– Чудит наш Макарыч, – тихо сказал кто-то на ухо соседу.
Тот сердито ответил:
– Макарыч не чудит, он ищет, понял? Ты, друг, слушай и наматывай.
– Ну и что ваша экспертиза дала? – нетерпеливо и чуть насмешливо спросил Сарыев.
– Вот в том-то и дело, – задумчиво ответил Вальков, словно решил сперва про себя оценить это открытие. – Дала она… гашиш. Вот что. Просыпался он, видать, там. А как мы установили, сам Гусев этой заразой никогда не увлекался.
– Выходит, еще одна версия, – в тон ему заметил сидевший в стороне розовощекий, чубатый Леров. – Приторговывал небось?
Вальков покачал головой:
– Это, милый, пока не версия, и, удастся ли на этом построить версию, еще вопрос. Но попробуем, конечно.
– В котором часу, вы сказали, произошло убийство? – снова спросил Сарыев. Сообщение о гашише как будто не произвело на него впечатления.
– Около одиннадцати вечера, – ответил Вальков. – Темно уже было. А Цветочная улица совсем не освещена, и вечером прохожих почти не бывает. Страшновато там ходить, по правде говоря.
– Черт знает что! – возмутился Сарыев. – Надо было давно вопрос поставить. Конечно, определенные трудности у нас с этим еще имеются. Но сигнализировать надо, добиваться. И кому, как не вам! – Он сердито посмотрел на Нуриманова, затем снова обратился к Валькову: – Жители улицы ничего не слышали?
– Никто ничего не слышал. Глухая улица. Старая. Окна на нее не выходят. Одни дувалы тянутся.
– Ай, ай, ай, – покрутил бритой головой Сарыев. – Вот заехал парень.
– Сам не заехал бы, – коротко заметил Нуриманов и добавил: – Пассажира привез.
– А может, у него там знакомые живут? – возразил Сарыев. – Может, эта самая девица? Всегда, товарищи, надо…
– Проверили, – сказал Вальков. – Нет у него там знакомых.
– Это другое дело, – удовлетворенно произнес Сарыев, по-видимому нисколько не обидевшись, что его прервали. – Тогда, конечно, пассажир. И возможно, не случайный. – Он многозначительно поднял палец и, хмурясь, посмотрел на Валькова. – Поэтому мотив ограбления и не отпадает?
– Ясное дело, – заметил кто-то. – Могли взять только наркотик.
Сарыев живо обернулся в ту сторону.
– Значит, знали, что он у Гусева был. Значит, не случайный человек сел в машину. Хотя… – он на секунду задумался, – убийца мог и неожиданно наткнуться на наркотик. И взять. А деньги оставить. Чтобы нас запутать. В таком случае не дурак, выходит, попался. Отсюда что вытекает, товарищи? – Сарыев строго оглядел присутствующих. – Вытекает, что версий много. Значит, надо быстрее работать, энергичнее, оперативнее. Вторые сутки идут! Вяло работаете. Медленно. Значит, надо подключить новых людей. – Он бросил многозначительный взгляд на Нуриманова.
Тот, нахмурившись, кивнул головой.
– Дадим Валькову еще людей, – отрывисто сказал он.
– Что ж, – все так же многозначительно произнес Сарыев. – Решайте сами. Дело ведет город. А мы проконтролируем. Если в ближайшие дни не поднимете, заберем к себе. Предупреждаю. Тем более, – закончил он с ударением, – что это дело может приобрести и более серьезный характер. Да, да, может!
Присутствующие насторожились. Но Сарыев больше ничего не прибавил.
Совещание закончилось.
Когда сотрудники разошлись, Сарыев сказал Нуриманову:
– Вчера звонила Москва. Поздно ночью. Кто, думаешь?
На худом лице Нуриманова впервые мелькнуло что-то вроде улыбки. Он не спеша закурил, помахал рукой, разгоняя дымок, и, откинувшись, коротко произнес:
– Наверно, Сергей, а?
– Точно. Коршунов. А зачем звонил, знаешь?
– Откуда? – поднял одну бровь Нуриманов.
– Честно говоря, я думал тебя пока не отвлекать. – Сарыев провел смуглой маленькой ладонью по бритой голове.
– Но раз в карманах у этого Гусева нашли гашиш, то… город Борек знаешь?
– Знаю. Лобанов там.
– А-а. Ну так вот. Слушай внимательно.
–
Вальков зашел к себе в кабинет вместе с Леровым и Муратом Ибадовым, молодым пареньком, лишь недавно пришедшим в уголовный розыск по путевке машиностроительного завода.
Помощники его были разительно не похожи друг на друга. Огромный, голубоглазый, румяный, с пшеничным чубом, падавшим на лоб, Леров и маленький, смуглый, с блестящими, гладко зачесанными назад черными волосами и такими же черными бусинками глаз Ибадов. Подружились они с первого же дня появления Ибадова в отделе и характерами удивительно дополняли друг друга. Медлительный, обстоятельный, любивший все заранее рассчитать и десять раз взвесить, Леров умерял горячность и стремительность своего нового приятеля, в то же время невольно и сам начиная действовать и размышлять куда быстрее, чем раньше.
Единственное, но, однако весьма существенное, что объединяло их, это армейская подтянутость, точность и решительность, быстрая ориентировка и смелость – качества, которые приобретаются только службой в армии, ее суровой и мудрой, школой воспитания. И Вальков, подмечая в них эти качества, невольно вспоминал себя и все то, что дала ему самому армия, что осталось в нем навсегда, помогла идти по той трудной и счастливой дороге, которую он себе выбрал. Вальков незаметно любовался и про себя гордился своими молодыми помощниками и ни на кого бы их не променял. Всех троих как бы объединяло это незримое, но вполне ощутимое, однако, армейское братство. Закон боя «Погибай, но товарища выручай» в сегодняшней их трудной борьбе мог проявиться в любой, самый неожиданный момент. И тут Вальков был уверен, его парни не дрогнут. Они были и остались солдатами в самом лучшем, благородном и в самом прямом смысле. И Вальков, не давая спусков и поблажек, как и положено в армии, продолжал воспитывать из них бойцов, солдат нового, тоже важного и опасного фронта. Недаром Леров как-то, смеясь, заметил, что ему все время кажется, будто он сменил только часть, только род войск, только форму, но остался солдатом, навсегда Солдатом. Нет, славные у него парни, и он из них сделает опытных бойцов, передаст им все, чем богат сам, с радостью передаст, они это заслужили.
Рядом с Леровым и Ибадовым полноватый, невысокий Вальков со своими залысинами и мешочками под глазами казался действительно «дядюшкой», тем более что оба помощника относились к нему с подчеркнутым почтением и даже каким-то оттенком обожания. А тут еще сначала Леров, а потом уже при его содействии и Ибадов познакомились с Ниной. По наблюдениям Валькова и особенно Полины Осиповны девушка что-то уж очень уверенно стала командовать обоими в те редкие часы, когда молодые оперативные работники оказывались свободными от службы. Вдобавок Нина все чаще теперь возмущалагь перегруженностью отца работой и других сотрудников тоже. Такой заботливости Вальков почему-то раньше не замечал. И когда дочка, ласкаясь, гладила его по щекам и уверяла, что он плохо выглядит и что нельзя в конце концов забывать о здоровье и отдыхе, он старался прогнать от себя мысль о том, почему это она стала вдруг такой внимательной.
Однако на работе в обращении со своими молодыми помощниками Вальков старался избегать каких бы то ни было намеков.
В тот день после совещания, зайдя вместе с ними к себе в кабинет, он деловито объявил:
– Так. Поговорили, теперь надо браться за дело.
– Очень долго говорили, – подтвердил Ибадов.
– Хотя и не впустую, – рассудительно, уточнил Леров.
– Ну-с, так вот, – продолжал Вальков, тяжело опускаясь в кресло за столом. – Дела у нас такие. Ты, Гоша, отправляйся к жене Гусева. Задание, сам понимаешь, деликатное. Женщина убита горем.