– А в школу почему опаздываешь? Я же не могу тебя сторожить, работаю с утра до вечера, а тебе все по фигу!
– Подумаешь, большое дело, ну, опоздала пару раз. Не высыпаюсь я! – скандальным голосом ответила дочурка.
– Так ложись пораньше, тебя же в постель не загонишь!
– У меня бессонница!
– В твои годы у меня бывала бессонница, потому что я перед сном мечтала. У тебя есть какая-нибудь мечта? – полюбопытствовала мамаша. Вдруг ее дочь по ночам строит невероятные планы на будущую взрослую жизнь? Может быть, она скрытый талант, а мать вовремя не сумела распознать в маленькой негодяйке будущего гения и шпыняет ее почем зря?!
– Есть мечта... – глаза Таньки загорелись, и она прочувствованно изрекла: – Я на прошлой неделе видела такое клевое платьице, черное, в обтяжку, коротенькое, вот с таким декольте! – Она провела пальцем овал почти до пупка. – Вот о нем я и мечтаю. И чтоб все парни на меня пялились, когда я мимо проходить буду.
– Тьфу на тебя, – только так и смогла отреагировать мать. А о чем же она мечтала в свои пятнадцать? Вспомнила... Она представляла себя человеком-амфибией, бесстрашно рассекающим сильными движениями рук зеленоватые морские воды, и там, в неведомых глубинах находила сокровища графа Монте-Кристо. На этом эпизоде она всегда засыпала, потому что ее фантазия иссякала после того, как на свалившиеся ей на голову сокровища она накупала тонны шоколада, пирожных, нарядные платья и городскую детскую библиотеку.
В результате Танька дрыхнет, выставив нахально из-под одеяла свои голые ноги сорок первого размера, а безутешная мамаша ломает голову, какие еще методы воспитания можно применить к дочери. Промаявшись в безмерной тоске, она наконец уснула, но и во сне не было ей покоя. Черт-те что снилось: какой-то небольшой бассейн размером с ванную, в котором она старательно топит чужую девочку лет десяти, почему-то укутанную с головой в ватное одеяло. Девочка послушно сложила руки на груди, а Анна Андреевна, мучаясь от совершаемого ею страшного греха, удерживает ее под водой. Наконец она утопила это несчастное дитя, и сердце ее разрывается от скорби. «Ой, грех-то какой, что же я натворила, человеческую душу загубила!» И вытаскивает девочку из воды, распеленывая ватное одеяло. Девочка как ни в чем не бывало таращит глазки, машет оживленно ручками. «Слава богу, жива, не взяла грех на душу», – думает счастливая Анна Андреевна, испытывая огромное облегчение. И весь этот кошмар сопровождается грохочущей музыкой, от которой содрогается дом. «Да что же это такое?!» – вскочила в испуге Анна Андреевна и взглянула на часы – три часа ночи. Она попыталась опять уснуть, сомкнув плотно веки, но дикий грохот сотрясал стены, и стекла звенели, дребезжа, как будто прямо у дома продвигалась танковая колонна. Анна Андреевна встала и, как была в бигудях под платочком, накинула махровый халат, сунула ноги в первые попавшиеся туфли, вышла на улицу. В один карман она положила мобильный телефон – вдруг срочно понадобится позвонить в милицию. В другой – газовый пистолет. Как раз на днях купила в магазине «Стрелок» целую обойму пуль. Очень хотелось пострелять, да случая не было. Может, сейчас как раз такой случай и подвернется. В домах кое-где горел свет, но никто не выглядывал. Ждали смелых. Вглядываясь в темный двор – фонарей здесь всегда было мало и горели они тускло, – Анна Андреевна одну смелую все-таки обнаружила – соседку Галю с третьего этажа, которая в силу своего скверного характера не пропускала ни одного дворового скандала. Тем паче она не могла усидеть дома, когда во дворе творилось что-то уму непостижимое.
– Что за фигня? – поинтересовалась Анна Андреевна, нахватавшаяся подобных словечек от своей продвинутой дочурки и находя довольно забавным возможность пополнить свой словарный запас подобным образом. Танька знала и не такое. Уши вяли, когда мать невольно слышала Танькины реплики, которыми та обменивалась по телефону с подружками.
– Да это в доме на той стороне улицы, – пояснила соседка. – Там мастерские художников, под самой крышей, уже второй раз это безобразие происходит. Молодежь собирается, дискотеку устраивает... И где они только такие усилители понабирали?
– В парке, наверное, украли, – флегматично пожала плечами Анна Андреевна.
– Совсем сбесились! – констатировала соседка.
– Что будем делать? – деловито спросила Анна Андреевна.
– Пошли на улицу, посмотрим, – решительно предложила Галя.
Не переодеваясь, прямо в домашних халатах, они вышли на улицу. Через дорогу в доме напротив в некоторых окнах горел свет, а под крышей яркой иллюминацией сияли огни. На балконе толкались и хохотали ребята, визжали девчонки, музыка из динамиков ревела и разносилась по округе. Обалдевшие соседки нерешительно топтались на тротуаре. Мимо них медленно проехала милицейская машина.
– О, уже кто-то вызвал! – обрадовалась соседка.
Машина остановилась, один из милиционеров опустил стекло и вежливо обратился к женщинам:
– Не спится, дамы?
– Да вот вас ждем, – ответила соседка и махнула рукой в сторону горящих окон. – Видите, что творится?
– Звоните в милицию, – посоветовал милиционер.
– А вы кто? – в один голос спросили обе женщины.
– А мы ГАИ, у нас другие обязанности. – И машина медленно покатила дальше.
Анна Андреевна посмотрела укоризненно вслед уезжающей машине, проследила взглядом за тем, как она, снизив скорость, аккуратно перевалила через лежачего полицейского, и повернулась к Гале:
– Знаешь, почему перед лежачим полицейским тормозить приятнее, чем перед живым? На него хоть плюнуть можно безнаказанно! Я бы сейчас не отказалась.
Затем она достала мобильный телефон – вот он и пригодился. Набрала номер, там долго уточняли адрес, нехотя пообещали приехать, по всему было видно, что серьезного значения доблестная районная милиция этому вызову не придала.
– Давай к этим уродам сами зайдем! – храбро предложила Анна Андреевна соседке, нащупывая в кармане свой пистолет. С ним она чувствовала себя очень уверенно. – Поговорим по человечески...
По дороге прошла толпа ребят лет восемнадцати, приплясывая под грохочущую сверху музыку. Они подняли головы и, увидев на балконе веселящихся девушек, заорали на всю улицу:
– Девушки, в какой квартире гуляете? Мы к вам сейчас поднимемся!
– У нас тут свои есть! – заорали в ответ девичьи голоса, сопровождаемые хохотом ребят.
– О, еще этих не хватало! – рассердилась Галя. Они перешли через дорогу и зашли в неосвещенный двор. В подъезде прямо у входа валялась женская сумочка.
Соседка подняла ее и, удивленно рассматривая, заметила:
– Совсем без головы, надо же, так спешила, что добро свое растеряла и не заметила. А сумочка-то дорогая. Я б свою убила за такое. Правда, моя Леночка ночами не шляется. Спит себе в постели, умница моя, поэтому и учится на отлично.
Анна Андреевна знала, в чей огород камешек, но промолчала. Что тут скажешь, если Галя полностью права. Пока умница Леночка спит, гадина Танька шляется по субботам с подружками в компьютерный клуб. А потом жалуется матери, что, когда ни пройдет ночью с подругами под балконом тети Гали, та вечно стоит на своем наблюдательном пункте и зырит осуждающе.
– И когда она спит?! – возмущалась Танька. – Мы в четыре часа ночи бегали за водой в палатку, она стоит, смотрит. В шесть утра возвращаемся домой, она тут как тут. Что ей неймется?
Вызвали лифт, и пока он спускался, соседки составляли план дальнейших действий.
– Начнут выступать, я им пистолет в морду! – с горящими глазами заявила Анна Андреевна.
– Сначала постараемся убедить, что во дворе сотня соседей готовы разнести их логово в клочья, а мы – самые спокойные их представители. Скажем: мы пришли к вам с миром! – высокопарно проговорила соседка. И сама себе удивилась: – Что это я?
Лифт наконец спустился, двери открылись, и соседка взвизгнула, отшатнувшись в ужасе:
– Боже мой... Что с ней?!
На полу лифта полулежала девушка, привалившись спиной к стенке. Растерзанная одежда прикрывала ее тело, на лицо упали длинные волосы. Туфли на высоких каблуках валялись в разных углах. Женщины оцепенели, не зная, что делать дальше. Послышался звук подъезжающей машины, дверь подъезда распахнулась, и ввалились трое милиционеров, о чем-то весело переговариваясь. Дружно протопали к лифту, и один из них обратился к остолбеневшим женщинам:
– Вы милицию вызывали?
Не дождавшись ответа, он заглянул в лифт и присвистнул:
– Ничего себе... А говорили – музыка громкая, веселье... Вот тебе и веселье. – Пощупал у девушки пульс, окинул быстрым взглядом кабину лифта и буднично обратился к остальным: – Криминалистов надо вызывать.
Повернулся к застывшим в ужасе женщинам:
– В лифт не заходили?
Те дружно замотали головами.
– Молодцы. Следы не затоптали. Ну, кто из вас в состоянии говорить?
Когда Анна Андреевна вернулась наконец-то домой, часы показывали начало пятого утра. Находясь в почти невменяемом состоянии от пережитого, она вбежала в Танькину комнату, бросилась к ней и стала осыпать ее лицо поцелуями, приговаривая:
– Все, паразитка такая, никаких тебе ночных гуляний, никаких компьютерных клубов, убоище ты мое!
Танька едва продрала глаза и, взглянув на часы, заорала:
– Я бы еще три часа могла поспать! А ты меня будишь среди ночи и всякие гадости говоришь! Прямо с утра настроение испортила, мне теперь и в школу идти неохота!
– Спи, моя радость, спи, солнышко, ненаглядная моя! – Стала гладить ее по голове безумная мамаша, кляня себя за то, что совершенно не умеет воспитывать свою длинноногую кобылку, которой по виду все восемнадцать, а умишко – как у десятилетней. Танька захихикала, зачмокала губами и тут же мощно захрапела. Счастливое свойство юности – мгновенно засыпать, невзирая на любые огорчения. В детской спала пятилетняя Манюня, чистый ангел, которая неизвестно еще во что вырастет. Внешне абсолютная копия своего отца – не дай бог унаследует его натуру. Одна в их семье такая уже есть. «Тогда повешусь!» – утешила себя Анна Андреевна и рухнула в свою сиротскую постель как подкошенная, и только начала подсчитывать, сколько осталось поспать, как провалилась в глубокий сон, где, к счастью, уже ничего не снилось.
С утра Турецкий вспомнил, что обещал Ирке сюрприз, и записал в свой ежедневник на каждой страничке для памяти одно кодовое слово – «сюрприз». Чтобы не расслабляться и в очередной раз не разочаровывать жену, а то мало ли что ей взбредет в голову от обиды. Она женщина видная, мужики вокруг нее так и вьются, гады, так и норовят ее заманить. Вдруг кто-то ей окажет больше внимания, чем законный супруг, а она и поведется, падкая на лесть и любые знаки внимания... Он закрыл блокнот и мысли его сразу перенеслись ко вчерашнему разговору с Виктором. Турецкий полночи просидел над следственными материалами и понял, что дело зашло в тупик. Хотя оно и не так безнадежно, как стало уже казаться Гоголеву. Пока он брился, приводил себя в порядок, тщательно чистил ботинки, в голове прокручивались идеи, которые он тут же заносил в блокнот. У Турецкого было счастливое свойство: даже если накануне он засыпал с головной болью от нерешенных вопросов, с утра у него всегда была ясная голова и лучшие решения приходили к нему именно по утрам.
Он энергично взбежал по ступенькам Управления внутренних дел, с удовольствием ощущая напряжение мышц своих длинных тренированных ног, пересек коридор и постучал в дверь кабинета Гоголева. Оттуда донеслось:
– Войдите!
Турецкий зашел и по озабоченному выражению лица Гоголева понял: что-то случилось. Вместо приветствия Гоголев угрюмо изрек:
– Накаркали мы с тобой вчера, Саша.
– Неужто опять объявился маньяк? – огорчился Турецкий, присаживаясь на стул.
– Он самый... Его почерк. Ночью выезжали на место преступления. Картина та же: задушена около трех часов, труп обнаружили жильцы соседнего дома в три часа двадцать минут ночи. По их вызову приехал наряд из районного отделения милиции, потом уже вызвали нас... Вот, взгляни. – И он протянул Турецкому тоненькую папку. Саша открыл ее и, взлянув на фотоснимки с места происшествия, тяжело вздохнул:
– Совсем девочка... Документы при ней были?
– Нет, но мы уже знаем, кто она, – Мельникова Анастасия, шестнадцать лет.
– Оперативно работаете – десять утра, а личность идентифицирована. Жила в этом доме, что ли?
– Тут большого ума не надо. На восьмом этаже мастерские художников, в одной из них молодежь гуляла, дискотеку устроила, весь район перебудили. Так эта девочка к ним направлялась. Не дошла... Он ее выследил, подлец. Районный инспектор Борщевский к ним поднялся, попросил опознать. Они как увидели, хмель сразу выветрился. Девчонка в десятом классе училась. И что они, дуры, все шляются по ночам? Ведь не раз уже оповещали население и по радио, и по телевидению – как об стенку горох. Каждая ведь думает – это с другими такое происходит, а меня не коснется. Допрыгалась. Зла на них не хватает...
– Витя, дай мне человека, хочу съездить на место, походить, посмотреть...
Гоголев оживился:
– А что, действительно, ты – свежая голова, может, что-то и выявишь. У меня тут молодой следователь есть, неуемный парень, идеями так и фонтанирует... Иногда в точку попадает. Остальные сейчас заняты под завязку, а этого я тебе дам.
Через полчаса Турецкий и Крупнин выходили из машины, и Валера, преисполненный чувством гордости за оказанное ему доверие сопровождать знаменитого «важняка», делился своими соображениями:
– Я, Александр Борисович, давно думаю, что этот гад живет в Центральном районе. Были предположения, что он гастролер, но ведь все свои преступления он совершает с завидным постоянством именно здесь. Скрытое наблюдение ничего не дало – он ни разу не возвращался на места, где оставлял труп. Так что вряд ли он половой психопат, желающий пережить заново то, что испытал, когда насиловал и душил девушек. И патрулирование ничего особенного не выявило, из всех, кто внешне напоминал по фигуре убийцу, ведь в лицо его фактически никто не видел, не вызывает подозрения ни один. Я вот еще почему думаю, что он живет в этом районе, – размышлял вслух Валера, пока Турецкий внимательно осматривал входную дверь в подъезд, потом присел на корточки возле лифта – ведь он каждый раз буквально ускользает, исчезает после убийства. Здоровенный мужик. Не в безвоздушном же пространстве он находится. Как бы ни было поздно, а время его действий не такое уж позднее, всегда на улице есть прохожие, которые что-нибудь да заметили бы. Тем более что весь город наслышан об убийствах. Даже дети знают. Либо он, проживая в этом районе, знает проходные дворы, где меньше шансов столкнуться с прохожими и тем более патрулем, либо он, как житель этого района, уже примелькался и на него никто не обращает внимания. К тому же он явно обладает выдержкой и ничем себя не выдает. Идет спокойно, не оглядывается, по сторонам головой не вертит. Как будто возвращается из гостей или припозднился после работы.
Турецкий с интересом прислушивался к Крупнину и одобрительно кивал.
– Ты прямо Шерлок Холмс и доктор Ватсон, вместе взятые, – наконец выразил он свое одобрение словами. Валера расплылся в довольной улыбке.
– А поквартирные обходы действительно пополнили нашу картотеку, только по этому делу результатов не дали.
– Я читал материалы. Чего только не узнаешь о людях, – перебил его Турецкий и заглянул за угол лифта в темную нишу. – Фонарик есть?
– Да, всегда ношу с собой. – И Валера вытащил из сумки, которая висела у него на плече, китайский фонарик.
– Он ее здесь ждал, – уверенно сказал Турецкий, выключая фонарик и возвращая его Валере.
– Размер обуви определили? – В Валере проснулся его обычный азарт.
– Легко, – усмехнулся Турецкий – несмотря на то что кто-то своей лапой залез в самую гущу вековой пыли. Спасибо нашим уборщицам, которые ленятся убирать в укромных уголках. Размер обуви сорок седьмой.
– Точно, – восхитился Валера. – А лапа моя, я тогда на корточках сидел, когда следы снимал. Равновесие потерял, на руку оперся... Вот мои пальчики и засветились.
– Вместе с ладошкой, – усмехнулся Турецкий. – Да ладно, не тушуйся, с кем не бывает, – заметил он смущение Валеры. – Главное, размер обуви тот же, что и в предыдущих случаях. Поехали к Гоголеву, есть соображения...