Последний день матриархата - Машков Владимир Георгиевич 26 стр.


Наверное, она думала, посмотрим, на сколько тебя хватит.

Много раз я уже пытался делать утром зарядку, обливался холодной водой, в общем, как иронично замечала мама, начинал новую жизнь и каждый раз с первого числа. «Почему люди начинают новую жизнь с первого числа? — задавал вопрос мой папа и сам же на него отвечал: — Чтобы уже второго числа забыть о том, что они начали новую жизнь».

Но сегодня мне казалось, что я начал новую жизнь всерьез и надолго.

Я вспомнил про Наташу, и мне стало грустно.

Как-то в папиной статье я прочитал такие слова: «раздвоение личности» и спросил, что они означают.

— Это сложное философское понятие, — папа как раз возился у плиты и ему было не до меня.

— А все-таки? — я был любознательным.

— Ну, это когда в одном человеке словно живут два человека, — растолковывал папа, — один хороший, а другой плохой. Они живут не мирно, а все время ведут бои, и вот кто берет верх, такой и человек — то хороший, то плохой.

Я тогда не очень поверил папе. Как это в одном человеке могут уживаться сразу двое? А теперь подумал, ведь в Наташе тоже жило сразу двое — она и ее братец, которого на самом деле вовсе не было.

Да, Наташе не позавидуешь. Каждый из родителей тянул в свою сторону. Сперва победа была за отцом. Сейчас вперед вырвалась мама. За кем будет следующий тур?

А потом я представил, как сегодня покатаюсь на «Жигулях», как Наташин отец обучит меня еще одному борцовскому приему, и настроение мое вновь стало ясным, точно голубое небо.

Правда, одна облачинка на нем появилась. Я подумал о папе. Каково будет ему, если его повстречает Наташин отец? Я только представил себе, как Наташин отец сжимает моего папу в своих могучих объятиях, и мне страшно стало.

После уроков мы с Саней забежали к нам домой, забросили сумки. Я предлагал подождать, пока позвонит папа и предупредить его о грозящей опасности. Но Саня не хотел ждать, и мы отправились на телевидение.

У входа нас спросили, в какую редакцию и к кому мы идем.

— В детскую, — ответили мы с Саней.

— К Красовскому? — переспросили нас.

Мы не возражали, и нас пропустили. Когда мы очутились в темноватом, длинном — ему не видно было ни конца ни края — коридоре, то слегка растерялись.

Саня хотел найти студию, в которой выступают, чтобы высказать все, что у него в душе накипело о матриархате. Я же мечтал повидаться с папой и предупредить его об опасности.

Время от времени по коридору проносились со страшной скоростью какие-то существа в брюках. Саня кидался к ним, как к родным. Но тут же давал задний ход — это была снова женщина.

— Мужики тут водятся или нет? — скрежетал зубами мой друг.

Не было нигде и папы. Я уже жалел, что пошел на студию. Дождался бы дома папиного звонка, и все было бы в порядке.

Мы едва не столкнулись с совсем юной особой в штроксах мышиного цвета.

— Мальчики, вы к Красовскому?

— К Красовскому, — подтвердил Саня, и я тоже кивнул.

— Где вы бродите? — вспыхнула юная особа. — Репетиция уже началась. Скорее в большую студию.

Предводительствуемые юной особой, мы вновь промчались по длинному коридору, но уже в обратном направлении. Девушка отворила тяжеленную дверь, и мы вошли в студию.

Я зажмурил глаза от яркого света. Откуда-то вынырнул бородатый молодой человек в темных очках, повертел нас с Саней, оглядел со всех сторон и шепнул:

— Ребята, не подведите.

Я сразу догадался, что это и есть Красовский. И не ошибся.

Красовский подтолкнул нас к высокой энергичной женщине, которая всем вокруг командовала.

— Вот, Мария Николаевна, мои ребята.

Я смутился, потому что совершенно не знал, что нас ждет. Саня же, наоборот, с первой же минуты почувствовал себя в студии, как рыба в воде. Он оглядывался по сторонам, широко улыбался.

На него первого и обратила внимание высокая женщина.

Она была режиссером, то есть самой главной. Мы это сразу раскусили.

Санина физиономия произвела самое благоприятное впечатление на режиссера, потому что она расплылась в счастливой улыбке.

— Отпетый хулиган, — восхитилась Марина Николаевна. — С таким лучше не встречаться в темном переулке.

Саня огляделся, хотел было полезть в бутылку, то есть устроить тарарам на всю студию, но бородач в темных очках обнял его за плечи, похлопал по спине, подмигнул, мол, все идет как надо, и мой друг сдержался.

Зато моя внешность привела режиссера в ужас. Она скривилась так, словно ничего более противного в жизни не видела.

— Это же типичный пай-мальчик, — возмутилась Марина Николаевна. — Красовский, Сережа, я вас просила привезти хулиганов.

— Замечательные хулиганы, Мария Николаевна, — скороговоркой выпалил Красовский, — лучших во всем городе не найти.

— Сережа, ну что за хулиган в очках да еще с такой благообразной внешностью круглого отличника и зубрилы? — Марина Николаевна внимательно меня изучала. — Кстати, его лицо мне удивительно знакомо, кого-то напоминает…

Еще минута, и я пропал. Если режиссер спросит, как моя фамилия, я ей отвечу правду, не буду таиться. Да и без фамилии меня узнают. Мне все говорили, что я вылитый папа, чем мой папа несказанно гордился, хотя я не понимал почему — на кого же мне быть еще похожим, если я сын своего отца.

Нас выручил Красовский.

— Марина Николаевна, представьте, под внешностью круглого отличника скрывается хулиган. Это будет оригинально, свежо, ново. Такого еще ни у кого не было.

После некоторого раздумья режиссер согласилась:

— В этом что-то есть…

— Есть, есть, — зачастил Красовский. — Они еще распояшутся, вы увидите.

— Начнем запись, — скомандовала режиссер.

Нас с Саней усадили за последний стол в таком закуточке, который изображал класс. За другими столами сидели уже девчонки и мальчишки.

— Внимание, — хлопнула в ладоши Марина Николаевна. — Снимается эпизод в классе. Мы его только что репетировали. Ребята пропесочивают двух разгильдяев и лоботрясов. А вы, лодыри, должны осознать свои ошибки и покаяться. Помните свои реплики?

— Помним, — подал голос Саня.

— Я с ними репетировал, — подскочил Красовский и напомнил: — Мы больше не будем. Поверьте нам в последний раз.

Мальчишки и девчонки обернулись и строго поглядели на нас. Я понял, что нам несдобровать.

Режиссер дала знак, и к нам с двух сторон стали приближаться камеры. Они скользили совершенно бесшумно. Съемки начались.

Все происходящее в студии Саню явно забавляло. Ухмыляясь, он слушал, как девчонки ругают нас почем зря. А чтобы и нам было понятно, что не кого-нибудь другого, а именно нас они песочат, девчонки время от времени показывали на нас пальцем, тем самым, который в старину назывался указующим перстом.

Я вспомнил папины слова о том, что настоящий актер тот, кто так умеет вжиться в образ своего героя, чтобы все поверили, что это не он, актер, а тот человек, которого он изображает. Ну что ж, если мне выпало сыграть хулигана и двоечника, я должен, просто обязан быть хулиганом и двоечником. Кстати, именно этого ждет от меня режиссер Марина Николаевна.

Хотя Красовский и убедил режиссера, что попадаются хулиганы в очках, я ни разу такого не видел ни в жизни, ни в кино. Поэтому первым делом я снял очки. Бурно клеймившие нас девчонки сразу затуманились и даже голоса их вроде стали тише.

Хорошо, что я вовремя избавился от своих кудрей. Обычно хулиганы ходят с челками на лбу. Я достал расческу, и вскоре волосы уже закрывали мне весь лоб.

Тут я заметил, что у меня синий в красные полоски галстук. Ну где, спрашивается, и какой хулиган носит галстук? Такого в жизни не бывает.

Назад Дальше