Он вздрагивает от скрипа двери: возвращаются Томин с Кирпичовым.
– Что посеешь, то и пожнешь, Борис Афанасьевич. Ложь дает злые всходы… Извините, должен закончить допрос.
Поняв, что ему предлагают уйти, Борис поднимается, медлит в нерешительности, потом бредет к выходу.
– Ну, Саша!
– Один есть! – словно козырную карту, Томин шлепает на стол фотографию.
– Который сзади сидел, – говорит Кирпичов.
Знаменский жестом предлагает ему стул и тихо разговаривает с Томиным в стороне.
– Кличут просто и скромно: Николай Петров, – сообщает Томин. – Около года как из заключения, прописан в Туле.
– Чем славен?
– Квартирные кражи. Сейчас наши звонят в Тулу. А что это Борис поплелся на ватных ногах?
– Отдельный разговор, – Знаменский подсаживается к столу. – Давайте, Кирпичов, еще раз, но уже подряд и с самого начала. Тут всякое лыко в строку.
Кирпичов собирается с мыслями:
– Ну, значит, получил я заказ. Пришло время подавать, связался с диспетчером, она отвечает: «Не могу дозвониться пассажирам, занято. Пожалуйста, говорит, поезжайте так, люди старые, очень просили не подводить…» Я считаю, те двое нарочно трубку сняли, чтобы трезвон не мешал. Ну, значит, являюсь. Около дома никто не ждет. Пошел в квартиру. Звоню раз, звоню второй – не открывают. Наверно, думаю за музыкой не слышат. Постучал кулаком. Стою. И чудится, кто-то по ту сторону есть, но молчит себе, посапывает… Эх, тянуло меня от той двери прочь! Уйти бы – и порядок.
– Когда они наконец отозвались, Артем Степанович?
– Когда я про такси сказал. Сообразили, что человек посторонний, хозяев не знает, можно голос подать. «Не кричи, говорят, шеф. Сейчас решим». «Гур-гур, – по-тихому, а потом мне. – Валяй в машину, спускаемся». Видно, все главное они уже… обтяпали.
– Вы с ними по пути разговаривали?
– Вначале немного пособачился. «Гони на Преображенку». А у меня спаренный заказ: «Петуховых доставить на Арбат и рядом, со Смоленской, забрать следующих пассажиров. На Преображенку, говорю, не с руки. Задний на дыбы: «А ну, трогай!» – и обложил, конечно. Вот, говорю, история! А обещали тихих старичков. Тут толстый ухмыльнулся: «Приболели, говорит, наши старички, пустьполежат ». Погано так сказал… Короче, едем, и зло меня берет. Везу блатных лбов, времени в обрез, заказ на Смоленской горит. И подпер момент – понял, что дело не чисто.
– Почему поняли?
– Не знаю. Что помню – все ваше. Сочинять мне теперь… – он разводит руками.
– Хорошо. Поняли, смекнули, уловили. Важно, что уловили правду. Дальше?
– Дальше махнул на красный свет. Жду свистка – свистка нет. Проворонил начальник. Превышаю скорость – опять ничего. Качусь как заколдованный.
Томин хмыкает.
– Знаю, что непохоже. Но так. Попробовал сунуться под знак, который недавно повесили…
– Вы хотели, чтобы вас задержали?
– Ну да. Выложу свои сомнения, пусть решают. А толстый вдруг уставился на меня: «Чего ты, говорит, шеф, вытворяешь? Так недолго прав лишиться!» И все мои нарушения перечел по пальцам. Выходит, между собой перебранивались, а тем временем все до тонкости замечал. Шофер он! Простой пассажир не заметит.
– Отлично, Кирпичов! – оживляется Пал Палыч. – Это пригодится!
– А в чем заключалась суть перебранки! Можете дословно?
– Суть – этажей побольше.
– Не бывает чистого мата без примеси информации! – восклицает Томин.
Кирпичов прикрывает глаза, стараясь вспомнить.
– Пожалуй, разбирались, кто виноват: они или сам.
– В чем виноват?
– Похоже, не все там вышло, как Сатанюк велел… но не ручаюсь…
– А что же? Что не вышло?
– Потом, Саша, – останавливает Пал Палыч. – Я знаю. Так, полагаете, шофер? Собственник?
– Скорей – профессионал. Выражения некоторые… не любительские, в общем…
– Продолжайте, пожалуйста.
– Да, кажется, все.
– Нет-нет, Кирпичов, не ставьте точку! – вскидывается Томин. – Что-нибудь еще да промелькнуло!
Знаменский поддерживает:
– Например, слова, которые вас напугали: «Надо перемолвиться с любителем леденцов». Они же шли в определенном контексте?
– Да, верно… погодите… о чем же перемолвиться?.. Сейчас попробую по порядку. Значит, стал я звонить в «Букет», чтобы отдать заказ на Смоленской – не успевал уже. А кнопку вызова заело – то контачит, то не контачит. Толстый спрашивает: «Что, шеф, будешь делать, если механика откажет?» Кнопку, говорю, и сам починю. «Ну, а если, говорит, трубку разобьешь, тогда обязан на ремонт ехать?» В общем, начал чего-то рассуждать про нашу работу…
– А что вы ответили на вопрос о трубке? – повинуясь какому-то импульсу, любопытствует Пал Палыч.
– Что, мол, смотря по обстоятельствам. Могу и без рации смену доработать, главное – план… Да, так вот где-то здесь они Сатанюка и помянули. Я только кончил с «Букетом» – дозвонился все-таки – и как раз слышу: «Надо на этот счет с любителем леденцов перемолвиться, идейка ничего себе». Но какая идейка – прослушал…
* * *
Допрос Кирпичова окончен. Знаменский и Томин выжали из него все «досуха».
С полчаса назад «шестым чувством» ощутив перелом в деле, к друзьям присоединилась Кибрит.
Кирпичов собирается уходить. Он выговорился – и поник, осунулся, руки мнут кепку.
– Напрасно вы так тревожитесь, – успокаивает Томин. – Ведь они понятия не имеют, что вы их подозреваете, что видели, куда они пошли. Разве нет?
– Если черепушка варит, то нет… Ошибку я допустил. Сунули рубль с мелочью. Я их – в карман, будто так и надо. Одно было на уме – успеть их выследить. Но они-то могут сообразить: недоплатили шоферу шестьдесят копеек, а он смолчал, – что за притча!.. Боюсь, обойдутся мне эти шестьдесят копеек…
– Мы будем спешить, Артем Степанович, – обещает Знаменский.
Кирпичов обводит всех взглядом и уходит, сутулясь. Некоторое время друзья молчат.
– И все-таки есть в его показаниях… – произносит Томин.
– Знаю, что тебя смущает. Хорошо, что Зина забежала, помозгуем вместе. Вводится новое условие задачи: у Петуховых ожидаемых тысяч не нашли…
– Нет?
– Нет. Их и не было.
– Вообще не было?!
– Да, Зиночка, вообще. Потому Кирпичову и недодали шестьдесят копеек. Вы заметили, что в юридических документах не встречается формулировка «общеизвестно». Пишется иначе: «По делу установлено». А по делу Петуховых существование денег не было установлено. О них было «известно»!
– Паша… наверняка?
– Абсолютно. Петухов тут уже корчился. Вот подтверждение – звонили с почты насчет знаменитых переводов. Полюбуйся.
– Ну и ну… – поражается Томин. – Стыдобушка!
Кибрит берет у него листок, читает вслух:
– Двадцать рублей, пятнадцать, двадцать пять…
– Угу. Любимым родителям на мороженое.
– Удивляюсь, Саша, как ты их не раскусил! Все поддались гипнозу «общеизвестного». Не живи ты в том же доме, я над каждым бы словом ставил вопросительный знак. А так принял на веру миф о деньгах, о машине, о Петухове, большом полярном начальнике. Хабаров мне утром расчудесно описал тамошнее житье-бытье Бориса Афанасьевича. Мелкая сошка, к тому же неудачливый картежник.
Кибрит крутит на тонком пальце обручальное кольцо.
– Эта парочка – толстый и рыжеватый – с пустыми руками. Вы охотились на сытых волков, когда надо охотиться на голодных. А голодные волки – что, Шурик?..
– Рыщут за добычей, моя радость. И хотя, конечно, я болван, но ловить-то их мне!
Звонит внутренний телефон.
– Да?.. Здесь. – Знаменский передает трубку Томину.
Тот слушает короткое донесение.
– Подтвердилось: Николай Петров две недели назад покинул Тулу, – сообщает он.