— Без обсуждений условий венчания или помолвки? — весело заявила она, входя за ним в спальню.
— Наш сын, возможно, будет против долгой помолвки, — шутливо продолжил он в том же духе, преодолев сомнения. Он закрыл дверь и оперся на нее спиной. — Что касается материальных условий брака, пусть все достанется тебе — мне все равно, пока у меня есть ты.
— Как мило. — Она прищурила глаза. — И неосмотрительно.
— Это не имеет значения в сердечных делах.
— Сердечное дело — в единственном числе, если не возражаешь.
— Конечно. Я мог бы потребовать того же от тебя. — Его улыбка при тусклом освещении показалась бледной. — И не обижайся. Вспомни, как мы встретились с тобой.
— Ты прав. Одно-единственное. Я согласна, — зарделась она.
— Итак, до утра. — Лукавая искорка промелькнула в его глазах. — Значит, у нас есть бездна времени…
— Абсолютно нет! — Она подняла руку в предостерегающем жесте. — Ты едва держишься на ногах. Тебе необходимо отдохнуть.
— А я так не думаю. — После того как он едва избежал могилы, сон не стоял в первых строках списка его приоритетов.
— Тебе нужно еще несколько дней, чтобы восстановить силы, милый, — мягко проговорила она, словно убеждая заупрямившегося ребенка. — Ты укладывайся, пока я распущу волосы, а потом мы обсудим этот вопрос.
Его охватило озорное веселье: надо было скакать две недели с самого Днепра, чтобы теперь спать одному.
— Мы, конечно, могли бы рассмотреть это сейчас, — пробормотал он, падая на постель. — У меня до сих пор не было случая обсуждать дела, занимаясь любовью. Ты всегда чересчур спешила.
— Очень смешно, — парировала она, усаживаясь за туалетный столик и стараясь не казаться не в меру самоуверенной. — Однако сейчас я никуда не тороплюсь, но ты слишком слаб, чтобы даже думать о подобных занятиях. Хотя бы один из нас должен быть практичным, здравомыслящим, наконец.
— Практичным… — повторил он, растягивая слово. — Интересное словечко. — Не то чтобы оно очень подходило для его первой ночи дома, но он хотел дождаться, когда она вытащит все свои заколки из волос. И пока свечи мерцали, а ночной ветер завывал среди деревьев, он чувствовал себя счастливейшим из людей, растянувшись на постели и наблюдая, как она вытаскивает янтарные шпильки и заколки из волос и снимает одну за другой драгоценности — жемчужные серьги и скифские кольца, золоченую цепочку для ключей с пояса, инкрустированный рубинами греческий крест с шеи. Она улыбнулась ему в зеркало, расчесывая волосы, и послала воздушный поцелуй.
Ловко подхватив его, он сделал вид, будто сунул его в карман.
— Ничего лучше быть не может в жизни, — прошептал он.
Повернувшись в кресле, она посмотрела на него, а глаза ее наполнились слезами.
— Я не знала, что можно быть такой счастливой. Я никогда не подозревала, что так может быть.
Его золотистые волосы, отросшие после болезни, были грубо острижены и торчали ежиком при свете свечи, худоба торса не слишком бросалась в глаза, скрадываемая тенью.
— Я чувствую себя просто в раю, когда ты рядом, милая Таня. — Он вернулся с самого края пропасти и знал это.
Слезы хлынули у нее из глаз.
— Я каждый день молилась об этом.
Он вдруг вскочил на ноги и в два шага оказался рядом, взял гребень у нее из рук, положил вниз и увлек ее в свои объятия.
— Я, наверное, услышал это, — прошептал он нежно, осушая поцелуями ее слезы.
— Ты не должен никогда, слышишь, никогда больше покидать меня.
Прозвучавший сквозь всхлипывания и сопение приказ вызвал слабую улыбку на его лице.
— Не волнуйся, любимая. Я ведь буквально выкарабкался из могилы, чтобы вернуться к тебе. И у меня нет ни малейшего желания вновь испытывать судьбу. — Вспоминая тот жуткий момент, он просыпался ночью в холодном поту.
— Из могилы? — Ужас отразился на ее лице.
— Я пришел в сознание от того, что комья грязи падали прямо на мое лицо.
Зловоние смерти вдруг снова ударило ему в нос. Отгоняя ужас, который всегда нападал на него при мысли об этом, он пытался говорить спокойно.
— Когда я понял, что меня закапывают заживо, я стал звать тебя, выкрикивая твое имя. — На щеке начался нервный тик при воспоминании о том, как он никак не мог привлечь внимание людей, закапывавших его живьем. Даже сейчас это вызывало у него невыразимую панику. — Мой крик был такой слабый, — продолжил он, взяв себя в руки, — что, как сказали потом закапывавшие меня люди, они меня не услышали бы, если бы не взглянули вверх на орла, кружившего у них над головами.
— Твой орел, — прошептала она.
— Наш орел.
— Он приносит нам счастье. Я помню каждую секунду того дня: улыбки, слова и прикосновения, любые желания. Он нашел тебя для меня и отправил домой. — Ее лицо было влажным от слез. — Хотела бы я знать это. Но никто не послал мне весточку. — Она бросила бы все свое хозяйство и отправилась за ним хоть на край света.
— Это было слишком опасно, — объяснил ей Ставр, кончиками пальцев утирая слезы с ее лица. — Люди, которые вытащили меня из могилы, никому не сказали из страха, что их обвинят в моей смерти. Да и когда я в конце концов пришел в себя, я не знал… — Он замолк, не желая упоминать ни имени ее мужа, ни рассказывать об их смертельной схватке. Она могла посчитать себя виновной.
— Ты не знал, не, ищет ли он все еще тебя.
Ставр кивнул.
— Я спросил о тебе лишь сегодня в последней деревне, через которую проходил, и узнал, что он уехал.
— Он умер от ран на обратном пути.
— Что ж, я рад.
По ее телу пробежала легкая дрожь, словно ее коснулись демоны из прошлого, но она тут же взяла себя в руки. Она вздернула подбородок.
— Я должна была сама найти способ, как избавиться от него.
— Понимаю. — Ставр не продолжил: «Но только если бы царь позволил тебе, а также двор, да и сам Шуйский». — Духи были добры к нам, — сказал он, оставив при себе эти мысли.
— Тебе нельзя больше искушать их и снова идти на войну.
— А я и не пойду. — В его голосе прозвучала твердая решимость.
— И ты будешь принадлежать только мне одной, весь без остатка, мой господин, — произнесла она шутливо в надежде прогнать мрачное выражение, появившееся на его лице.
Мгновение ушло у него на то, чтобы привести в порядок свои чувства, и еще одно, чтобы изобразить на лице ленивую улыбку.
— Считай меня в полнейшем твоем распоряжении, дорогая, — протянул он. — Годным для использования в любых целях и любым способом…
— Я не имела это в виду, — покраснела она. — Ты еще недостаточно оправился от ран, чтобы…
— Я уверен, что смогу собраться с силами, — прервал он ее тихим бархатным голосом.
— Это тебе так кажется, — дрогнула она. — Ты уверен? Нет! — Она перевела дыхание, пытаясь задавить мерцающий жар, свивший гнездышко под ложечкой в желудке, напоминая себе, что у них для этого впереди целая жизнь. — Нет, сейчас нам нельзя, — строго заявила она, отталкивая его.
Со снисходительной улыбкой он позволил ей отступить на шаг. Он тоже понял, что время теперь было не в цене.
— Я же не инвалид, дорогая. — Он подошел к кровати и начал расстегивать воротник своей мужицкой косоворотки. — И не хочу спорить с тобой в первую же ночь моего возвращения, но очень надеюсь, что ты передумаешь.
Он стоял у постели, собираясь раздеться, такой высокий и красивый, широкоплечий, очень похудевший, но так неотразимо соблазнительный, что она почти захотела отбросить все свое благоразумие и угрызения совести.
Пуговицы были расстегнуты, он поднял взгляд.
— Придется мне опередить тебя и раздеться первым. — Его улыбка была воплощением искушения.