно, – кивнула она. – Зато у Миши в лице жизни хоть отбавляй!
– И косметики, – мстительно добавила я.
– А уж Шмаров-то твой! – наконец не выдержала Юлька. – Я последний раз близко к сцене подошла, так хорошо его рассмотрела – накрашен и уложен не меньше. И тени у него – розовые, – презрительно добавила она.
– Знаешь, я ведь тоже не за километр цветы дарила, – возразила я. – И никаких теней не заметила. Что значит – умеет человек!
– Это вы его за кулисами не видели, – вдруг раздалось у нас за спиной.
Мы синхронно оглянулись и не без удивления узрели Катю.
– А так ваш Шмаров ходит страшный-престрашный, – продолжала она, пользуясь нашим замешательством. – Челка на глазах болтается, какой-то синий свитер дурацкий, тощий, бледный…
– Не тощий, а стройный! – возмутилась я. – А бледный – так это грим.
– Никакой не грим, – возразила Катя. – Видела я его и без грима – точно такой же.
– Значит, это у него аристократическая бледность. Ничего вы не понимаете, – рассердилась я. – И вообще ты что тут делаешь? Ты же Теркина уважать перестала и все такое…
Пришла Катина очередь смущаться:
– Да я тут случайно… Мимо проходила…
Мы с Юлькой понимающе хмыкнули, и я поинтересовалась:
– Так где он?
Вместо ответа Катя развела руками, торопливо бросила «Пока» и уже повернулась уходить, но я поймала ее за рукав плаща.
– Кать, а ты не видела, Шмаров вчера мои цветы домой забрал? – скороговоркой спросила я.
– Забрал! – кивнула она. – Я как раз в гардероб спустилась, когда он уходил. Двумя руками к груди прижимал, только что не баюкал… В общем, дома он их поставит в золотую вазу с сигнализацией!
– А во что он был одет? – допытывалась я.
– В пальто, – ответила Катя, подумав. – Длинное.
– Ну вот, – обиделась я. – А говоришь – свитер!
– Все у него не как у людей, – кивнула она, торопливо бросила: – Ладно, пока! – но на этот раз ее задержала Юлька.
– Как там насчет распевки? – поинтересовалась она.
– Я позвоню, – кивнула Катя на ходу.
После ее ухода мы еще долго молчали.
– Ну вот видишь, – наконец заметила Юлька.
– Ничего я не вижу, – меланхолично проговорила я. – Ну забрал, ну и что… Не в театре же оставлять.
– Думаешь, Горин с Теркиным все свои веники домой уносят? – скептически осведомилась она.
– Кстати, о Теркине, – решила сменить тему я. – Ну и где он?
– А зачем он тебе? – ехидно заметила Юлька. – Ты же по Шмарову страдаешь, определись уже!