Мурзавецкая . Позови ко мне Чугунова.
Павлин(у двери) . Вукол Наумыч, пожалуйте к барышне.(Мурзавецкой.) Идут-с.(Уходит в переднюю.)
ВходитЧугунов .
Явление девятое
Мурзавецкая ,Чугунов .
Чугунов . С праздником, Меропа Давыдовна.
Мурзавецкая . Здравствуй, Вукол Наумыч! Садись.
Чугунов . Ручку позвольте, благодетельница!(Целует руку и садится.) Присылать изволили?
Мурзавецкая . Посылала. Дело у меня важное, Вукол, дело большое; третью ночь я об нем думаю, да не знаю, как расположиться-то на тебя, поверить-то тебе боюсь.
Чугунов . Да разве у меня совесть подымется против благодетельницы…
Мурзавецкая . У тебя совести нет.
Чугунов . Нельзя совсем не быть, матушка-благодетельница. Все уж сколько-нибудь да есть.
Мурзавецкая(стучит костылем.) У тебя совести нет.
Чугунов . Ну, как вам угодно, как вам угодно, спорить не смею. Я только одно скажу: вы у меня после Бога…
Мурзавецкая . Лжешь.
Чугунов . И не знаю я за собой греха против вас.
Мурзавецкая . Потому что боишься меня, знаешь, что я могу тебя и с места теплого турнуть и из городу выгнать, — проказ-то немало за тобой; и придется тебе в волостные писаря проситься. Да ведь у меня недолго, я как раз.
Чугунов(встает и целует у ней руку) . Нет уж, благодетельница, не лишайте ваших милостей!
Мурзавецкая . Садись!
Чугунов садится.
Дело вот какое: брат мой, Виктор Давыдыч, отец Аполлона, имел дела с Купавиным, с мужем Евлампии.
Чугунов . Деньги занимали у Купавина, а больше никаких дел не имели-с.
Мурзавецкая . Да, занимал, и Купавин ему давал. А вот перед смертью братец стал бумажный завод строить, и не хватило у него денег; Купавин обещал дать, да и не дал.
Чугунов . Так точно-с.
Мурзавецкая . А если б Купавин не отказал?
Чугунов . Тогда ваш братец выстроили бы завод. Отчего ж на чужие деньги не выстроить?
Мурзавецкая . Да, выстроил бы и, по его расчету, за уплатой всех долгов нажил бы пятьдесят тысяч. Значит, виноват Купавин, что Аполлон нищий остался. Ну, надо правду сказать, Вукол, братец покойник прихвастнуть любил, я всегда ему только вполовину верила; так вот я теперь, может, и себя обижаю, а считаю за Купавиной только двадцать пять тысяч, а не пятьдесят.
Чугунов . Считать можно-с.
Мурзавецкая . Да и говорю везде, по всему городу славлю, что Купавины должны Аполлону, что они ограбили у меня племянника.
Чугунов . И говорить можно-с.
Мурзавецкая . «Можно» да «можно»! А чего нельзя-то, по-твоему?
Чугунов . Нельзя этих денег получить-с. Никто не обязан взаймы деньги давать-с, на это есть добрая воля. Хоть Купавин и не дал взаймы вашему братцу, а все-таки по закону взыскать с него за это ничего нельзя, потому что строят-то на свои…
Мурзавецкая . Ах ты, ворона! Да разве я глупей тебя? Разве я не понимаю, что по законам, по тем, что у вас в книгах-то написаны, тут долга нет. Так у вас свои законы, а у меня свои; я вот знать ничего не хочу, кричу везде, что ограбили племянника.
Чугунов . Ваша воля, вам запретить никто не может.
Мурзавецкая . Так ведь не сдуру же я. Как ты думаешь, а? Сдуру я, или у меня есть в голове что-нибудь?
Чугунов . Стало быть, есть.
Мурзавецкая . На совесть я на людскую надеюсь, все еще в совести людской не изверилась… Думаю: Евлампия женщина добрая, деликатная, не потерпит, чтоб про нее такой разговор был.
Чугунов . Полагаете, заплатит?
Мурзавецкая . Нет, не полагаю. Велики деньги, где ж заплатить! А мы мировую сделаем.
Чугунов . Сколько ж вы по мировой получить надеетесь?
Мурзавецкая . Ничего не хочу я получать; а женим Аполлона на ней, вот и квит. Из того только я и бьюсь, из того и сыр-бор загорелся, и разговор об долге пошел.
Чугунов(с испугом встает) . Матушка, матушка!
Мурзавецкая . Чего ты испугался?
Чугунов .
Ведь уж тогда вы, благодетельница, все управление в свои ручки возьмете?
Мурзавецкая . Разумеется, возьму.
Чугунов . А я-то куда же, благодетельница?
Мурзавецкая . А куда хочешь. Вот, очень мне нужно! Будет с тебя, нагрел руки-то.
Чугунов . Нет, матушка-благодетельница, нет, разве малость самую. Мне вот к усадьбишке пустошь прикупить хочется, рядом продается, три тысячи просят.
Мурзавецкая . Не жирно ли, Вукол?
Чугунов . И ни за чем бы я больше не погнался, на всю жизнь кусок хлеба, и кляузы брошу.
Мурзавецкая . Коли дело сделается, я тебе тысячу рублей дам, а остальные сам промышляй покуда, сколачивай как-нибудь, я тебе не судья. Только не больше; а две тысячи хоть и у Купавиной своруешь, так не бойся, ее не разоришь.
Чугунов . Только вы-то, благодетельница, не осудите, вы-то не осудите; а то никого мне не страшно, уж я себя не обижу.
Мурзавецкая . Ну, об тебе-то довольно толковать, ты меня-то послушай!
Чугунов . Слушаю, благодетельница.
Мурзавецкая . По-моему, всякая баба — дрянь, хоть ты ее золотом осыпь, все ей самой-то цена — грош. А Евлампия теперь с деньгами-то, пожалуй, очень высоко думает о себе: тот ей не пара, другой не жених.
Чугунов . Насчет этого я в их мысли проникнуть не могу-с.
Мурзавецкая . Я ведь девица старая, я мужчин разбирать не умею; может быть, Аполлон и в самом деле плохой жених; да, понимаешь ты, что я этого и знать не хочу; я своему родному добра желаю, а до нее мне и горя мало… так вот, если она заупрямится, надо нам с тобой, Вукол, придумать, чем пугнуть ее.
Чугунов . Будем придумывать, благодетельница.
Мурзавецкая . Ну, и думай! Как по-твоему, кому ты должен служить: мне или ей?
Чугунов . Никому, кроме вас, благодетельница.
Мурзавецкая . Вот и сослужи своей благодетельнице службу великую, избавь ее от заботы! Ведь иссушил меня племянничек-то.
Чугунов . Ничего-с, можно-с, не извольте беспокоиться. Я имею полную доверенность от Евлампии Николаевны, могу все дела вести и миром кончать.
Мурзавецкая . Ну, так что же?
Чугунов . Надо бы какой-нибудь счетец старый найти, или в книгах конторских нет ли каких расчетов, на чем вам претензию основать… да я поищу-с. Потом мы с Аполлоном Викторычем дело и кончим миром у мирового. Я какой вам угодно долг признаю, хоть во сто тысяч. Выдадут Аполлону Викторычу исполнительный лист, вот уж тогда дело будет крепко, таким документом пугнуть можно-с! Выходи замуж, а то, мол, разорю.
Мурзавецкая . Да, да, да… вот, вот, мне только того и нужно. Ну, да еще это дело впереди, может быть, и без того сладим. А заупрямится, так уж не взыщи… Что греха таить, я для своей родни криводушница.
Чугунов . А кто ж без греха-то? Кто похвалится, благодетельница?
Мурзавецкая . У Евлампии наличные деньги есть?
Чугунов . Как не быть, есть.
Мурзавецкая . Что ж она, забыла, что ли? Я ей не раз напоминала. Муж ее обещал дать мне тысячу рублей на бедных… да уж не помню, на словах он говорил или письмо было от него. «В завещании, говорит, я этих денег не помещаю, все равно, когда умру, вам жена моя заплатит». Кажется, было письмо. Ты смотрел в моих бумагах?
Чугунов . Раз пять пересматривал, на дом брал-с.
Мурзавецкая . Нет?
Чугунов . Нет-с.
Мурзавецкая . Жаль. Не верить мне она не смеет, а все-таки, пожалуй, поморщится.
Чугунов . Так что же-с, можно-с…
Мурзавецкая . Что «можно»?
Чугунов . Да письмо найти, коли оно нужно-с.
Мурзавецкая . Ведь уж ты искал?
Чугунов . Искал, да не там, где надобно; сдуру-то только время потерял даром.(Вынимает из кармана письмо и подает Мурзавецкой.) Вот извольте, матушка-благодетельница, нашлось.
Мурзавецкая(прочитав про себя письмо) . Его рука, его. Что такое? Уж не колдовство ли?
Чугунов . Как можно, благодетельница… грех этакий! возьму ли я на свою душу?..
Мурзавецкая .