И не желая омрачать совершенства их маленького рая, он не торопил ее с ответом. Ее муж изредка фигурировал в их разговорах в эти летние месяцы, но любое упоминание о нем вызывало у Ставра желание покончить с ним, а потому этой темы они тоже избегали.
Будущее казалось им слишком жестоким, а мгновения, проведенные вместе, слишком быстротечными. Они предпочитали жить в волшебном настоящем.
И не было для них более чудесного места на земле, чем этот их райский уголок, затерянный в лесу.
Глава 12
Приближался сентябрь, и Ставр больше не мог откладывать отъезд. Его люди уже давно находились в полной готовности, и их нетерпение росло с каждым днем. Войско Сигизмунда должно было выступить на юг меньше чем через две недели, и им придется активно использовать кнут и шпоры, чтобы прибыть к месту назначения вовремя. Дмитрий подчеркнул это, недовольно поджав губы, однако достаточно тактично, не упоминая, что они понапрасну теряют время из-за женщины.
— Да знаю, знаю я, — пробурчал Ставр. Он не упоминал Татьяну и не говорил, что он впервые в жизни полюбил по-настоящему. Все равно его людям этого не понять. — Я буду готов к завтрашнему дню.
Наутро он приказал разобрать шатры и закрыть лесной домик. Хотя его дворня и дружина вполне могли сами управиться с приготовлениями к отъезду, у него еще оставалось множество дел, которые он должен был решить лично. Татьяна с Зоей приехали —с ним в его усадьбу. Влюбленные не могли расстаться ни на минуту. Но между ними незримо маячил призрак неотвратимой разлуки.
Впрочем, когда они вернулись в усадьбу Ставра, постоянные хлопоты и заботы отвлекали их от мрачных мыслей. Ставр созвал старших слуг и распределил их обязанности на время его отсутствия. Затем он сложил и упаковал свои военные карты и ценные бумаги. Он написал письма семье и торговым агентам, сообщив им в общих чертах свой маршрут. Он собрал в доме деревенских старост, объяснив каждому его задачи. На протяжении всего дня Татьяна была рядом, оказывая посильную помощь, отчаянно пытаясь не плакать и не расстраивать его. Ставр иногда поглядывал на нее и улыбался или делал безобидные замечания, не желая показывать, что, возможно, это был последний день, который они проведут вместе.
Однажды она заметила ему, когда он проводил очередного посетителя из кабинета:
— Раз я мешаю тебе, то лучше уж уеду.
Он резко обернулся в дверях и сердито бросил:
— Ни в коем случае! — Он тотчас же извинился за резкость. — Даже и не думай о своем отъезде, — попросил он. — Хотя я с радостью увез бы тебя с собой.
Она прикусила нижнюю губу, чтобы удержаться от слез.
— Временами кажется, что мир слишком несправедлив к нам.
— Все будет хорошо, клянусь тебе. — Он наклонился, взял ее лицо в свои руки и нежно поцеловал. — Ни один фанатик веры не может чувствовать себя более убежденным в этом, чем я, — заверил он ее. — Мы будем всегда вместе, ты и я.
— И Зоя.
Он выпрямился и улыбнулся:
— И наша любимая Зоя.
Уже было совсем поздно, когда все мелочи были улажены, последнее письмо отправлено. Остатки ужина еще были на столе, свечи догорали. Он вытер лоб рукой и откинулся в кресле.
— Ну, все, я думаю. — Взглянув на Татьяну, свернувшуюся калачиком в кресле, он улыбнулся. — Без тебя я не смог бы все это осилить. Ты никогда не думала о жизни служащего?
— Разве что с тобой. — Она улыбнулась. — Впрочем, обычно я целыми днями занималась усадьбой.
— А в это лето я помешал тебе.
Она покачала головой.
— Я сама выбрала то, чем занималась летом.
— Да, — прошептал он, ласково взглянув на нее. — Так , же, как и я.
— По-моему, мы сделали хороший выбор, — промолвила она.
— Ночь почти прошла, — хрипло произнес он, словно намекая на что-то.
— Не совсем.
Он усмехнулся.
— Ну, тогда…
Она встала и чуть кивнула в его сторону.
Он тут же поднялся, взял ее за руку и повел вверх по лестнице.
Они занимались любовью, едва не плача, не в силах отогнать мысли о том, что, возможно, это их последняя ночь. Он был бесконечно нежен, а она едва сдерживала слезы. И оба старались сохранить на ждущее их тревожное будущее это жгучее ощущение, прикосновение и запах друг друга.
И когда пролетели последние часы, он крепко обнял ее, не желая оставлять одну.
— Поехали со мной, — зашептал он, впрочем, не в первый раз. — Я найду тебе квартиру в Кракове. Ты будешь в безопасности. Обещаю тебе.
— Я не могу. И ты знаешь это. — Сколько раз уже ей страстно хотелось сказать «да». —. Вот когда ты вернешься весной, я уеду с тобой.
— Митрополит не сможет помочь тебе, — возразил он. — Он не пойдет против воли царя.
— Я все же надеюсь. — Она все еще сохраняла оптимизм. Или, скорее, была не готова пренебречь обычаями окружающего мира. Православная церковь в отдельных, правда, очень редких, исключительных случаях признавала развод. Почему бы этому не произойти с нею?
— По мне так все равно, разведена ты или нет.
— Я знаю. — Но это имело значение для нее, поскольку она хотела сама избавиться от своего мерзкого мужа и выйти замуж за человека, которого любила. Возможно, это было слишком романтичной надеждой, но ведь она была молода и наивна.
— Мы могли бы пожениться в Кракове, прежде чем я отправлюсь в крымский поход. Кто из нас мудрее?
Православная церковь не имела власти в католической Польше.
Она тихо вздохнула.
— Я окажусь мудрее, дорогой. Пожалуйста, дай мне хотя бы попытаться получить развод. Митрополит Псковский имеет большое влияние при дворе.
— По-видимому, все-таки недостаточное, раз он не смог уберечь тебя от этого гнусного, развратного Шуйского.
— Давай не будем ссориться. — Отношение к ней ее мужа всегда было болезненной темой для Ставра. — Если митрополит не сможет помочь, я уйду с тобой по весне — просто… со спокойным сердцем. — Она коснулась его губ, стараясь выпить его горечь. — Ну пожалуйста, дорогой, будь ко мне снисходителен.
Как и всякий раз, когда они спорили о ее браке, Ставр уступил, потому что он любил ее и знал, как важно для нее, чтобы ее любовь не приходила в противоречие с ее принципами. Она так мало знала об этом бессовестном мире! И все еще верила в справедливость и правосудие.
Хотя не было никаких гарантий, что он сможет приехать в Краков во время военной кампании или вернуться вообще, в своем доме она будет чувствовать себя более свободно, чем в Польше.
— Прости меня. Конечно же, ты права. Пожелаю тебе удачи с митрополитом. — С сердцем, переполненным любовью, он нежно поцеловал ее. — Я вернусь, когда зацветут вишни, — прошептал он, стремясь надолго запомнить ощущение ее вкуса и запаха.
— Как бы мне хотелось, чтобы тебе не надо было уезжать! — На ее глазах появились слезы. Она знала, какие опасности ожидали его.
— Это же всего несколько месяцев, и я вернусь даже раньше, чем ты думаешь, — утешал он, утирая ее слезы. — Не плачь.
— Я не буду. — Но она не могла удержать слез.
— Рад слышать это, — поддразнил он, а ее слабая улыбка воодушевила его. — Скажи мне, что тебе привезти с оттоманских базаров: шелковые наряды, драгоценности, рабыню, которая будет причесывать и умывать тебя?
— Зачем мне рабыня, когда у меня есть ты? — Она попыталась поддержать его шутливый тон.
Его улыбка была такой теплой, близкой и милой, она запомнит ее навсегда.
— Именно так я и подумал. Тогда, значит, шелка и драгоценности?
Она вдруг устала быть сильной, слезы хлынули горьким потоком.
— Мне не надо… подарков, — всхлипнула она. — Мне нужен только ты. Обещай, что будешь беречь себя.
— Обещаю, — солгал он, человек, который всегда вел своих людей в атаку. — Не тревожься.