Так, по крайней мере показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился, и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле волоча Шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», – в который уже раз подумал он.
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким, полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
– Здравствуйте, Наталья Михайловна, – подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему:
– Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
– Ну, я пойду, коллега, – сказал человек в очках. – Мне надо еще проконсультировать у хирургов. А вы, – он поднял пухлый розовый палец, – обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
– Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
– Прекрасно. Мы будем с вами союзники, – галантно поклонился толстяк. – Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается?» – неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. «Только не будь уж окончательным болваном», – сказал он себе.
– Вы мне хотели что-то сказать? – спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
– Я… Я много хотел вам сказать, – неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась:
– Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
– Правда? Так я вас подвезу. Можно?
– О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
– Все. Я вас жду. Там, в саду.
– Да, да… Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и оглянулся. «Что же это такое? – растерянно подумал он. – Неужели она сейчас выйдет ко мне?» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда Наташина фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и в белой вязаной шапочке появилась из двери, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
– Вы все успели сделать? – спросила Наташа.
– Да. Конечно, – ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
Черная, сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук над Садово-Сухаревской, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской,
– Никакой езды не стало, – досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
– Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», – усмехнулся Коршунов.
– Сергей Павлович, – наклонился к нему сидевший сзади Светлов, – уточнить бы приход поезда.
– Через три часа он должен быть в Рязани. А мы – через два с половиной. Так, что ли., Гена?
– Так точно, Сергей Павлович, – кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла.
– Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
– Гена-то не подведет, – заметил Светлов. – А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
– Ну и печка у тебя, – проворчал он и уже деловым тоном добавил: – Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил:
– Заробян? Коршунов говорит. Как там наш. поезд? Уже прошел?.. Ага. Понятно. Следующая где?.. Так. Подключи меня в свою сеть и дай линейное отделение там. Потом мне нужна будет Рязань. Что у тебя еще? Так. Правильно. Ну давай. Жду.
И, не отрывая трубку от уха, он сказал Светлову:
– Их ребята уже в поезде. К нашему приезду кое-что выяснят. – И тут же снова произнес в трубку: – Дежурный? Коршунов говорит…
Пока Коршунов вел переговоры, машина проскочила несколько бесконечно длинных улиц и, чтобы расчистить себе дорогу, сдержанно сигналила у перекрестков, где ее неизменно поджидал уже желтый глаз светофора, затем нырнула под кольцевую магистраль, опоясывающую Москву, и, набирая скорость, вылетела из города.
По сторонам замелькали пригородные поселки, потянулись заснеженные поля и унылые, продуваемые ветром безлистые березовые рощи. Но на взгорках, припекаемых солнцем, уже проступила бурая прошлогодняя трава в слюдяных корочках тающего снега. В сыром, облачном, небе с криком носились стаи гадок и ворон. По Подмосковью шла весна.
Машина со свистом летела по пустынному, прямому, как стрела, Ново-Рязанскому шоссе.
– Сто двадцать, это подходяще, – одобрительно заметил Светлов. – Так, пожалуй, успеем.
– Проблема для нас не успеть, проблема найти, – сказал Коршунов, не отрывая глаз от дороги.
– А ты узнаешь этот чемодан?
– Узнать не трудно, – махнул рукой Коршунов. – В крайнем случае попросим открыть. Хуже, если с ним уже сошли. Но и это узнаем. Главное – переговорить с людьми. Не может быть, чтобы Трофимов всю дорогу молчал. О чем-то он говорил со своими попутчиками, на первый взгляд, может быть, о самом пустяковом. Точнее, на их взгляд. Надо, чтобы они вспомнили каждое его слово. И вторая задача: установить, где ехал тот, второй, как вел себя в дороге, что говорил. Это будет потруднее. И все надо успеть, выяснить, пока поезд не придет в Москву. Вот ведь что.
– Задачка, – покачал головой Светлов.
– Еще не самая трудная, – засмеялся Коршунов.
Невдалеке проплывали еще безлюдные дачные поселки. Потом к самому шоссе подступили деревни с каменными зданиями магазинов и клубов. Над крышами высоко поднялись неуклюжие телевизионные антенны, раскинув, словно для равновесия, длинные поперечные планки. Чем дальше от Москвы, тем антенны становились все выше. Забрызганные первой весенней грязью тяжелые машины с урчанием выбирались на шоссе. По обочине бежали стайки ребятишек с портфелями, возвращаясь из школы.
«Витька небось тоже из школы пришел, – подумал Сергей, взглянув на часы. – Чего он там себе разогревает? Лена-то на репетиции, потом спектакль. А бабушка только вечером придет… И до тех пор за уроки не сядет, конечно. Ну, жизнь у парня…»
Сергей, по-прежнему не отрывая взгляда от дороги, закурил.
Но вот наконец появилась на пустынном шоссе перед густым еловым лесом стройная башенка с витиеватой, красочной надписью: «Рязань» и рядом на большом щите: «Добро пожаловать».
– Приехали, – радостно сообщил Светлов и добавил, обращаясь к водителю: – Ну ты, Гена, даешь.
Машина стремительно миновала «зеленую зону» города и понеслась, по улицам, сдержанно урча сиреной и заставляя отклоняться в сторону встречные и попутные машины.