Неужели придется солгать маме? Сколько запретов придумали для нас взрослые, что мы вынуждены их обманывать.
Но выручка пришла оттуда, откуда я и не ожидал. Меня спасла от обмана мама. Слегка смущаясь, она сообщила, что ей необходимо на минутку забежать в библиотеку, познакомиться с интересной публикацией в научном журнале (между прочим, во время отпуска), но если она вдруг задержится, что вполне вероятно, то я должен спокойно ложиться спать.
Ну и прекрасно. Пока мама сбегает в библиотеку, я схожу на свидание.
Кстати, что-то папа слишком долго раздумывает и не звонит, и не прибегает тайком готовить, и вообще не предпринимает активных действий? Неужели для него оказалась тяжела шапка настоящего мужчины?
Я причесался, надел белую рубашку и помчался в парк. По дороге забежал в цветочный магазин и с гвоздиками в руках появился у фонтана. Там уже было полно юношей. Все они делали вид, что глаз не могут оторвать от фонтана, что, собственно, они и пришли сюда, чтобы полюбоваться водяными струями и насладиться в теплый апрельский вечер прохладой, а сами все время косили глазом — не идут ли девушки.
Меня они встретили ухмылочками — мол, что за малой затесался в их ряды? Но я научился у Наташи держаться независимо и спокойно сносил их насмешки.
Юноши были посрамлены и сражены наповал, когда первой у фонтана появилась моя девушка. У Наташи это было первое свидание, и она не научилась еще опаздывать.
Мы взялись за руки, и я увидел, что мы с Наташей одинакового роста. Еще чуть-чуть, и я буду выше.
— Я часто вспоминала наш парк, — сказала Наташа, когда мы углубились в аллею. — Тебе понравилось в старинном городке?
— Понравилось, — ответил я.
— А что больше всего?
— Пожалуй, развалины замка…
— А мне один день — замок, другой — дом-музей.
— И сейчас тебя туда тянет? — осторожно выпытывал я.
— Очень, — со всей искренностью ответила Наташа.
— Но если ты уедешь, — вспомнил я о словах Глафиры Алексеевны, — наша команда рассыплется, а у нас на носу четвертьфинал.
— Все ясно, — вспыхнула Наташа, — тогда ты выполнял поручение Калерии, а теперь Глафиры…
Наташа вырвала свою руку из моей и побежала. Очень хорошо, что она была сегодня в платье, поэтому я ее быстро догнал.
— Я и сам хотел с тобой поговорить, — примирительно произнес я.
— А вы все понимаете, — неожиданно выпалила Наташа, — что я не могу играть.
— Почему?! — поразился я. — Ты лучше всех играешь! Нет, Саня лучше всех, а ты после него…
— Я девочка, — тихо сказала Наташа.
— Верно, — опомнился я.
— А никто из вас не видит, что я девочка, — с обидой в голосе произнесла Наташа.
— Я вижу, — возразил я. — И всегда видел.
— Это правда, — Наташа уткнулась носом в гвоздики и рассмеялась. — Ой, и дуреха я была, когда дралась с тобой. Представляю, как ты меня ненавидел.
— Нет, — я покачал головой, — я не могу тебя ненавидеть.
Мы вышли на площадку, где крутились карусели.
И тут в толпе гуляющих я увидел своих родителей. Папа вел маму под руку и темпераментно что-то ей говорил, а мама ему восторженно внимала. Они были так увлечены разговором, что не заметили нас.
— Твои родители помирились, — с завистью произнесла Наташа.
Ну, папа молодец. Претворяет в жизнь мой план. А мама? Так вот в какую библиотеку она торопилась. Что ж, теперь мы с ней квиты.
— Кир, а то письмо? — начала Наташа. — Ну, которое мой отец перехватил… Где оно?
— Вот оно, — я вытащил из кармана запечатанный конверт и протянул Наташе.
Как здорово, что я сегодня вспомнил о письме и захватил с собой.
— Не так, — покачала головой Наташа, — ты брось письмо в наш почтовый ящик. А я его оттуда возьму.
Я спрятал письмо, и мы, побродив еще немного по парку, отправились домой.
В подъезде мы попрощались. Наташа поднялась наверх, к себе.
А я опустил письмо в почтовый ящик и пошел домой. Едва за мной захлопнулась дверь, как по лестнице раздался быстрый стук каблучков — Наташа бежала вниз, за письмом, чтобы на этот раз его никто не перехватил.
А назавтра случилось то, что должно было случиться. Наташа уехала в маленький старинный городок.
Наша футбольная команда, собравшаясь на тренировку, пребывала в унынии, а Глафира Алексеевна ходила по площадке, как разъяренная львица. Бабушка совершила непростительную ошибку. Она могла догадаться, что мы с Наташей будем говорить совсем не о футболе.
А еще на Наташу, наверное, произвело впечатление мое письмо, вот она вновь превратилась в девочку и ее неудержимо потянуло в маленький старинный городок. Я был горд, что сумел сочинить такое письмо, которое, пусть с опозданием, перевернуло душу Наташи.
Вдруг Глафира Алексеевна остановилась и хлопнула себя по лбу:
— Никудышный из меня психолог!
И звонко, по-детски рассмеялась. За эту непосредственность мы ее и любили.
— Давайте тренироваться!
Но тренировка шла вяло, нехотя, один лишь Саня играл, как обычно, в полную силу.
А вечером к нам домой заявился Наташин отец. Он не влетел, не ворвался, а вошел робко, огляделся по сторонам, словно человек, который что-то потерял и надеется здесь обнаружить свою пропажу.
— Она снова убежала, — без лишних слов отец протянул маме записку.
— Добрый вечер, садитесь, пожалуйста, — мама взяла листок бумаги.
— Извините, спасибо, здравствуйте, — Наташин отец перепутал все на свете и бухнулся в кресло.
Мама прочитала записку и вернула Наташиному отцу.
— Ну что вы скажете? — Наташин отец глядел маме прямо в рот.
— Я думаю, что вам надо запастись терпением, — произнесла мама. — Время все поставит на свои места.
Мамин ответ не удовлетворил Наташиного отца, и он дал мне записку. И вот что я прочитал.
«Папа!
Я поехала к маме. Запрещаю тебе приезжать за мной. Скоро вернусь. Будь благоразумен и не делай глупостей.
Твоя дочь Наташа».
— Что ты скажешь? — Наташин отец уже на меня глядел с надеждой.
— Я думаю, что надо прислушаться к совету дочери, — дипломатично ответил я.
— Не понимаю, чего ей не хватало? — Наташин отец обернулся за поддержкой к маме. — Эти дни она каталась как сыр в масле, вытворяла все, что хотела, на голове ходила… Я дал ей все, что она желала. Разве что птичьего молока у нее не было.
— А может, ей мать больше дала?
Глаза у мамы сузились — это означало, что она рассержена.
— Что она может предложить, кроме стишков, — снисходительно ухмыльнулся отец. — Нет, тут другое…
Он покосился на меня и ушел несолоно хлебавши.
— А Наташа жестоко поступает со своими родителями, — сказала мама.
— Сперва они, то есть он поступил с ней жестоко, — вступился я за Наташу.
— Все правильно, — рассудила мама, — но зачем им мстить?
Мне нечего возразить маме, но по моему молчанию она догадывается, что я по-прежнему на стороне Наташи, и больше вопросов не задает.
А воображение между тем переносит меня далеко от дома. Я вижу, как Наташа выходит из автобуса и ступает на землю маленького старинного городка. К ней бросается мама с букетом цветом, обнимает и целует дочку. Потом мамины подруги, а также родственники и знакомые заваливают девочку цветами.
С охапкой цветов Наташа входит в дом. Мама преподносит ей новое платье и шесть сиреневых томиков — полное собрание сочинений великого поэта, который родился в маленьком старинном городке.
На диване сидит кукла. Она подняла руки, словно приветствует долгожданную гостью.
А вот Наташа бредет с сиреневым томиком по парку, находит уединенную скамейку, открывает книгу и предается чтению.
Что же так привлекло Наташу? Между страницами лежит мое письмо.