Молодой милиционер, выслушав ее сбивчивый рассказ, положил перед ней лист бумаги, ручку и коротко бросил:
– Пишите... – И стал рыться в какой-то папке. Достал несколько фотографий, разложил перед ней веером:
– Который? – так же коротко спросил.
Марине и искать долго не пришлось. Она ткнула пальцем в знакомое лицо. Артем, теперь уже без его обаятельной улыбки, угрюмо взирал на нее с фотографии.
– Этот. Его зовут Артем. Он студент из Ростова.
А почему у вас оказалась его фотография?
– Он действительно Студент, – подтвердил милиционер. – У него кликуха такая. Только он не из Ростова. Наш, питерский, Сергей Ланцов, был карманником, щипачом, теперь на вокзалах промышляет. Вот найдет такую глупую и доверчивую девицу, и оставляет ее ни с чем. Он же обаятельный. Вот вы и клюете, дурехи.
Марина сидела опустив голову и уже не плакала.
– Тебе есть куда пойти? – В голосе милиционера появилась нотка сочувствия.
– Да, здесь живет моя подруга. Надо позвонить, она уже, наверное, дома.
– Ну, найдем мерзавца, сообщим, – безнадежным тоном пообещал милиционер. – Он теперь затаится на какое-то время, но потом объявится. Мы его уже ловили как-то. Вот, фотку на память оставили, – усмехнулся милиционер. – Он уже сидел один раз, выпустили досрочно за хорошее поведение. Опять за старое принялся. Вокзал место хлебное...
Подавленная Марина пошла к телефону-автомату звонить Кате. На улице стемнело, вокзал жил своей жизнью. Народ сновал туда-сюда, слышались детские голоса, смех, носильщики покрикивали на толпу, толкая перед собой тележки с багажом:
– Ноги! – Народ расступался, чтобы сомкнуться опять. Маринины попытки дозвониться к Кате опять не увенчались успехом. К двенадцати часам ночи она почувствовала усталость. Нашла освободившееся кресло рядом с какой-то по виду приличной семьей и погрузилась в тяжелый сон. Время от времени она просыпалась, судорожно проверяя, достаточно ли крепко держит сумочку, и опять проваливалась в тревожный сон. Утром она проснулась, утешила себя мыслью, что сейчас позвонит маме и та пришлет ей денег. Может, объявится Катя. Купила в буфете булку, жидкий кофе и, кое-как перекусив, пошла звонить.
Мама, конечно, переполошилась, принялась ругать бестолковую дочь. Пришлось соврать, что деньги у нее вытащили, разрезав сумку, что ночевала у Кати. Иначе маму хватил бы удар. Мамина бурная фантазия порой переходила все разумные рамки: если Марина иногда задерживалась и вовремя не возвращалась домой, мама обзванивала больницы, морги, отделения милиции, подруг, знакомых, родственников и, переполошив всех на свете и не найдя дочь, носилась по квартире в полуобморочном состоянии, не находя себе покоя. И когда Марина наконец приходила домой, опоздав минут на сорок, мама бросалась к ней, рыдая и причитая, и стискивала в объятиях, попутно ощупывала, все ли на месте – руки, ноги, голова... Будто ее ненаглядная доченька вернулась из многолетнего плена. Марина пыталась бороться с маминой нездоровой фантазией, объясняла ей, что в случае чего может за себя постоять, показывала свое боевое оружие – газовый баллончик и швейцарский перочинный ножичек. Потом, уступив уговорам матери, стала с собой брать пакетик с молотым перцем. И частенько чувствовала себя дура дурой, когда, разыскивая что-нибудь в своей сумочке, на глазах у всего честного народа извлекала оттуда кучу всякого хлама, к которому со временем прибавились различные таблетки – валидол, анальгин, что-то от боли в желудке... Мама считала, что нужно иметь при себе и аптечку. Валидол почему-то вываливался из фольги и приобретал очень несимпатичный грязно-серый цвет. Но выбрасывать было жалко, и она как-то попыталась спасти жизнь какому-то азербайджанцу, когда он, сидя рядом с ней в метро, спросил, нет ли у нее чего-нибудь от сердца. Марина порылась в сумке, извлекла выщербленную грязноватую таблетку, протянула ее страждущему. Но тот, хватаясь за сердце, почему-то отказался, хотя Марина пообещала дать в придачу и таблетку от живота. Потом он на нее глазел еще две остановки и Марина никак не могла понять почему: то ли решил, что она сумасшедшая, то ли влюбился.
Теперь Марина соврала исключительно во благо маме, помня наставления подруги Аньки – правда хорошо, а счастье лучше. Пусть ее мамочка будет счастлива в своем неведенье...
Мама пообещала немедленно прислать телеграфом денег и строго-настрого приказала Марине не выпускать из рук сумочку с паспортом. А то без паспорта ей и этих денег не получить. Марина сразу повеселела: деньги придут сегодня же, с голоду она не умрет.
По улицам бродили праздничные толпы, и Марина решила, что Первого мая музеи должны быть открытыми. Ведь кто-то захочет приобщиться к искусству. Ее расчет оказался верным – Музей русского искусства был открыт. По студенческому она купила входной билет, порадовавшись, что студентам полагается большая скидка. В приподнятом настроении она бродила по залам и на какое-то время забыла о своих огорчениях. А когда Марина вышла на улицу и опять попыталась безрезультатно дозвониться к Кате, вдруг подумала, что Катя тоже могла куда-нибудь уехать на праздники. Как-то раньше Марине это не приходило в голову. И впервые она поняла, как опрометчиво поступила, не созвонившись предварительно с подругой...
На глаза навернулись слезы обиды. Марина подумала, что погорячилась, купив на последние деньги небольшую книжечку о Русском музее. «Ой, – пронзила ее догадка, – а ведь почта тоже может не работать ни первого, ни второго мая...» И медленно побрела к Михайловскому саду, посмотрев по карте, что идти недалеко. Главное, там есть скамейки, где можно спокойно посидеть и поразмыслить, как прожить два дня. А если в саду есть еще и фонтанчики, то она хотя бы не умрет от жажды...
Марине очень хотелось есть. Желудок начал подвывать от голода. Наверное, у девушки был такой несчастный вид, что какой-то парень, проходя мимо, бросил ей на колени десятку. Сначала Марина устыдилась своей неожиданной радости, но потом решила, что нечего раздумывать о том, как она низко пала, ей уже стали подавать милостыню, а поскорее и разумно распорядиться свалившимися с неба деньгами. Разумно было бы купить пирожок. «Но ведь пирожок маленький, им не наешься, даже червячка не заморишь. Лучше куплю сигареты. Как раз на пачку „Явы“ хватит. Никотин лошадь убивает, неужели голод не одолеет?» – пыталась подбодрить себя Марина со свойственным ей оптимизмом. Купила в киоске сигареты и вернулась на ту же скамейку.
Устроилась поудобнее, закурила и решила пока расслабиться. А там видно будет, что делать дальше. Прохожие неторопливо проходили мимо. Молодые парни иногда бросали какие-то шуточки, но вполне невинные. Мужчины постарше поглядывали с интересом, и было на что. Как она ни пыталась натянуть коротенькую юбочку на колени, вид у нее был все равно весьма легкомысленный. Что не преминули заметить сидящие на соседней скамейке две мамаши. Они принялись оживленно что-то обсуждать, бросая возмущенные взгляды в ее сторону. Рядом с ними крутились две девочки лет шести, прислушиваясь к разговору своих родительниц. Марина насмешливо наблюдала за этими клушами, а когда одна из девочек, чрезвычайно упитанная, с невероятно важным видом прошествовала мимо, а потом остановилась в двух шагах и как бы невзначай уставилась в упор на Марину, девушка не удержалась и прыснула. Девочка насупилась, но взгляд не отводила.
– Ну и чего ты смотришь? – вежливо поинтересовалась Марина. Девочка еще больше надулась, но уходить не собиралась. На руках она держала куклу какого-то странного голубоватого цвета в нарядном синем комбинезончике.
– Что ты в нее так вцепилась? Ты и так ее уже давно задушила, вон как она у тебя посинела.
Девочка испуганно взглянула на куклу.
– Смотри не смотри – поздно уже. Померла она у тебя! – Марина развлекалась от души. А девочка вдруг заревела басом и побежала жаловаться. Мамаши злобно закудахтали и потащили своих детей прочь. «Никогда такой не буду, – подумала Марина, провожая взглядом разгневанных мамаш с их противными детишками. – Буду всегда молодой и красивой, а дочку ни за что не стану откармливать, как поросенка!» Настроение у Марины заметно улучшилось, ей все-таки удалось расслабиться, и она даже задремала.
Вдруг рядом кто-то сел на лавку. Марина нехотя приоткрыла глаза.
– Здравствуй, девушка! – поздоровался с ней радостно улыбающийся негр. Марина растерялась – у нее никогда не было знакомого негра, они казались ей слишком экзотическими. Да и случая как-то не подворачивалось.
– Здорово! – пробормотала она не слишком любезно.
– И я здорова! – еще радостнее улыбнулся негр. – Как тебя зовут?
– Рыба! – вдруг ляпнула она. Ее собственная шутка показалась ей такой смешной, что губы сами собой разъехались в улыбке.
– Как Рыба? – удивился негр. – Это не имя. Кто тебя так зовет?
– Мама назвала. – Марина решила с горя повеселиться от души, и ее понесло. – Но лучше называй меня Рыбка.
– Фу, – поморщился негр. – Рыбка – это грубо. Как Танька, Светка. Лучше Рыбочка. Как Танечка, Светочка...
– А кто они такие – твои подружки?
– Нет, – грустно возразил негр. – Они не мои. Они со мной не хотят дружить. Я – черный. В твоя страна черный не любят.
– Почему не любят? – обиделась за нового знакомого Марина. – Я, например, люблю, – смело соврала она, хотя никогда прежде не задумывалась, любит она черных или нет.
Негр искренне обрадовался. Его улыбка засияла еще шире, хотя, казалось бы, куда уж больше – и так он мог бы неплохо зарабатывать в рекламе, демонстрируя свои великолепные белоснежные зубы. Он тут же привстал и крепко пожал ее руку.
– Меня зовут Маркус.
– Давай я тебя лучше буду звать Маугли. – Хулиганская натура Марины не давала ей покоя и требовала продолжения спектакля.
– Почему – Маугли? – удивился юноша. – Кто такой Маугли? Я такой имя не слышал.
– Да это такой парень, животных любит.
– А-а, – обрадовался своей догадке Маркус, – ветеринар! Я знаю один ветеринар, он мой друг. В общаге живем вместе. Он вчера в Москву уехал, на экскурсию.
Марина расхохоталась. Ее очень забавлял разговор с Маркусом. Давно ей не было так весело. Большая любительница приколов, она наслаждалась абсурдностью их диалога. Маркус смотрел на нее восхищенными глазами и вдруг неожиданно предложил:
– Я знаю один ресторан, там очень вкусный мясо.
Марина не верила своему счастью. Появился шанс хоть один раз нормально поесть за весь день ее мытарств по Питеру. Хотя ресторан был недалеко, как обещал ее черный друг, топали они минут пятнадцать.
– Не хочу такси, – объяснил Маркус. – Такси черных не любит. Такси много денег любит. Дашь мало – сильно ругает. Такой ужасный ругает – сильно громко. Люди смотрят. Парни злые смотрят.
– Почему же они злые? Ты ведь их совсем не знаешь, может, они и не злые вовсе.
– Злые! – убежденно подтвердил Маркус. – Их скины зовут. Они волосы стригут – лысые ходят. Бьют черных, и ваших хачиков бьют. И китайцев бьют. Очень сильно бьют, убивают! Я их ненавижу! – Глаза у него засверкали, на щеках заходили желваки, руки сжались в кулаки. Марине стало не по себе. Она не раз встречала в Москве бритоголовых парней, которые ходили всегда стаями, злобно поглядывая из-под насупленных бровей на прохожих. Их вид вызывал у нее отвращение и опасение, а выражение низкого интеллекта на лицах заставляло ее думать, что эти люди хоть и находятся рядом, но существуют в каком-то другом, параллельном мире. Никого из друзей и знакомых Марины не коснулась эта страшная и разрушительная сила, о которой она все-таки знала, время от времени читая об их зверствах на страницах газет или слушая новости по телевидению. Маркус оказался ее первым знакомым, испытавшим на себе тупую ненависть скинов, как их называет молодежь.
– Ты слышала – они общагу подожгли в Москве? – спросил Маркус. – Там наши жили. Кто-то умер, – горестно продолжил он.
– Знаю, по телевизору в новостях показывали.
– Они – страшные люди... Смотри, мы с тобой идем и на нас все смотрят. Я – черный, ты – белая, ваши люди это не любят.
Марина действительно ловила неодобрительные взгляды прохожих. Но это ее не волновало. «Может, они смотрят из любопытства», – успокаивала она себя.
Наконец они пришли к ресторанчику: небольшому и, как оказалось, очень уютному. Уже вечерело, они сидели вдвоем за столиком и с аппетитом поглощали большие порции мяса, поданные, как ни странно, без гарнира, только с несколькими листиками салата и маленькими, как алыча, помидорами. Мясо действительно было вкусным и сочным. Красное полусладкое вино, как раз такое, как любила Марина, Маркус доливал в фужеры и каждый раз провозглашал один и тот же тост:
– Чинь-чинь!
Марина раскраснелась и слегка захмелела, ей стало весело, громкая музыка заглушала слова Маркуса, он что-то говорил, поглаживая ее по руке. Когда музыка зазвучала тише, Марина расслышала отрывки фраз Маркуса:
– Я остался в комнате один. Ты мне очень нравишься. – Глаза его блестели, он не отрывал масленый взгляд от Марины, и когда его рука коснулась ее груди, Марина мгновенно протрезвела и поняла, чего от нее ждет Маркус. «Ни фига себе, – подумала она, – вот влипла, он же за свой ужин ждет от меня расплаты! Ой, мамочка, что же мне делать?!» – Она отчаянно стала соображать, как выбраться из очередной передряги.
– Ой, Маугли, как же ты меня вкусно покормил! – сладким голосом стала она благодарить Маркуса. – Подожди минуточку, мне в туалет надо.
– Я тебя провожу! – вдруг жестко потребовал он и подхватил ее под локоть.
– Конечно, проводи, дорогой! – Марина глупо захихикала, пытаясь усыпить бдительность настойчивого кавалера, а сама просто умирала от страха.
Маркус довел ее до дверей туалета и остался ждать. Девушка закрыла за собой дверь и с облегчением вздохнула, увидев, что окно, находящееся на уровне тротуара, открыто. На глазах двух изумленных девиц, прихорашивающихся у зеркала, она взобралась на батарею, потом стала коленями на подоконник и не без труда протиснулась в небольшое окно, выбравшись на четвереньках на улицу. Там же, опять под удивленными взглядами многочисленных прохожих, отряхнулась и что было сил бросилась бежать куда глаза глядят, подальше от ресторана, ругая себя за доверчивость, а скорее всего за глупость.
Она пришла в себя, когда оказалась у знакомой уже решетки Михайловского сада. Было совсем темно, только фонари освещали улицу. Прочитала на табличке название улицы – Замковая, стала под ближайший фонарь и открыла карту, чтобы сообразить, в какой стороне Московский вокзал. Только там, среди таких же пассажиров, как она, ей будет спокойней. «Сейчас позвоню Кате», – подумала она, увидев на углу перекрестка телефон-автомат. Улица опустела, часы показывали двенадцатый час ночи. Марина подошла к телефону-автомату, но тут ее взгляд заметил какое-то движение в конце улицы: из-за угла к ней приближалась мрачная толпа бритоголовых парней. Гул их голосов доносился до нее, не суля ничего хорошего. Девушка с колотящимся от страха сердцем нырнула в ближайшую арку и забежала во двор. Сзади послышались шаги, она испуганно оглянулась, но увидев одинокую высокую фигуру мужчины, сразу успокоилась. Стоять среди двора было как-то неудобно, и Марина пошла к ближайшему подъезду, мужчина зашел следом. Он заглянул в ее растерянное лицо и спросил:
– Что-то случилось?
Марина дрожащим голосом ответила:
– Там скинхеды, я боюсь...
– Успокойтесь, я вас провожу. – Он подхватил ее под руку и подвел к лифту. Марина совсем растерялась, и когда дверь лифта открылась, она вместе с ним зашла внутрь. Едва дверь закрылась и лифт начал подниматься, он нажал кнопку «стоп», и она, не успев ничего сообразить, оказалась в его сильных объятиях. Его рука закрыла ей рот, она не могла издать ни звука. И когда ее тело пронзила боль и она попыталась укусить его в ладонь, его рука перехватила ее горло и с чудовищной силой сдавила. Перед глазами замелькали тысячи огоньков, и почти сразу наступила темнота.
Александр Борисович Турецкий быстрым шагом пересек двор и, входя в подъезд, уже на ходу нашаривал в кармане ключи. «Вот так всегда! – с досадой думал он, перескакивая через ступеньки и не дожидаясь гудящего где-то наверху лифта. – Нет, чтобы заранее предупредить... Столько дел накопилось, а тут все бросай, поезжай в Питер... Так, – начал планировать свои дальнейшие действия Турецкий, – быстро поесть, собрать вещи и на вокзал».