– Так кому вы рассказали? Какому Сергею?
Игнат попытался защититься от ее напора:
– Нас ведь не предупреждали, что сведения секретные!
– К вам нет претензий. Мне только необходимо знать, кто он. Необходимо!
– Зачем? Это имеет отношение к следствию?
– Да.
Неужели не ясно, что имеет? Иначе она не прибежала бы. Парень тянет время, ищет отговорки.
Игнат закурил, затянулся так, что запали щеки.
– Это порядочный, интеллигентный человек. Он не представляет для вас интереса.
– Чепуха какая-то! – вторил Афоня брату.
– Я должна его увидеть!
Кибрит не допускала возражений, от нее исходила властность и ребята невольно сдавали позиции.
– Очень странно, – пожал плечами Игнат. – Ну, хорошо, я попробую с ним завтра связаться.
– Нет, Игнат, надо ехать сию минуту! Внизу ждет машина.
Тот вскочил.
– Да вы смеетесь!.. Поймите, он наш друг. Он много делает для нас с Афоней. Никто нам столько не помогал! И ни с того ни с сего мы ворвемся к старому человеку с милицией! У него даже телефона нет, нельзя предупредить!
Нет телефона! Она едва сдержала радостное восклицание.
– Правда, неудобно, – жалобно морщился Афоня. – Я прямо не представляю…
– А главное, зачем? Невозможно же понять, вы ничего не объясняете!
Кибрит тоже поднялась. Впервые она так опростоволосилась, подвела друзей. Сейчас нужно вести себя предельно точно, ни единого опрометчивого слова. Осторожней с правдой, правда может их спугнуть. Она открыла рот и сказала правду:
– Наш тогдашний разговор стал известен преступнику.
– Немыслимо. То, что вы говорите, немыслимо! – Игнат топнул ногой, а Афоня шумно вдохнул и выдохнул, и хохолок на его макушке уперся в зенит.
– Отчего же, Игнат? Пусть он прекрасный человек, но он мог кому-то обмолвиться случайно. Поймите, преступник узнал, с какой стороны мы приближаемся!
Она подождала и бросила на весы последнее:
– Серов умер час назад. А убийца на свободе, он кинулся заметать следы!
Стало слышно, как шелестела во дворе липа, в комнату пахнул пыльный ветер, предвестник дождя. Игнат закрыл окно, зло дернул вверх шпингалет, постоял.
– Ладно, поедемте.
Квартира Сергея Филипповича ничем не выдавала характера жильца, потому что все в ней принадлежало не ему. Хозяева уехали на далекую стройку и сдали пожилому солидному человеку две смежные комнатки с кухней.
Никишины забегали сюда лишь однажды, когда старик лежал простуженный и просил купить ему кефиру.
Он и сейчас встретил их с бутылкой кефира и обрадовался – на долю секунды, пока не разглядел позади незнакомых людей, один из которых был в милицейской форме.
– Сергей Филиппович, ради бога, извините, что так получилось… товарищам было необходимо вас видеть… – заспешил Игнат, болезненно переживая неловкость положения.
– Что-то я не пойму: вы ко мне привели или вас сюда под конвоем? – он медленно, тяжело ворочал языком.
– Дело в том, что…
Пал Палыч отстранил Игната, выступил вперед.
– Позвольте, лучше я. Старший следователь Знаменский, – и протянул руку.
Сергей Филиппович перехватил бутылку, нехотя подал свою. Но пожатие не состоялось: следователь быстро повернул его ладонь к свету и увидел на ней след пореза.
– Зина!
Та, кошкой скользнув в тесноте передней, была уже рядом и жадно всматривалась в розовый еще, недавний шрам. Время пореза, расположение, форма – все совпадало. Вот он – «искомый гражданин». Нашли!
От торжествующего ее взгляда «искомый» прянул в комнату, но там уже неким образом очутился Томин и предупредил:
– Тихо, без глупостей!
(Пока они ехали сюда – против ветра, сорвавшегося с цепи, в струях летевшего горизонтально дождя, ехали бок о бок с ребятами в машине, – ничего практически не было сказано.
Зина подчеркнуто нейтрально сообщила, к кому они направляются – пожилой человек, друг Никишиных, – Игнат назвал адрес. Но по дороге шел переброс информацией, почти безмолвный – «м-м», «угу» И скупые жесты – и в результате было решено, что пожилой друг на подозрении и надо действовать соответственно).
– Ваши документы, – распорядился Пал Палыч.
– В кармане, гости дорогие, – Сергей Филиппович указал на пиджак, висевший на стуле.
– Какой карман? – спросил Томин.
– Правый внутренний.
Томин извлек паспорт, передал Пал Палычу, а тот Зине. Она достала лупу.
Все произошло столь стремительно, что Никишины, задохнувшиеся от изумления, лишь теперь обрели голос. Младший рванулся вперед.
– Сергей Филиппович, это недоразумение! Сейчас все разъяснится! – и возмущенно обернулся к Кибрит: – Уж от вас никак не ожидал!
– С удовольствием посмотрю, как вы будете извиняться! – едко добавил старший.
– Не торопитесь, Игнат. А получше у вас нет, гражданин Митяев?
– Чем этот не устраивает?
– Тщательная, но подделка.
Игнат сдавленно ахнул.
– Игнаша, в тебе пискнул обыватель. Документ есть документ, клочок бумаги, а человек есть человек. И человека ты знаешь. Согласен?
– Помолчите, Митяев, – вмешался Томин и, приподняв ему руки, обхлопал по бокам от подмышек до низа брюк. (В соответствии с инструкцией – «на предмет обнаружения оружия»).
– Почему с ним обращаются, как с преступником?! – взвился Афоня.
«Нам повезло. На сей раз чудо как повезло! – думала Кибрит. – А ребятам, конечно, не сладко».
Она ответила с сожалением:
– Для этого есть основания.
– Неправда! Вы даже не пытаетесь разобраться! Мы же ехали только спросить!
– Пожалуйста, спрашивайте, – предложил Пал Палыч, уже писавший постановление на обыск.
– Сергей Филиппович, понимаете, надо найти человека, которому стало известно про экспертизы. Мы на днях говорили – помните? – вы заинтересова…
В отчаянной надежде Афоня прижимал кулаки к костлявой мальчишеской груди. Сергей Филиппович открестился, не дослушав:
– Бог с тобой, Афоня, разве я упомню, кому мог рассказать!
– Но это очень важно!
– Теперь уже нет, – Знаменский кончил писать. – Вынужден произвести у вас обыск.
– Не имеете права без санкции прокурора!
– В случае экстренной необходимости имею. Распишитесь.
– Нет.
– Как угодно. Никишины побудут здесь, не возражаете?
– Категорически возражаю! Судя по всему, на меня повалятся идиотские обвинения. Не хочу, чтобы ребята их слушали. Они меня любят, будут зря переживать. Требую, чтобы их отпустили!
– Саша.
Томин понял, отправился добывать понятых.
Протестует. Еще бы. При них ему труднее врать. А соврет, так по ребятам удастся засечь. Пускай побудут для пользы следствия. И пускай все узнают из первых рук – для собственной пользы.
– Никишиных мы не держим. Но они вроде сами хотят разобраться, что к чему.
– Но я не хочу!
Афоня вцепился в угол стола.
– Никуда мы не пойдем, пока все не уладится. Верно, Игнат?
Старший с трудом разомкнул зубы:
– Мы останемся с вами, Сергей Филиппович.
Тот молчал, что-то обдумывая и решая. После первых секунд растерянности в передней он сделался обманчиво спокоен. Только рот непрестанно кривился, искажая звучание слов.
– Что ж… попробуйте остаться со мной, – проговорил он наконец, разумея нечто большее, чем простое их присутствие. – Но тогда давайте без слюней! Ясно? Без слюней!
Афоня закивал с готовностью. Кибрит покосилась на старшего: как он? Этот понял, что худшее впереди, совсем потемнел. Сейчас оба ненавидят ее, Пал Палыча, Шурика. Да, мы их немножко обманули, а что поделаешь?
– Сядьте, – сказала она. – Разговор будет долгий.
Братья сели на диван, Пал Палыч заполнял «шапку» протокола допроса.
– Назовите себя.
– Михеев.