Потребовалось
несколько таких ресторанных свиданий, чтобы понять, чего хочет Жан-Клод, – даже не хочет, а что ему почти необходимо. Я была человеком-слугой Жан-Клода. Я
носила три его метки. Одним из побочных эффектов третьей метки была его возможность получать поддержку, подпитываться через меня. Например, если бы он был в
длительном морском путешествии, ему бы не пришлось питаться от кого-то на корабле. Определенное время он мог жить через меня. И он мог пробовать еду через
меня.
Это был первый раз за почти четыре сотни лет, когда он мог почувствовать вкус пищи. Я должна была есть для него, а он – наслаждаться вкусом. Это было
ничтожной возможностью по сравнению с остальными, которые он получал от нашей связи, но казалось, что это доставляет ему наибольшее удовольствие. Он заказывал
блюда с почти детским ликованием и наблюдал, как я ем, ощущая тот же вкус. Наедине он переворачивался на спину, как большая кошка, прижимая руки ко рту, будто
пытаясь не упустить ни одного оттенка вкуса. В эти моменты он был очень милым. Он был роскошным, чувственным, но милым – очень редко. За шесть недель наших
трапез я набрала фунта четыре.
Он скользил рукой по спинке моего стула, и мы вместе читали меню. Он наклонился достаточно близко, чтобы его волосы касались моей щеки. Запах его духов…ах,
простите, одеколона!.. ласкал мне кожу. Но если то, чем пахло от Жан-Клода, было одеколоном, то “Brut” можно было считать просто аэрозолем от тараканов.
Я чуть отодвинула голову от ласки его волос, отчасти потому, что ощущение его так близко было единственной мыслью, которая меня занимала. Возможно, если я
приму его приглашение жить с ним в Цирке, часть этого наваждения рассеется. Но я в рекордные сроки сняла целый дом посреди пустого пространства, так, что
соседей бы никто не пристрелил – одна из причин, почему я переехала из своей последней квартиры. Я терпеть не могла дома. Я не тот тип девушки.
Кружевная окантовка его пиджака царапала мои обнаженные плечи. Он положил руку мне на плечо, поглаживая кожу самыми кончиками пальцев. Его нога коснулась
моего бедра, и я вдруг поняла, что ни черта не слышала из того, что он говорил. Я смутилась.
Он замолчал и посмотрел на меня, пристально вглядываясь своими необычайными глазами.
– Я объяснял тебе мой выбор меню. Ты что-нибудь расслышала?
Я покачала головой.
– Прости.
Он рассмеялся, и по моей коже словно пробежало его дыхание, теплое и скользящее вглубь тела. Это были вампирские штучки, но низкого порядка, и они стали для
нас прелюдией, когда мы были на людях. Наедине мы проделывали штучки совсем другого толка.
Он прошептал, наклонившись к моей щеке:
– Не извиняйся,
ma petite. Ты знаешь, что мне доставляет удовольствие, если ты находишь меня… пьянящим.
Он снова рассмеялся, и я оттолкнула его от себя.
– Иди на свою сторону стола. Ты был здесь достаточно долго, чтобы выбрать, чего хочешь.
Он покорно передвинул стул на свое место.
– У меня уже есть, что я хочу,
ma petite.
Мне пришлось опустить глаза и не встречаться с ним взглядом. Жар заливал мне шею и лицо, а я не могла ничего поделать.
– А если ты имеешь в виду, что я хочу на ужин – это другой вопрос, – сказал он.
– Ты просто заноза в заднице, – сказала я.
– И во многих других местах, – сказал он.
Я не думала, что смогу покраснеть еще больше. Оказывается, я ошибалась.
– Прекрати.
– Мне нравится думать, что я могу вогнать тебя в краску. Это очаровательно.
Его тон заставил меня улыбнуться.
– Это не то платье, чтобы быть очаровательной. Я бы предпочла – сексуально и утонченно.
– Разве ты не можешь быть такой же очаровательной, как сексуальной и утонченной? Неужели есть какое-нибудь правило, которое запрещает соответствовать всем
трем определениям?
– Ловко, очень ловко, – сказала я.
Он распахнул глаза, стараясь казаться невинным и побежденным. В нем было много всякого, но невинность туда не входила.
– Ладно, давай договариваться на счет ужина, – сказала я.
– Ты так говоришь, как будто это бремя.
Я вздохнула.
– До того, как ты появился, я считала пищу чем-то, что ешь, чтобы не умереть. Я никогда не была так очарована едой, как ты. Для тебя это почти фетиш.
– Вряд ли фетиш,
ma petite.
– Ну, тогда хобби.
Он кивнул.
– Пожалуй.
– Так что говори, что тебе хочется из меню, и будем договариваться.
– Все, что нужно – чтобы ты просто попробовала все, что заказано. Тебе не обязательно все это съедать.
– Нет уж! Никаких “попробовала”! Я набрала вес. А я никогда не толстела.
– Прибавилось всего четыре фунта, как мне сказали. И хотя я усердно ищу эти призрачные четыре фунта, но нигде не могу их найти. Теперь ты весишь ровно сто
десять фунтов, так?
– Правильно.
– О,
ma petite, ты становишься гигантом.
Я посмотрела на него, и взгляд был совсем не дружелюбным.
– Никогда не шути с женщиной о ее весе, Жан-Клод. По крайней мере, не с американкой двадцатого века.
Он широко развел руки.
– Мои глубочайшие извинения.
– Когда извиняешься, постарайся не улыбаться так широко. Это портит весь эффект, – сказала я.
Он улыбнулся еще шире, пока не показались самые кончики клыков.
– Постараюсь запомнить это на будущее.
Вернулся официант с моими напитками.
– Хотели бы вы заказать, или вам нужно еще несколько минут?
Жан-Клод взглянул на меня.
– Несколько минут.
Мы приступили к переговорам.
Через двадцать минут у меня закончилась кола, и мы определились с тем, что мы хотим. С ручкой наготове и надеждой в глазах вернулся официант.
Я победила в части аперитива, так что его мы не заказали. Отказавшись от салата, я позволила ему заказать суп. Луковый суп-пюре был не таким уж большим
испытанием. И мы оба захотели бифштекс.
– Только небольшой, – сказала я официанту.
– Как бы вы хотели, чтобы его приготовили?
– Половину – прожаренным, половину – с кровью.
Официант моргнул и переспросил:
– Простите, мадам?
– В куске где-то унций восемь, правильно?
Он кивнул.
– Так разрежьте кусок пополам, и сделайте один кусок прожаренным, и другой – с кровью.
Официант нахмурился.