Наступила еще одна долгая пауза. Саймон вертел в руках пустой стакан. Он вовсе не походил на негодяя. Я же задал себе вопрос: не ханжество ли требовать от друзей безукоризненной честности? Я все еще рассматривал его как друга и не мог поверить, что он специально платил Билли за то, чтобы тот задал мне жару. Нет, конечно, Билли просто ненавидел меня за мою родословную. Но с этим вполне можно жить.
— Ну, так что же ты собираешься предпринять? — спросил Саймон.
И я, и он прекрасно знали, что, если начнется расследование, его песенка будет спета: в разных банках и правительственных учреждениях осталось слишком много его следов, и тюрьмы ему не миновать.
Я слез с табуретки и, выпрямившись, покачал головой.
— Ничего, — сказал я неуверенно.
— При условии, что мы завяжем?
— Не знаю...
Он судорожно улыбнулся и сказал:
— Ладно, Генри, мы договоримся.
Мы вышли из пивной и снова зашагали по слякоти. Но теперь все переменилось. Доверия между нами не было и в помине. Он, похоже, думал и гадал, сдержу ли я слово и буду ли помалкивать, а я знал, и мне было от этого противно, что он будет заниматься мошенничеством независимо от обещаний. Конечно, гнедая кобыла больше путешествовать не будет, но у них имелась вторая лошадь, которую я так и не вычислил. Если действовать аккуратно, из этой операции еще можно выжать неплохую сумму, а Саймон был человек аккуратный.
...Расписание полетов в его последнем варианте не включало никаких командировок в Милан до следующей среды. Впрочем, и других поездок запланировано не было, кроме двух морских перевозок — мы посылали кому-то пони для игры в поло, но это ко мне отношения не имело. Я постучал в дверь Ярдмана, зашел и спросил, не могу ли я взять выходные на остаток недели. Как говорил Конкер, надо отстаивать свои права.
— Значит, у нас только в среду Милан, — задумчиво проговорил Ярдман. — Ну, разумеется, мой дорогой мальчик, разумеется. Гуляйте. Но вдруг возникнет что-то срочное? Я надеюсь, вы не будете возражать, если тогда я к вам обращусь?
— Нет, конечно.
— Превосходно, превосходно. — Он сверкнул стеклами очков, повернув голову к окну. На его лице натянулась кожа, и возникло нечто вроде улыбки — улыбки скелета. — Значит, вам все еще не надоела эта работа?
— Нет, что вы, — вежливо отозвался я.
— Очень хорошо, даже очень хорошо. Я должен со своей стороны заметить, что вы неплохо справляетесь, очень даже неплохо. На вас можно положиться. Это вне всякого сомнения.
— Благодарю вас, мистер Ярдман... — Я не был уверен, что внутренне он не подсмеивался надо мной. Интересно, когда же он поймет, что я не отношусь к этой работе как к большой шутке, каковой полагают ее все остальные.
Я написал письмо Габриэлле, где сообщил о своем приезде в следующую среду, и поехал домой, попеременно думая то о ней, то о Саймоне, чередуя приятные мысли с неприятными.
Дома я нашел записку с просьбой позвонить отцу Джулиана Текери, что я и сделал. Мистер Текери сообщил, что прогноз погоды благоприятный и, похоже, в субботу скачки состоятся. Он планировал заявить неплохую лошадку в Уэзерби и хотел знать, не соглашусь ли я на ней выступить.
— Согласен, — сказал я. — С удовольствием.
— Вот и отлично! Она прекрасная кобылка, настоящий боец. В ней и силенок и резвости хватит, чтобы обойти очень даже многих! И прыгучесть у нее в порядке.
— В Уэзерби высокие барьеры, — хмыкнул я.
— Она их слопает, — с жаром сказал Текери. — Она в хорошей форме. Мы устроили ей пробный галоп на одну милю и думали — выдохнется, потому что из-за снега она долго не работала, но и в конце она неслась, как паровоз.
Перерыв пошел ей на пользу.
— Приятно это слышать, — отозвался я.
— Лошадка что надо, — сказал мой собеседник. — Увидимся перед первой скачкой в весовой. Договорились?
Я сказал, что увидимся, и был рад возможности на законном основании убраться из дома, так как заметил письмо от Филлихоев, где они сообщали, что с удовольствием снова посетят наш дом на уик-энд. Увидев меня с письмом в руках, ко мне подошла моя сестра Алиса.
— В субботу я выступаю на ипподроме Уэзерби, — предупредил я ее, решив перехватить инициативу.
— Но в воскресенье... — начала было она.
— Нет, дорогая Алиса, — перебил я сестру. — У меня нет ни малейшего намерения жениться на Анджеле Филлихой, и потому нет смысла с ней встречаться. Разве мы не договорились, что мама не должна отлавливать для меня невест?
— Но, Генри, ты же должен на ком-то жениться... — возразила сестра.
— Я не останусь холостяком, можешь не беспокоиться.
— Ну, раз уж ты едешь на север, в Уэзерби, — сказала Алиса, — то, может, заглянешь к Луизе и немножко ее подбодришь?
— Подбодрить Луизу? — переспросил я.
Луиза, еще одна моя сестра, старше Алисы, жила в Шотландии, причем от нее до Уэзерби было примерно столько же, сколько от Уэзерби до нашего дома. Но не успел я продолжить, как Алиса сердито буркнула:
— Я же сказала тебе это вчера вечером. Разве ты не слышал?
— Боюсь, что нет, — сказал я. Похоже, я размышлял о гнедой кобыле и не расслышал.
— Луизе сделали операцию. Сегодня ее выписывают из больницы, и ей придется провести в постели еще недели две-три.
— А что с ней? — спросил я Алису, но она либо и сама не знала, либо не пожелала мне сказать. Я плохо знал Луизу, почувствовал, что в каком-то смысле ее общество все равно лучше общества Анджелы Филлихой, и потому согласился ее навестить.
Поскольку путь после скачек предстоял долгий, я решил приехать в Йоркшир в пятницу вечером и спокойно провести там субботнее утро. Поэтому я выехал на север после ленча и по обычаю решил завернуть в Фенланд.
Тотчас же меня за рукав ухватил Том Уэллс.
— Ну, Гарри, на ловца и зверь бежит. Ты-то мне и нужен. Как насчет небольшого полета завтра? Двух тренеров и жокея из Ньюмаркета в Уэзерби, а?
— Извини, Том, — рассмеялся я, — не могу. Я заехал, чтобы отменить свой полет в воскресенье. Нужно навестить больную сестру, а она живет в Шотландии. Я как раз туда еду.
— Черт! — выругался он. — А ты не можешь отменить поездку?
— Боюсь, что нет.
— Можешь слетать в воскресенье на самолете, а? Бесплатно!
— Правда, не могу, — рассмеялся я.
— Что ж, придется отказать тренерам, очень жаль.
— Мне тоже. Нехорошо получается.
— Да уж, хорошего мало. Пойдем выпьем кофе.
Мы с час просидели в кафе, попили кофе, поговорили о самолетах, а потом я продолжил свой путь в Уэзерби, размышляя, что моя жизнь стала походить на цирковой номер: отныне мне придется изворачиваться, чтобы совмещать скачки, полеты, поездки с лошадьми и Габриэллу.
В Уэзерби проблески солнца сочетались с сильным ветром, но скаковая дорожка оказалась на удивление неплохой после недавнего снега. Кобыла Текери вполне соответствовала его описанию: мощная, гнедая, решительно никому не желающая уступать. Первые два барьера она взяла довольно осторожно, поскольку долго не выступала, но затем к ней быстро вернулась уверенность. Я давно не получал такого удовольствия от скачки. У барьеров кобыла обходилась без моей помощи, и лишь когда она не совсем точно рассчитывала дистанцию для прыжка, мне приходилось ее поправлять — и это не вызывало у нее никакого протеста.