.
Он так долго твердил это слово, так старательно выговаривал его, что из
горлаунеговырвалсякакой-тоглухойзвук,итамплиерыудивленно
оглянулись на своего магистра.
Гнев, охвативший Жака де Молэ, еще когда их везли на повозке, не только
не угас, но рос с каждойминутой.Жилкинаввалившихсявискахбешено
пульсировали.
Ничего не произошло, никто не прервал кошмара, иуженевырветсяиз
толпы зевак отряд бывших тамплиеров. Неумолим приговор судьбы.
Заслушаны показания брата Юга де Пейро, каковойсообщил,чтонеофиты
обязаны были трижды отрекаться от Иисуса Христа...
Югом де Пейро звался брат генеральный досмотрщик. Он обратил к Жакуде
Молэ искаженное ужасом лицо и пробормотал:
- Брат мой, брат мой, когда же я это говорил?
Четыре сановных тамплиера, покинутые Богом и людьми,чувствовали,что
их словнозажалоогромнымитискамимеждутолпойисудилищем,между
королевскойвластьюивластьюцеркви.Каждоесловокардинала-легата
сжимало тиски, и одной лишь смертью мог окончиться этот кошмар.
Как до сих пор не поняли допрашивающие, хоть им и объясняли сотнираз,
что прозелитов обязывали пройти через обряд отречения, чтобыукрепитьих
дух на тот случай, если попадутсяониврукиневерныхмусульман,кои
заставляют отрекаться от веры Христовой.
Великий магистр испытывал неистовое желание схватить прелата за глотку,
надавать ему пощечин, сорвать с него митру и швырнуть ее наземь,задушить
его; и только мысль отом,чтоприпервомжедвиженииегосхватят,
удерживала Молэ на месте. Да и не только одного папского легата готовбыл
он растерзать на части, но и молодого Мариньи, этого красавчика с золотыми
побрякушками на голове, который со скучающимвидомоткинулсянаспинку
кресла. Но особенно ему хотелось добратьсядотрехсвоихотсутствующих
врагов: до короля, хранителя печати и папы.
Бессильная ярость, что тяжелеежелезныхцепей,застилалаеговзор,
перед глазами плыл пурпуровый туман. И однако должно же что-топроизойти.
Голова его кружилась, он боялся, чтовот-вотрухнетнакаменныеплиты
паперти. Он не замечал, что та же ярость охватилаШарнэ,чтоотрубца,
пересекавшего багровый лоб приора Нормандии, вдруг отхлынула кровь.
А папский легат прервал на минуту свою напыщеннуюдекламацию,опустил
длинный пергаментный свиток, потом снова поднес его к глазам. Онстарался
продлить столь редкостный спектакль. Чтение обвинительного заключения было
закончено, и легат приступил к чтению приговора.
- ...Принимая во внимание, что обвиняемые признали иподтвердилисвою
вину, суд постановляет приговорить их к пребыванию меж четырех стен,дабы
могли они искупить свои прегрешения слезами раскаяния. In nomine Patris...
[во имя Отца... (лат.)]
Чтение закончилось. Легатмедлилсестьнаместо,онстоясвернул
пергаментный свиток и вручил его писцу.
Первое мгновение толпа недоуменно безмолвствовала.Изстольдлинного
перечня преступлений естественно вытекала смертнаяказнь,иприговорк
"пребыванию меж четырех стен" - другими словами, к бессрочномузаключению
в темнице, в цепях, на хлебе и воде - поразил всех своим милосердием.
Изстольдлинного
перечня преступлений естественно вытекала смертнаяказнь,иприговорк
"пребыванию меж четырех стен" - другими словами, к бессрочномузаключению
в темнице, в цепях, на хлебе и воде - поразил всех своим милосердием.
ФилиппКрасивыйправильнорассчиталудар.Общественноемнение,
огорошенное таким приговором, примет его какдолжное,приметкакнечто
будничное развязку трагедии, которая будоражиластрануцелыхсемьлет.
Первый легатимолодойархиепископСанскийобменялисьелеприметной
понимающей улыбкой.
- Братья мои, братья мои, - заикаясь, бормотал брат досмотрщик,-так
ли я расслышал? Значит, нас не убьют! Значит, нас помиловали!
Глаза егонаполнилисьслезами;чудовищнораспухшиерукитряслись,
беззубый рот искривился, словно перед взрывом безудержного смеха.
Зрелищеэтойнеправдоподобнострашнойрадостивывелотолпуиз
оцепенения. С минуту ЖакдеМолэсмотрелнаполубезумноелицобрата
досмотрщика и думал, что некогда этот человек был отважен духом и телом.
И вдруг с вершины лестницы прогремел громовой голос:
- Протестую!
И так мощны были его раскаты, что в первое мгновение никто неповерил,
что вырвался этот крик из груди Великого магистра.
- Протестую противнесправедливогоприговораиутверждаю,чтовсе
преступления, приписываемые нам, вымышленные от начала до конца! -кричал
Жак де Молэ.
Казалось, вся толпа разом глубоко вздохнула.Судьизаволновались,не
зная, что делать. Кардиналы растерянно переглядывались.Никтонеожидал
такого конца. Жан де Мариньи вскочил с кресла. Куда девался егоскучающий
вид, лицо его побледнело как полотно, он выпрямился и дрожал от гнева.
- Лжете! - прокричал он. - Вы сами признались перед комиссиями.
Лучники, не дожидаясь приказа, сдвинули ряды.
- Я виновен лишь в одном, что не устоял против ваших посулов,угрози
пыток. Утверждаю перед лицом Господа Бога, который внемлет нам, что Орден,
чьим Великим магистром я являюсь, ни в чем не повинен.
И казалось, Господь Бог действительно внял Великому магистру, ибо голос
его, проникая под своды собора, отражалсяотстенего,эхомвырывался
наружу, будто кто-то незримо присутствующий в церковномприделеповторял
слова Жака де Молэ нечеловечески мощным голосом.
- Вы признались в содомском грехе! - кричал Жан де Мариньи.
- Признался под пыткой, - отвечал Молэ.
- ...под пыткой, - повторялголос,исходивший,казалось,изсамого
алтаря.
- Вы признались, что проповедовали ересь!
- Признался под пыткой!
- ...под пыткой, - эхом отозвалось из алтаря.
- Я отрицаю все! - крикнул Великий магистр.
- ...все, - прогремели своды собора.
И вдруг раздался новый голос. Это заговорилЖоффруадеШарнэ,приор
Нормандии, который тоже обрушился на архиепископа Санского.
- Вы воспользовались нашей слабостью, - сказал он. -Мыпалижертвой
вашего сговора, ваших ложных посулов.