— Я же здесь… Я позабочусь о тебе, я заставлю тебя кончить. Не плачь, дорогая. Видишь, мои пальцы уже раздвигают твои пухлые губки, уже проскользнули в твою влажную щель, они уже движутся вверх — расслабься, я не причиню тебе боли. Сюда… здесь. Видишь, я уже весь в тебе, совсем весь. Ты чувствуешь, как мои пальцы заполняют тебя, щекочут тебя? Сожми ноги покрепче вокруг моей руки, чтобы лучше чувствовать мои пальцы на клиторе, а пока ты будешь кончать, я буду сосать твою грудь. — Он приподнял руку. — Покажи мне твои соски.
Охваченная неутоленным желанием, она тут же повиновалась, подхватила свои груди и поднесла к его губам.
— Ага, отлично. — Он говорил нежным шепотом. — Такие прелестные и твердые соски. Ты крепко сжала ноги? Иначе ты не сможешь кончить.
Она немедленно подчинилась, крепко сжала бедра, чуть прогнувшись, чтобы усилить восхитительные ощущения, пронизывающие ее распаленную плоть.
— Мои пальцы возвращаются, — шептал он, — еще, еще глубже, — а губы снова поймали сосок. — Не слишком крепко? Подними грудь чуть повыше, чтобы я мог лучше ухватить ее губами. Я не слишком сильно прикусил сосок?
Она вся подалась навстречу его воображаемой руке, бедрами, задом, пытаясь достать ее…
— Ты чувствуешь влажное трение — мои пальцы уже совсем вошли в твое лоно? Ты чувствуешь, как я сосу молоко из твоей спелой, тяжелой груди? Мои пальцы шевелятся в глубине лона, а ладонь зажата губами твоей пульсирующей щели? Приподнимись мне навстречу — вот так, сейчас, отлично… а теперь подайся вперед грудью… у-у-м, тебе ведь нравится, верно? А теперь я понемногу вынимаю пальцы… не кричи, дорогая… не надо, ты можешь вернуть их снова.
Тс-с-с, тише. Вот так… Так-то лучше… я хорошо сжимаю? Глубоко? Нет? Теперь лучше? Ага, тебе хорошо, когда у тебя внутри четыре пальца. Погоди, погоди, я еще не кончил. Подожди.
Но она больше не могла. Не могла ждать.
И ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы усидеть на месте, а не, поддавшись чувственному порыву, опрокинуть, оседлать ее и глубоко вонзить свой член в трепещущее лоно.
Всему свое время… а пока он с обиженным видом, до боли сжав кулаки, смотрел, как постепенно смолкают ее придушенные крики и дыхание становится ровнее…
Она тем временем чуть приоткрыла глаза и тихо, едва дыша выговорила:
— Это нечестно.
— Согласен. — Угрюмо прищурившись, он рассматривал свое растрепанное, взъерошенное, раскрасневшееся сокровище.
— Этого мало.
— И это верно, — буркнул он.
— Ты злишься.
— Я стараюсь не злиться. И пытаюсь отнестись к этому с пониманием.
Она не смогла сдержать улыбку.
— И похоже, безуспешно.
Он что-то проворчал, уселся поудобнее в кресле и беззвучно проклял добродетель вообще и целомудренных женщин в частности.
Он не поднял глаз, услышав, что она встает со своего кресла, он чувствовал себя обманутым и был зол на себя.
— Мне кажется, что настал мой черед доставить тебе удовольствие.
Он поднял взгляд и обнаружил, что она стоит на коленях совсем рядом с милой проказливой улыбкой на лице.
— Я сейчас не в том настроении, чтобы играть в игрушки, — проворчал он, не сразу поддаваясь на милые улыбки.
— Я все еще до боли голодна. Разве ты не сможешь помочь мне с этим?
Он взглянул на огромный бугор на брюках, а затем снова на нее.
— С этим нет проблем.
— Может, мне лучше раздеться?
— Не уверен, что это так уж нужно.
— Мне это понравится даже в одетом виде?
— У меня никогда не было претензий на этот счет.
— Не говори так.
Его брови на какое-то мгновение взметнулись вверх, но он так и не улыбнулся.
— Тебе все равно понравится, будь ты одета или раздета.
— А может, мне больше понравится, если ты улыбнешься?
Он пожал плечами, но улыбка чуть тронула его губы.
— Если честно, я сказал бы «нет», но что касается тебя, — он вновь пожал плечами, — я уверен, что тебе больше по вкусу совокупление с улыбкой.
— Ну вот, теперь ты груб.
— Ты себе представить не можешь, под каким я сейчас давлением.
Она взглянула на его восставший член, и у нее захватило дух.
— Ты готов взорваться?
— Чертовски верно сказано.
— Вопрос только где?
— Сейчас это уже не важно. Я знаю где.
— В постели?
— Очень смешно.
— Что ж, я предпочла бы в постели. — С этими словами она поднялась и направилась к горе подушек на устланном коврами полу, на ходу развязывая тесемки на платье.
Она не сделала и нескольких шагов, как почувствовала, как сильные руки подхватили ее и она оказалась в объятиях Ставра.
— В первый раз это будет слишком быстро, но, черт побери, я с ума схожу.
— Уверяю тебя, ты не один такой. Я сама на грани помешательства.
Он вдруг остановился.
— Правда?
— Если я не почувствую твой красивый и большущий… э-э-э…
— Член.
— Спасибо. Во мне через несколько секунд, я просто умру от расстройства.
— А сейчас ты твердо уверена? Ведь если я начну, то уже не смогу сдержаться.
— И не надо.
Опустив ее вновь на пол, он бросил коротко:
— Не шевелись, — и в мгновение ока сорвал с нее платье и рубашку.
Она была настолько изголодавшейся, что специального приглашения не потребовалось. Упав на шелковые подушки, она завороженно смотрела на него.
— Если ты не окажешься проворнее, я сама стащу с тебя одежду.
С трудом оторвав взгляд от ее роскошной наготы, он пробормотал:
— И то верно, — и тотчас же избавился от одежды. — Прошу прощения заранее, — пробормотал он, устраиваясь у нее между ног, рукой раздвигая ее бедра. — В следующий раз будет поудобнее.
Но ему не было нужды оправдываться.
— Мне нравится именно так, — застонала она в тот самый момент, когда он входил в нее. — Только скажи мне, что надо делать.
Но ему не пришлось слишком многому ее учить, все получилось само собой, у нее оказалось врожденное чувство ритма. Она, к счастью, заводилась так же быстро, как и он, и столь же быстро достигала экстаза. А может, просто обоим пришлось чересчур долго ждать? И оба они насладились несколькими оргазмами подряд.
Правда, когда он кончал, он никогда не чувствовал, будто умирает. Зато она ощущала, словно это случилось в последний раз. Но как она могла бы иначе узнать, что лучше не бывает?
И до самого рассвета он сосал ее сочные груди, разделяя с Зоей ее пропитание. Захватив сосок, он одними губами довел ее до оргазма. Затем проделал то же самое с другим. Потом вновь занялся первым. И чтобы не быть несправедливым ко второму, снова сменил грудь. И так четыре раза. Четыре невероятных, неслыханных, грандиозных оргазма, сопровождавшихся громкими криками и стонами.
Ее крики привлекали внимание дружинников Ставра, но поскольку за ними в ночи не раздавался волчий вой — условный сигнал, они переглядывались с понимающими улыбками и засовывали мечи обратно в ножны.
Первая ночь на лесной даче послужила началом летнего блаженства. Дни были посвящены Зое, которая поразительно быстро росла этим летом благодаря заботам двух взрослых. Но ночи принадлежали им.
Молодого гетмана и прекрасную княгиню соединила глубокая любовь, на сон времени оставалось мало, что, впрочем, было вовсе необязательным.
Тимофей время от времени посылал записки, Ставр руководил своим хозяйством через дворецкого. Под каким-то вежливым предлогом он даже отменил приезд матери, чтобы не терять драгоценное время, проведенное с Татьяной. Ничто не было так важно, как их пылающая любовь.
Ставр хотел, чтобы они поженились, но Татьяна всегда отвечала уклончиво, когда он заводил речь о замужестве.