- Вообще-то я сказала - на колени, - задумчиво произнесла Афина. - Но если уж ты занял такую удобную позицию, то можешь поцеловать мне ноги. Или нет, не так. Ты можешь осквернить своим прикосновением мои сандалии.
И тотчас в поле моего зрения оказалась ее ножка, обутая в боевую сандалию. Ножка была симпатичная, правда, немного не женского размера.
- Я не поклонник таких отношений, - сказал я.
Резкий металлический звук - и острие ее меча, приложенное к моей шее. Довольно ощутимо. Больно, хоть кровь еще не идет. Однако одно мое резкое движение, и я лишусь головы.
- Я жду, смертный, - напомнила она и усилила давление на меч.
Вот и кровь. Струйка теплой жидкости побежала мне за воротник.
Да что она себе возомнила? Сейчас, между прочим, не четырнадцатый век до нашей эры. Как это можно квалифицировать? Сексуальное домогательство на рабочем месте? Действие, унижающее честь и достоинство другого человека?
На вкус сандалии оказались вполне обычными. Запах кожи, чуть соленые… Не знал, что богини потеют.
- Ну вот, - сказала она, убирая меч от моей шеи. В голосе ее присутствовали нотки разочарования. - А я думала, что ты герой. А ты - обычный смертный, и жизнь тебе дороже.
Хотелось придумать какой-нибудь остроумный и язвительный ответ, но из того положения, в котором я находился, сделать это было невозможно. Да и чего язвить теперь-то?
- Мы еще увидимся, раб, - сказала она и вошла в туннель времени.
Сука.
Самая настоящая древнегреческая сука. Если такова у греков богиня мудрости и защитница городов, то за каким фигом им сдались еще и фурии?
Я заперся в мужском туалете. Заклеив порез лейкопластырем, я уже в четвертый раз чистил зубы, но все равно никак не мог выбросить из головы это ощущение. Мой язык, лижущий чужую обувь. Как собака, лижущая ноги строгой хозяйки.
Сука.
С другой стороны, а что мне было делать? Умереть?
Какой-нибудь Геракл или Ахилл, Одиссей или Диомед ни за что не стали бы целовать богине сандалии, хотя это и их собственная богиня.
Мне было гнусно. Меня никогда в жизни так не унижали. И кто? Древний идол, пылящийся на задворках коллективной памяти человечества. Точнее, еще недавно там пылившийся.
Сейчас идола достали, стряхнули с него пыль, может быть, немного подретушировали и готовы представить всеобщему вниманию.
Какие же мы идиоты!
ГЛАВА 18
Полковник Трэвис
Война длилась бы куда меньше времени, если бы не постоянные перемирия, выпрашиваемые то троянцами, то ахейцами. Впрочем, в этом была и своя логика. Мертвые тела надо убирать с поля боя. Много ли навоюешь среди трупов?
На этот раз перемирие не было связано с уборкой трупов и просили о нем ахейцы, а не троянцы. Конечно, осажденные согласились. Во-первых, это была очередная отсрочка нависшего над ними смертного приговора, а во-вторых, повод был воистину достойный. Еще бы, ведь богоравный Ахиллес, сын Пелея, женится на дочери богоравного Агамемнона, сына Атрея.
Я никак не мог взять в толк, зачем Ахиллесу, потенциальному богу, нужна эта свадьба с дочерью простого смертного. Он не любил Ифигению и в первый раз увидел ее уже в Троаде. Опять же вряд ли ему дадут забрать ее с собой на Олимп.
А может быть, Пелид просто подготавливал себе запасной вариант. Не получится пробиться на Олимп, тогда он сядет на трон в Микенах. Если, конечно, Аполлон его раньше не уконтропупит. Или Одиссей.
Или Одиссей. Или Гектор. Или еще кто-нибудь. Недоброжелателей у потенциального олимпийца хоть отбавляй.
Свято место пусто не бывает, сказал Зевс. Но если место павшего от руки Диомеда Ареса он застолбил для Пелида, то кого он прочит в преемники Аполлона? И зачем ему вообще смерть еще одного своего сына?
Считается, что пути богов неисповедимы, но эти боги были слишком похожи на людей. Заговоры, удары в спину, убийства чужими руками…
Диомед догадывался, что мы с Одиссеем знаем о заказе Зевса на Патрокла, однако никогда не упоминал этой темы вслух, поэтому молчали и мы. Одиссей пытался обсудить это со мной, когда мы остались наедине, но я не стал выкладывать ему свои соображения.
Хотя, на мой взгляд, определенная логика в действиях Громовержца прослеживалась.
Ахилл был бешен в бою, и единственным сдерживающим его фактором был Патрокл. Патрокл выводил Пелида из боевого безумия, на Патрокла у Ахилла никогда не поднималась рука, Патрокл мешал сыну Пелея стать богом, и потому Патрокл должен был умереть. Конечно, с просьбой убить Патрокла было бы логичнее обратиться к кому-нибудь из троянцев, но именно Зевс обрек их город на гибель, а потому не думаю, чтобы там серьезно отнеслись к его волеизъявлению.
Греки спорили со своими богами. Не всегда повиновались им. И даже убивали их. Воистину, это были интересные времена, о которых лучше слагать легенды, нежели в них жить. Времена героев.
Естественно, что благородные герои-ахейцы просто не могли не пригласить на свадьбу благородных героев-троянцев. Приам не явился, сославшись на свой возраст и болезни, зато прислал целый воз с дарами и кучу своих сыновей во главе с Гектором и Парисом.
Парис веселился вовсю, стараясь не встречаться взглядами с Менелаем, а троянский лавагет пил мало, зато вовсю глядел по сторонам, оценивая состояние ахейского войска
Вряд ли увиденное ему понравилось. Недавно прибыли свежие подкрепления из Эллады, воины были уверены в скорой победе и не скрывали желания пограбить богатый город. Провизии было в изобилии, среди вождей временно царили мир и согласие, Ахилл лобызался с Атридами и тискал пухлую Агамемнонову дочку.
Юный Орест был мрачен. Он был не дурак, как и его отец, и ясно понимал, чем для него лично чреват брак его старшей сестры.
И хотя старые распри были забыты, даже за праздничным столом гости разбились на группировки. Троянцы держались особняком, это понятно. Но и среди ахейцев образовались свои кланы. Старейший из вождей, Нестор, сидел рядом с двумя Аяксами и Калхантом, прорицателем. Диомед и Одиссей наслаждались обществом друг друга и критского пирата и ни с кем более не разговаривали. Вожди рангом пониже вились вокруг Атридов и Ахилла. Чувствовали, за кем сейчас сила, и старались не упустить момент.
Под самый конец пира, когда все упились и ахейцы лезли брататься с троянцами, Гектор едва заметно кивнул мне и вышел из шатра. Догнал лавагета я уже на побережье.
- Скоро конец, - сказал Гектор. - Отец настаивает, чтобы мы продолжали встречать врага в поле. Еще две-три битвы, и у нас не останется воинов, чтобы защитить город.
- Ты думал над моими словами?
- Много раз. Я даже говорил с отцом о том, что он слишком стар, чтобы править в столь тяжелые для нас времена. В ответ на это он обозвал меня трусом и объявил своим наследником Париса. А брат… столь же недалек в военных вопросах, как и отец. - В этой оценке Гектор сошелся с Агамемноном. - Похоже, для спасения города мне надо стать отце- или братоубийцей.
- И что ты решил?
- Делай что должно, и будь что будет.
- То есть ты останешься лавагетом и будешь выполнять приказы правителя, даже если видишь, что этот путь ведет к смерти?
- В нашей жизни все пути ведут к смерти, - сказал Гектор.