Я продемонстрировал прием, которому меня обучил Наташин отец, и прыщавый растянулся на земле.
— Угощайся, — уважительно произнес усатый и протянул мне сигарету.
Усатый услужливо зажег спичку. Прыщавый поднялся и, отряхиваясь, обиженно буркнул:
— А еще гордость школы.
Я затянулся, как заправский курильщик, и почувствовал, что все поплыло у меня перед глазами. Мне показалось, что я очутился в космосе. Во всяком случае, невесомость я ощутил.
Уплыли куда-то долговязые парни, может, перебрались на другой корабль, и вместо них появилась Наташа.
— Наташа! Где ты пропадаешь? — радостно пробормотал я.
— Какой ужас! — услышал я испуганный голос и совершил бы мягкую посадку в кусты, если бы меня не поддержали.
— Какой ужас! — повторил знакомый голос, и я увидел, что передо мной не Наташа, а Калерия Васильевна. — Я думала, что ты ее перевоспитаешь, а перевоспитала тебя она.
В третий раз по школьному коридору двигалась необычная процессия. Правда, немного укороченная. Долговязые парни успели смыться.
Вслед за Наташей и Лялькой по этому тернистому пути шел я.
Я старался высоко держать голову, но спотыкался, и тогда меня поддерживала классная. Честно говоря, меня огорчало лишь одно — в коридоре не было ни души и никто не был свидетелем моего триумфа.
Нет, один свидетель все-таки появился. Да это же Саня в задумчивости бредет по коридору. У моего друга даже рот раскрылся от удивления, когда он увидел меня.
В учительской я положил на стол улику — пачку сигарет. Учительницы ахнули, а Елизавета Петровна прошептала:
— Кирилл, неужели это ты?
Конечно, директор меня узнала, но то, что совершил я, было настолько на меня непохоже, что Елизавета Петровна и задала такой странный вопрос, на который и не ждала ответа.
Я вспомнил, где стояла Наташа, когда ее привели сюда с пачкой сигарет, и занял то же место. И точно так же принялся смотреть в окно, будто все происходящее в учительской меня не касается. Может, мое независимое поведение вывело из терпения учительниц, которые с журналами под мышкой стали расходиться по классам. И на меня посыпались упреки, и я, чтобы не согнуться под их тяжестью, про себя их комментировал.
— Грубит учителям! (Когда это было?)
— Двоек за один день нахватал столько, сколько не получал за семь лет! (Что есть, то есть!)
— А теперь вот закурил! (Сдаюсь, все улики против меня!)
— А еще гордость школы!
— Надо принимать экстренные меры!
Последнюю фразу произнесла Елизавета Петровна и вздохнула.
— Придется рассказать твоему отцу, что ты куришь, и вообще обо всем. Очень не хотелось бы его огорчать, но придется. Кирилл, попросил своего отца, чтобы он завтра пришел ко мне.
Если директор сама не может справиться и вызывает папу, значит, я превратился в стопроцентного мальчишку.
— А папы нет, — честно сказал я.
— А где он? — спросила директор.
— Папа в командировке, — ответил я так, как мне велел папа.
— И когда вернется? — задала вопрос классная.
— Не знаю, — совершенно искренне ответил я.
Я бы все отдал, чтобы узнать, когда папа вернется.
Признаться, со страхом я ждал, что мне скажут привести в школу маму. Но этого не произошло. В нашей школе, где были сплошные учительницы, за исключением учителя по физкультуре, мамы авторитета не имели и уважением пользовались только папы. Учительницы считали, что папы знают секрет, как найти кратчайший путь к сердцу ребенка.
— Ну что ж, подождем, пока твой отец вернется, — директор многозначительно посмотрела на классную.
Все ясно, пока мой папа не вернется, Калерия Васильевна должна не спускать с меня глаз.
Наконец, я был отпущен. В коридоре меня ждал Саня с сумками — своей и моей.
— Пение заболело, — сообщил он, — урока не будет.
Я как чувствовал, что шестую двойку сегодня не схвачу. А завтра? Завтра посмотрим.
— Ну что там? — Саня показал на дверь учительской, а когда я махнул грустно рукой, подбодрил: — Перемелется, мука будет.
И Саню потянуло, как моего папу, на мудрые изречения. А меня куда тянет? Уехать бы сейчас в маленький стаинный городок, а то я совсем запутался в жизни. Маленький старинный городок, повторил я, и меня вдруг осенило.
— Эврика! — воскликнул я, и тут же для Сани перевел с греческого: — Нашел!
— Что нашел? — не понял Саня.
— Не что, а кого, — поправил я друга. — Наташу я нашел.
— Как? — недоверчиво покосился на меня Саня.
— Интуиция, — похвастался я и спросил: — Деньги у тебя есть?
— Есть, — ответил Саня. — Мама мне сказала после школы сходить в магазин.
— И у меня есть, — я прикинул содержимое наших карманов, вроде, на билеты должно хватить. — Поехали на вокзал.
Мы втиснулись в троллейбус, идущий к вокзалу, и я поведал Сане, как меня осенило.
— Ты знаешь маленький старинный городок, где родился великий поэт?
— Знаю, — ответил Саня.
— Так вот — Наташа обитает там, — торжествующе произнес я.
— Почему?
— Да потому, что в маленьком старинном городке родился не только великий поэт, но и Наташина мама. Она говорила, что самый воздух там напоен поэзией.
— Что-что? — переспросил Саня.
— Ну, стихи попадаются на каждом шагу, — неуклюже перевел я с языка поэзии на язык прозы.
— А-а, — протянул Саня, — но почему отец не искал там Наташу? Неужели он не знает, где родилась его жена?
Знать-то он знает, но не придавал этому значения, потому что жизнь жены его не особенно интересовала. Все это я подумал про себя, а вслух сказал:
— Конечно, знает, но туда не поедет.
— Уверен? — спросил Саня.
— Если ты ему не расскажешь, — подколол я друга. — Вас же теперь водой не разлить.
— Зачем мне рассказывать? — смутился Саня.
— Давай сделаем так, — предложил я. — Съездим, разведаем, там ли Наташа, а потом посмотрим, что делать.
Мы сошли у вокзала, и Саня вдруг спросил:
— А когда мы поедем?
— Завтра.
— Но завтра не воскресенье, — осторожно напомнил Саня. — А школа?
— Что важнее — найти Наташу или протирать штаны в школе? — ответил я вопросом на вопрос.
Саня замялся. Вообще мы с ним поменялись ролями. Совсем недавно он тащил меня с собой на телевидение, а сейчас не хочет ехать к Наташе.
Слово за слово я вытянул у Сани признание. Оказалось, что поход на телевидение окончился для Сани плачевно. Маму ему провести не удалось. Когда он стал сочинять небылицы вроде того, что заработал свои героические ссадины в битве с хулиганами, мама не поверила ни одному его слову. Она была врачом-травматологом и видела глубоко, как рентген.
И пришлось Сане рассказть всю правду. Увлекшись, он проговорился и о том, как мы с ним попали в милицию. Тут мамино терпение лопнуло, и она ему сделала массаж на тех частях тела, которые избежали повреждений.
Сейчас Саня под неусыпным маминым наблюдением. Она отпускает его лишь покататься с Наташиным отцом. И поэтому Саня никак не может уехать на целый день и прогулять школу.
— Все ясно, — я презрительно сощурился. — И тебя одолел матриархат.
Я повернулся и пошел к автовокзалу. Я знал, что большего оскорбления нельзя было нанести Сане. И буквально через минуту он догнал меня:
— Я с тобой.
Ну и отлично. Мы купили билеты на утренний автобус и договорились — скажем мамам, что завтра наш класс отправляется на экскурсию в маленький старинный городок, где родился великий поэт.
Саня отправился в магазин выполнять поручение своей мамы, а я, как обычно, в парк.
Набродившись по аллеям до того, что еле переставлял ноги, я вернулся домой поздно вечером.
Едва я успел поздороваться, как мама заговорила.